Царь Давид - Мессадье Жеральд. Страница 29

На следующий день Эзер и его эскорт поехали за Ахиноам.

Еще через три дня священник Емафат из Кармеля поженил Давида, Авигею и Ахиноам. Немного опьянев, он многократно повторял за ужином, что обвенчал царя Израиля. Давид услышал его и подумал, что он больше не зять царя…

Праздник был пышный, такого в Орше еще никогда не видели. Авигея сидела справа от Давида, Ахиноам слева. Одна была роскошна, другая худощава. Они были как абрикос и финик. Он возложил на их головы венки из лавра и роз. До этого Давид попробовал только зеленого винограда с дерева Саула и чувствовал оскомину на зубах. Одна пора его жизни проходила, и другую он ждал с нетерпением.

А в конце пиршества Давид поднял к небу глаза и увидел полную луну, третью со дня пророчества Самуила. За Давидом наблюдал незнакомый гость. Это был худощавый и задумчивый молодой человек. Он подошел к Давиду и спросил его:

– Ты считаешь луны?

– Да, – ответил Давид. – Почему ты спрашиваешь?

– Я – племянник Самуила. Он послал меня сказать тебе, что пройдет двадцать пять лун, прежде чем твое имя взойдет на небе.

«Еще одно пророчество, – подумал Давид. – Если верить ему, остается двадцать две луны до постоянного царства».

Ночь была разделена между абрикосом и фиником. И Давид подумал, что лучший способ любить женщину – это иметь другую, так как, вкусив меда одной, лучше чувствуешь кислинку другой. Итак, он посадил пальму и абрикос. Поняли ли они это? Они воздержались от слов, издавая только вздохи или короткие крики, как вскрикивают ночью птицы.

Заря и Авигея застали его, заснувшим в кровати Ахиноам. Авигея принесла ему чашу миндального молока с сушеным виноградом. После понимающей улыбки они с Ахиноам обменялись взглядом. Следовало ли его будить? Лучше предоставить эту честь солнечному лучу.

Глава 28

ЛИЦОМ К ЛИЦУ В ЕН-ГАДДИ

Личная армия, средства к существованию, женщина – красивая, любящая, богатая… Что могло испортить жизнь Давида, напоминавшую сон? Он оставался все еще только тайным царьком. Разве это судьба, предсказанная Самуилом? Или Великий ясновидящий ошибся? В конце концов, он ошибся, называя Саула царем иудеев. Он мог ошибиться также, предсказывая, что Давид будет царем.

Но теперь мечта Самуила была и его мечтой: желание объединить двенадцать племен, объединить эти кучки людей, преследуемых филистимлянами и кананеями, в одну нацию. Настоящую нацию, мечи и копья которой заблестят на солнце Господа! Превратить угнетенных в триумфаторов! Осуществить мечту отцов-прародителей: настоящая Земля обетованная! Каким далеким казалось это!

Впрочем, солдаты теряли терпение. Они начали подсмеиваться над славой Давида; они искали только хлебные местечки. Преследовать оборванных разбойников несколько забавно, но это вам не создаст славы. Они спешили узнать, не отдал ли Саул собакам свою грязную душу.

Наконец, озлобленность Саула тоже торопила события. В своей мании преследования, своем уязвленном высоколюбии он не мог успокоиться, пока Давид был жив.

И так как старость не могла его подвести к концу, нужно было, чтобы хороший удар мечом пронзил это юное сердце. И здесь не поможет ни сентиментальный рохля Ионафан, ни Авенир, который не осмелится пойти против привязанности своих отрядов к Давиду. Итак, сам Саул должен возглавить кампанию – свести свои счеты с этим сыном собаки.

Однажды утром, сказал себе Давид, он увидит Саула на дороге, доведенного до сумасшествия предательством и бессонницей, еще более опасным, нежели львица, у которой убили детенышей, и он был прав.

Действительно, пару раз отряды армии Саула появлялись осматривать укрепления Орши. Давид даже разобрал под каской черты Авенира во главе двух или трех сотен человек. Но эти вылазки не переросли в сражение. Помимо благоговения его отрядов перед Давидом, Авенира удерживало сознание того, что его враг – будущий царь. Возможно, он был разубежден Ионафаном. Так или иначе, он оставил Саулу инициативу такой атаки.

