Заманчивая мишень - Мэрфи Уоррен. Страница 12

Глава 6

В жаркой аппаратной под «Миром Сэма Бисли» Римо Уильямс блокировал тянущуюся к его горлу руку из нержавеющей стали.

Рука не была ни быстрой, ни сильной. Она столкнулась с широким запястьем Римо и замерла — стальная кисть сжималась и разжималась, словно царапающийся металлический цветок.

Уильямс убрал блок с запястья и схватил стальной кулак. Сжал пальцы. Металлическая кисть с жалобно жужжавшими сервомоторчиками попыталась разжаться. Но не смогла.

Римо поднял взгляд на экран — лицо настоящего Дяди Сэма Бисли напряглось.

Дядя Сэм раздраженно щелкал и щелкал невидимым тумблером.

— Смотрите, — сказал Римо.

И превратил кулак в ком стальной стружки.

Голова аниматронного Бисли дернулась и, щелкнув зубами, попыталась укусить Уильямса. Когда фарфоровые зубы коснулись волосков на запястье Римо, он резко опустил руку. Челюсть Дяди Сэма отлетела, оборванные провода отчаянно заискрили.

На экране челюсть у настоящего Бисли отвисла. Он закрыл рот, потом спросил:

— Из чего ты, черт возьми, сделан?

— Из копыт, из рогов и щенячьих хвостов, — ответил Уильямс и небрежно сбил аниматронную голову. Она полетела к экрану. Настоящий Дядя Сэм отпрянул от неожиданности. Голова врезалась в экран, он погас, повалил едкий дым.

Римо вновь обратил внимание на капитана Мауса.

— Где он?

— Я скорее умру, чем предам Дядю Сэма.

— Проверим эту теорию, — сказал Римо, ухватив капитана за запястье правой рукой.

— Один поросенок на рынок пошел, — произнес он, дернув указательный палец Мауса. Сустав издал легкий щелчок. — Другой поросенок домой повернул, — и сделал то же самое с мизинцем.

Маус, расширив глаза, глядел, как его пальцы поникают, будто увядшие лепестки цветов.

— В Волшебном Замке, — промямлил он.

Из скрытого динамика послышалось рычание Дяди Сэма:

— Маус, ты предатель.

— Но... но, — запротестовал Маус, лицо его исказилось, как нагретая восковая маска. — Я был вашим почитателем с раннего детства!

— Считай, что ты лишен мышиных ушей.

Капитан Маус свесил голову и зарыдал, как ребенок.

— Повзрослей, — бросил ему Римо. — Как лучше всего добраться отсюда до замка?

Маус продолжал рыдать. Уильямс обхватил его голову большим и указательным пальцами и стиснул виски. Верхние черепные кости капитана под редкими волосами стали выпячиваться вверх, он издал нечленораздельный вопль, который многое сказал Римо. За многие годы практики он научился понимать людей, когда выжимал правду из их черепов.

— Люквцентреполаприведетвастуда, — произнес Маус с неимоверной быстротой.

— Большое спасибо, — поблагодарил его Уильямс. — Побудь здесь, пока я не вернусь.

Но стоило Римо откинуть крышку люка в центра пола, как послышался негромкий хруст. Маус что-то разгрыз и обмяк в своем удобном кресле. Уильямс пожал плечами: одной проблемой меньше.

Алюминиевая лестница вела вниз, в прямоугольный, выложенный кирпичом туннель. В туннеле стояла мототележка. Что ж, это облегчало задачу. И Римо пустил тележку по туннелю, идущему совершенно прямо.

Доехав до конца, он соскочил с подножки на точно такую же лестницу, ведущую в точно такой же люк, и, когда поднялся до середины, услышал, как неуправляемая тележка врезалась в стену.

Когда Римо добрался до верха — высота лестницы не превышала трехэтажного дома, — послышалось гудение вертолета.

Через каменную нишу, где стоял привинченный болтами рыцарь в средневековых доспехах, Уильямс шагнул в коридор.

Гудение вертолета становилось громче. Доносилось оно с большой высоты, поэтому Римо пренебрег изящной лестницей, ведущей вверх, и вылез в окно. Стены замка были сложены из больших каменных блоков — ухватиться было за что, — и Римо вскарабкался по башенке, словно она для того и предназначалась.

Вертолет выглядел толстым зеленым лимоном с ярко-красной полосой и белоснежными винтами. Он уже поднимался со скрытой площадки, когда Уильямс влез на парапет и легко побежал к нему.

