Уик-энд на берегу океана - Мерль Робер. Страница 16

Сердце у Майа забилось как бешеное. Он сжал кулаки. Десять лет жизни он отдал бы не колеблясь, лишь бы сбить этот бомбардировщик. Он поискал взглядом оружие. В двух-трех шагах от него какой-то томми вскинул винтовку на плечо. Майа еле сдержался, чтобы не вырвать ее из рук англичанина. Томми палил так быстро, что не успевал как следует прицелиться. «Попади! – жарко молил Майа. – Пусть бомбардировщик рухнет нам на башку, лишь бы от оккупантов осталось мокрое место и от меня тоже, велика, подумаешь, важность!» Бомбардировщик летел теперь так низко, что гневные крики всех этих людей, должно быть, доходили до него. Продвигался он вперед как-то до странности нерешительно, переваливаясь с крыла на крыло, словно загребал в воздухе.

«Сгори! – жарко молил кого-то Майа. – Да сгори же, черт!» Над пляжем самолет начало кренить еще сильнее. Пулеметы и винтовки били по нему со всех сторон. Нечеловеческий, все заполняющий вопль висел над толпой. Самолет, казалось, застыл на месте, словно его винт внезапно перестал вгрызаться в воздух, и Майа почудилось нечто ни с чем не сообразное – будто бомбардировщик движется задом наперед, но иллюзия длилась не больше секунды. Внезапно самолет набрал скорость и исчез за домами. Выстрелы разом прекратились.

Наступившая тишина была столь глубокой, что казалась почти неестественной. Майа почувствовал разочарование, удивление, рассердился на себя самого. Хотел, видите ли, отдать десять лет жизни! На какую-то долю секунды он даже желал этого всеми силами души! Значит, есть все-таки в самой войне что-то завораживающее?

Все это время он простоял не шевелясь, и хотя был в одной рубашке, так взопрел, что на лбу выступили капли пота. Подняв глаза, он сразу обнаружил налево от себя то, что искал. Совсем рядом находилась розовая вилла, ярко-розовая в лучах солнца, та, о которой говорил ему Джебет. Он вошел. Прихожей не было. Прямо на главную аллею выходила большая застекленная комната – столовая, она же, очевидно, и гостиная. Стены были недавно выкрашены светлой краской, и большое зеркало над камином послушно отразило лицо Майа. Он вспомнил, что уже смотрелся в зеркало сегодня утром, в том доме, где стрелял в крысу.

Если судить по внешнему виду, то вилла не пострадала. Ее даже не успели разграбить. Очевидно, хозяева загодя вывезли часть мебели, а оставшаяся – столик, два кресла, четыре стула – была аккуратно сдвинута в угол.

В соседней комнате слышались голоса. Майа открыл дверь и очутился в крохотной полутемной кухоньке. У плиты какой-то томми орудовал кастрюлями. Стоял он спиной к двери. Другой томми, ярко-рыжий, – даже в полумраке кухни его волосы пылали костром, – церемонно сидел на кончике стула у белого деревянного стола. В руке он держал чашку и между двумя затяжками отхлебывал из нее маленькими глотками. Все прочие запахи заглушал приятный аромат чая и английских сигарет.

– Здравствуйте, – сказал Майа.

– …ствуйте! – ответил рыжеволосый, проглотив первый слог, словно произнести простое «здра» было для него непосильным трудом… А тот у плиты даже не обернулся.

Майа вошел в кухню, закрыл за собой дверь. Рыжий по-прежнему то выпускал струйку дыма, то делал небольшой глоток, словно от неукоснительного выполнения двух этих операций зависела вся его жизнь. По всему его облику чувствовалось, что это не просто вполне законная трапеза после тяжелой работы, а нечто большее, минута священного покоя. Однако сидел он на краешке стула в напряженной позе, выпятив грудь, расправив плечи. Словно на учении. Его рыжие волосы были коротко острижены над ушами.

– Могу ли я получить чашечку чая? – спросил Майа.

Рыжий, с видом оскорбленного достоинства, продолжал глядеть куда-то вдаль.

– Я не чаевар, – сухо ответил он.

С этими словами он поднес к губам чашку, и Майа успел рассмотреть на рукаве его куртки золотую нашивку, какую носят английские сержанты. Наступило молчание.