Давид знал, что Саулу будет нелегко. Ионафан и его люди откажутся участвовать. Возможно, что братья Ионафана тоже. Саул был принужден вести атаку с теми отрядами, которые остались ему верны. Но сколько их осталось?

Лазутчики, которых Эзер отправил патрулировать район, донесли, что сам Саул и его отряды и филистимляне были в нескольких часах от Орши. Несомненно, у него тоже были свои шпионы. Вероятно, он думал осадить Оршу.

– Мы не позволим окружить себя в Орше, – сказал Давид.

Он поехал с Эзером и тремя сотнями людей в пустыню Маон, южнее. Саул, видимо, знал об этом, поскольку тоже свернул свои отряды в ту же пустыню. Отряды Саула и Давида разделял холм, столкновение было неизбежным. Давид уже начал наступление.

И все-таки удалось избежать сражения, так как дозорный, выставленный Давидом на вершине холма, вернулся бегом:

– Саул повернул! Филистимляне подходят! Он будет сражаться с ними!

Очевидно, что лазутчики были не только у Саула и Давида, но также имелись и у филистимлян. Они заметили Саула и его отряды так далеко от Гивы, что решили их атаковать.

Давид и его сторонники продолжали свое отступление на восток, где они надеялись найти другое укрепление, Ен-Гадди, оазис на берегу Соленого моря. Амон остался защищать Адуллам, в то время как Эзер, который стал генералом армии, доверил охрану Орши Исабефу Ашмониту. В Ен-Гадди имелась очень удобная пещера, которая могла послужить им хорошим укрытием и где они могли, не опасаясь внезапного нападения, провести ночь.

На следующий день они не получили никаких новостей о столкновении Саула с филистимлянами и уже подумывали выйти из укрытия. Вот тогда-то они и увидели Саула, который вошел в пещеру, чтобы удовлетворить естественную нужду.

Итак, триста человек, сдерживая дыхание, смотрели на ненавистного, одиноко стоявшего врага.

– Пробил час, – прошептал Эзер. – Бог вручил его тебе в руки. Сделай то, что должен сделать.

– Об этом не может быть и речи, – сказал Давид. – Не я должен положить конец дням того, кого избрал Бог. И, кроме того, не в таких условиях.

Но он встал, вооруженный мечом, и тихо подошел к Саулу. Неслышно встав сзади, он приподнял угол царского плаща и отрезал от него кусок материи. Саул обернулся и заметил Давида: изменившись в лице от неожиданности, он подскочил и побежал. Давид пошел за ним.

– Саул, царь мой! – крикнул он сильным голосом. Саул остановился и повернулся. Его отряды были далеко; они не могли защитить его; Давид был моложе и быстрее его.

Люди Давида собрались у входа и наблюдали за сценой. Впервые после того, как Саул бросил в Давида копье, два царя встретились.

– Почему ты говоришь, что я желаю тебе зла? – крикнул Давид, держа в руке кусок плаща. – Ты же видишь, Господь отдал тебя сегодня мне на милость. Я мог убить тебя за все то, что ты сделал мне, но я пощадил тебя.

Он приблизился к Саулу, тщедушному, ошеломленному, изменившемуся в лице от ужаса.

– Посмотри, Саул, мой прекрасный царь, я держу в руке кусок твоего плаща, я мог пронзить твое тело своим мечом, пока ты сидел на корточках, но я этого не сделал, потому что сказал себе, что не могу поднять руку на того, кого избрал Господь. Ты бы умер, мой прекрасный царь, но я тебя пощадил. А ты, ты решил меня убить! Пусть Яхве нас рассудит! И даже если он решит направить мою месть на тебя, то это не я подниму на тебя руку!

Мертвенно бледный Саул смотрел на него, неотвратимо приближающегося, неспособный бежать.

– Ты знаешь пословицу, царь, – вина влечет за собой другую вину? Ты меня преследовал до этих мест, чтобы убить. Бог нам судья! Уверен, он рассудит и оправдает меня!

Давид стоял в трех шагах от Саула, держа кусок плаща в левой руке, меч – в правой. Он смотрел царю прямо в глаза.

– Давид, сын мой! – вскрикнул Саул срывающимся голосом старика, голосом гнусным, пропитанным ужасом и унижением. – Давид, – сказал он в слезах, прижав руки к лицу. Он вскрикнул: – Ты прав! Я ошибаюсь.