Он едва успел ухватиться за белоснежную лыжу и сжать кулак, как ноги его лишились опоры.

Вертолет накренился и повернул на запад.

«Мир Сэма Бисли» остался позади, внизу теперь проплывали поля и апельсиновые рощи.

Римо подождал, когда летчик ляжет на курс, а потом полез внутрь.

Он подтянулся на руках и зацепился пятками за лыжу. Маневр был проделан так искусно, что на равновесии красочной машины это не отразилось.

После того как он перебросил ноги через лыжу, нетрудно было нащупать ручку боковой дверцы. Римо распахнул ее и запрыгнул на заднее сиденье, не забыв захлопнуть при этом за собой дверцу.

— Подбросите? — беззаботно спросил он. Летчик оглянулся через плечо и побелел, словно привидение.

— Откуда вы взялись, черт возьми?

Римо заулыбался. Улыбка исчезла, когда он осознал, что на борту никого нет, кроме него и летчика.

— Где Дядя Сэм? — спросил Уильямс.

— Двадцать пять лет, как в могиле, — выпалил пилот.

— Слух хоть и распространенный, но неверный, — послышался обработанный фильтрами голос Дяди Сэма из динамика внутри кабины.

Раздался хлопок, от оси винта над головой Римо поднялся черный дымок, и турбина остановилась.

— Господи. Мотор заглох, — отрывисто произнес летчик, щелкая тумблерами.

Уильямс ударом ноги распахнул дверцу.

— Куда вы, черт возьми? — выкрикнул летчик во внезапно наступившей тишине.

— Наружу, — ответил Римо.

— Это же верная смерть.

— Как и свободное падение в этой громадной елочной игрушке.

— С нами ничего не случится, — отозвался пилот. — Несущий винт продолжает вращаться, действие его подобно парашюту. Называется авторотацией.

Римо на всякий случай дверь не закрыл. Вертолет плавно опускался, поддерживаемый тормозящим вращением винта.

Сел он на поле, примерно в десяти милях от «Мира Сэма Бисли».

Спрыгнув на землю, Уильямс увидел, как другой ярко раскрашенный вертолет поднялся со сказочного горизонта тематического парка, и понял, что его провели.

— Чей это голос прозвучал в динамике? — спросил летчик.

— Показался знакомым?

— Да.

— Лупоглазого Матроса, — ответил Римо.

Пилот молча вытаращился на него.

Он все еще таращился, когда его недавний пассажир уже шагал через бесконечное поле к ближайшему шоссе. Находилось оно довольно далеко, так что Римо шел к нему добрых двадцать минут и еще десять искал заправочную станцию с телефоном-автоматом.

Набрав фолкрофтский номер доктора Харолда В. Смита, он стал нетерпеливо топтаться на месте, ожидая, когда у того на черном блестящем столе зазвонит голубой телефон.

Хриплый голос в трубке прозвучал кисло.

— Римо, это ты?

— Да. Что случилось?

— Стреляли в Президента США.

— Черт. Рана тяжелая?

Голос Смита упал до шепота:

— Сообщают, что он убит.

Римо ничего не сказал. Он не был особым приверженцем нынешнего Президента, но, осмысливая эту новость, вдруг вспомнил, где был тридцать лет назад, когда услышал то же самое.

Он был на занятиях. В приюте Святой Терезы. Монахиня, имя которой Уильямс давным-давно забыл, вела урок английского языка. Раздался стук в дверь, вошла сестра Мария Маргарита, имя и лицо которой Римо не забыть до смертного дня, более бледная, чем обычно. Она вполголоса сказала что-то другой монахине, и та тоже побледнела.

Потом сестра Мария Маргарита негромким, хриплым голосом обратилась к классу:

— Дети, в нашего любимого Президента стреляли. Теперь нам надо молиться за него.

И затянула молитву.

Уильямс до сих пор помнил, что остался равнодушен. Он был достаточно большим, чтобы понять — произошло нечто ужасное, и слишком маленьким, чтобы эта весть могла его потрясти.

Когда же население известили, что молодой Президент скончался, уроки отменили и всех приютских повели в церковь. Отслужили мессу. В те дни мессы служили еще по-латыни.

Римо впервые увидел, как священники и монахини — единственные носители власти, каких он знал доныне, — плакали. Тогда это привело его в трепет, и теперь, три десятилетия спустя, он вновь ощутил нечто похожее на ту болезненную, гнетущую опустошенность.