Очевидно, «чаеваром» был тот, другой, у плиты. Но Майа видел только его спину. А как-то нескладно адресоваться не к самому человеку, а к его спине.

– Не могу ли я получить чашечку чая? – повторил Майа, и ему самому стало смешно, так он старался, чтобы его вопрос дошел именно до спины.

Человек у плиты обернулся:

– Это вы мне говорите?

Он улыбнулся. Лицо у него оказалось симпатичное, молодое, все в веснушках.

– Да.

– О-о! – протянул чаевар.

Он круто повернулся и снова стал возиться у плиты.

Воцарилось молчание. В течение нескольких минут не произошло ничего примечательного. Рыжий продолжал попеременно дымить и глотать чай, проделывая все это тщательно, аккуратно. Сидел он по-прежнему прямо, и лицо его тоже по-прежнему ничего не выражало. Слышался только стук кастрюли, передвигаемой с конфорки на конфорку. Что, в сущности, означало это «о-о»? Отказ или, наоборот, согласие? Молчание так затянулось, что Майа уже собрался уходить.

– Пожалуйста, мосье, – проговорил человек у плиты и обернулся.

Он протянул Майа чашку чая на блюдечке. Слово «мосье» он старался выговорить с чисто французским акцентом, и лицо его расплылось в улыбке.

– Спасибо, – сказал Майа.

Он отхлебнул глоток и скривился.

– А сахару у вас нет? – спросил он.

– Боюсь, что нет, – отозвался человек у плиты. Он добавил по-французски: – Ничего не поделаешь, война! – и громко захохотал, будто ему удалось сострить самым изысканным образом. Слово «война» он произнес как «вэйна».

Рыжий даже не удостоил их взглядом. Он продолжал пить и курить. Майа повернулся к нему:

– Не могли бы вы сказать, где находится капитан Фири?

– Не знаю, – ответил рыжий.

Майа взялся за чай. Однако сомнений быть не могло. На всей аллее это была единственная розовая вилла. Просто немыслимо, чтобы хоть один из двух не знал Фири.

– Не могли бы вы сказать мне, – повторил Майа, снова стараясь говорить в направлении плиты, – не могли бы вы сказать, где можно найти капитана Фири?

Чаевар обернулся.

– Это вы ко мне обращаетесь?

– Да.

– О-о! – протянули у плиты.

– Я спрашиваю, не знаете ли вы капитана Фири?

– Я слышал.

– Ну так знаете?

– Думаю, могу сказать, что знаю, – отозвались, от плиты. – Дело в том, – добавили оттуда после паузы, – что я его денщик.

Майа удивленно уставился на чаевара. Почему же он не сказал об этом раньше? Но, видать, у него такое правило – отвечает только на вопросы, адресов ванные непосредственно ему.

– Значит, – спросил Майа, – его здесь нет?

– Он в своей столовке.

– Здесь есть столовка?

– Почему бы и нет, – отозвался денщик печально и удивленно.

– Действительно, почему бы и нет?

– Не очень хорошая столовка, – скривился денщик.

– Не очень?

– In fact, – сказал денщик, – it's pretty messy [8].

Он захохотал, и Майа тоже рассмеялся. Рыжий даже бровью не повел.

– Вэйна, ничего не поделаешь! – фыркнул денщик.

– А зачем он пошел в столовку?

Денщик посмотрел на него все так же грустно и удивленно.

– Чай пить.

– Чудесно! – сказал Майа. – А не можете ли вы сказать, когда он вернется?

– Он ушел всего минут двадцать назад.

– Значит, он скоро вернется?

– О нет, капитан Фири тратит на чай не меньше сорока пяти минут.

– Да, видать, он из медленно пьющих.

– Не сказал бы, – задумчиво произнес томми, будто решал сложную задачу. – Скорее он быстро пьющий, но медленно закусывающий.

– Понятно, – сказал Майа, протягивая денщику пустую чашку.

– Thank you, sir [9], – проговорил тот.

Он снова круто повернулся и занялся у плиты своими кастрюлями. Рыжий продолжал пить и курить, и лицо его по-прежнему ничего не выражало. Снова в кухне воцарилась благоговейная, как в храме, тишина.

– До свидания, – сказал Майа, невольно понизив голос.

– …виданья, – отозвался рыжий, не оборачиваясь.