Суд волков - Мессадье Жеральд. Страница 71

– Что это за чудо?

– Обычное оптическое явление. Увиденное через линзу изображение оказывается перевернутым.

– А это? – спросила она, указывая на дощечку.

– Я подумал, что пропущенное сквозь отверстие ящика изображение может быть закреплено на свежей краске благодаря неравномерности освещения разных его частей. Для этого нужно иметь субстанцию, которая чернеет тем сильнее, чем больше получает света. Я использовал сок тутовых ягод на серебристо-белом фоне.

– Сок тутовых ягод!

– На свету он чернеет быстрее. Поскольку небо ярче, чем штокрозы, на дощечке оно почти черное. А контуры штокроз светлые, поэтому их можно различить. Увы, через несколько минут этот шедевр прекратит свое существование, ибо все изображение почернеет.

Она посмотрела на дощечку, и действительно, контуры, которые она видела только что, почти исчезли. Однако изумление осталось.

– Нет ли способа закрепить изображение? – спросила она.

– Я ищу алхимическую субстанцию, столь же чувствительную, как сок тутовых ягод, но обладающую более долгим действием. Что ж, пойдемте, взглянем на ваших детей.

По дороге она спросила Жоффруа Местраля:

– Почему вы назвали этот ящик метафорой?

– Потому что он подобен нашей голове: воспоминания у нас мимолетны. О чем свидетельствует желание иметь портреты, на которых были бы запечатлены самые дорогие нам люди. Впрочем, чаще всего мы их видим не такими, как они есть. И это не только по причине несовершенства нашего зрения, пусть даже равного по остроте рысьему, но еще и потому, что черты лица меняются под воздействием чувств, волнующих душу и постоянно сменяющих друг друга. Сверх того, головные уборы искажают мужские черты, а румяна – женские. Никогда не видим мы глубинную сущность человека. Восполняя этот пробел, я и зарабатываю себе на жизнь, – заключил он с улыбкой.

Объяснения художника привели Жанну в замешательство, и она спросила себя, хороший ли сделала выбор, пригласив Жоффруа Местраля. Успокоило ее воспоминание о портрете, увиденном в мастерской: она сразу же узнала изображенного на нем юношу-помощника.

В доме Жанны Жоффруа Местраль стал внимательно присматриваться к Деодату и Об, которые, казалось, робели под пристальным взглядом гостя. Художник удовлетворенно кивнул.

– Большая честь для меня написать портрет этих прекрасных образцов детской красоты, – сказал он.

Они с Жанной договорились, что писать он будет в ее доме. Ибо ему придется сделать два портрета, объяснил он. Не с целью больше заработать – восемь экю за портрет, будь то одна картина или две, – но потому что эти модели, по его словам, излучают разные чувства.

– Боюсь, я не понимаю, – сказала она.

– Деодат выказывает характер предприимчивый, способный как на великие свершения, так и на дерзкие предприятия. Об представляется мне натурой осмотрительной, вдумчивой и способной разрешать конфликты.

Эти наблюдения озадачили Жанну столь же сильно, как и речи Местраля относительно невозможности увидеть подлинную сущность людей. Видит ли ее художник? Он попросил назвать даты рождения детей. Деодат появился на свет двадцать пятого декабря, Об – двадцать второго февраля. Местраль не смог сдержать торжествующей улыбки.

– Это означает, – сказал он, – что Деодат принадлежит к зодиакальному знаку Козерога, тогда как Об – к знаку Рыб.

– И что с того? – не унималась она.

– Завтра я покажу вам учебник астрологии, в котором говорится о влиянии звезд на характер людей.

На следующий день он явился в сопровождении помощника, нагруженного кистями, красками и прочими принадлежностями для работы.

– Судите сами, – сказал он, вручив учебник Жанне, пока famulus раскладывал горшочки с красками и кисти на складном столике.

Жанна полистала трактат и вскоре нашла подтверждение словам художника. Тем временем Местраль разбавил коричневый порошок какой-то жидкой субстанцией и, обмакнув в смесь очень тонкую кисточку, стал рисовать лицо девочки на деревянной дощечке величиной чуть больше ладони, покрытой свинцовыми белилами. Молодая кормилица Жюстина следила за его работой с восхищенным изумлением.

– Господи, хозяйка, да это же почти колдовство! Посмотрите!

Жанна склонилась над столом. Несколькими точными и легкими движениями кисти Местраль передал удивленное и одновременно мечтательное выражение лица девочки. Деодат тоже стал недоверчиво разглядывать портрет, а потом рассмеялся. Жанна заметила, что famulus смотрел на Деодата как-то странно: словно кот, столкнувшийся с незнакомым котом.

Она снова села.

– Вы не ученик того астролога, которого мы встречали при дворе Рене Анжуйского? – спросила она.

– Кристиана Базельского? Нет. Конечно, он сведущ в своем искусстве, но, боюсь, поставил его на службу людям, которым нужно совсем не познание.

Он сделал паузу и посмотрел на Жанну понимающим взглядом.

– Кристиан принадлежал к клике, которая ненавидела вашего супруга не меньше, чем короля. Он составлял предсказания, на мой взгляд, ложные и хотел издать их посредством механического письма, чтобы услужить нескольким честолюбивым принцам.

Она сменила тему, не желая вспоминать о людях столь мерзких, как Бастер, и столь кошмарных, как Морвилье. Местраль заканчивал прорисовывать ушки Об.

– Два розовых лепестка, – пробормотал он.

– Раз вы так хорошо разбираетесь в звездах, мессир Местраль, – сказала она, – что вы думаете об их влиянии на меня?

Он не отрывал глаз от дощечки.

– Увидев вас при дворе, я сразу подумал, что вы обладаете большой энергией, которая побуждает вас все время двигаться вперед. Кроме того, я полагаю, что вы не склонны долго терпеть присутствие людей, препятствующих вашим планам, и способны нанести им смертельный удар. Из этого я заключаю, что вы родились под знаком Стрельца, иными словами – до двадцать первого декабря.

Она была изумлена. Действительно она родилась в последнюю неделю Рождественского поста.

– И вы угадываете такие вещи, только взглянув на людей? Вы можете назвать дату рождения по одному лишь внешнему облику? Но вы же сами говорили, что чувства наши обманчивы и выражение лица без конца меняется?

Местраль бросил долгий взгляд на Об, которая явно томилась от слишком долгого позирования: кормилица обещала девочке египетский финик, если та посидит спокойно до трех часов.

– Часто легче уловить движения души, чем выражение лица, – ответил он.

Famulus издал невнятный звук.

– Как это? – спросила Жанна.

– Очень многое можно определить по голосу. Склонившись над палитрой, он смешал свинцовые белила с порошком из сиенской глины и сделал несколько мазков плоской кисточкой, чтобы выделить розоватым скулы своей модели.

Жанна ожидала, что он опишет ее голос.

Но он заговорил о взгляде:

– И по глазам. Вместе с голосом они образуют нечто вроде концерта для скрипки с клавесином.

Она была очарована такой манерой толкования.

– Или, – добавил он, – концерта жаб и кошек колдуньи.

Ее обуяло безумное веселье.

– Когда Бастер говорил, – продолжал он, – мне казалось, что я слышу шипение змеи.

Змеи? Она с тревогой взглянула на него. Неужели он догадался о причинах смерти Бастера?

– Вы могли бы нажить состояние, занимаясь пророчествами, – сказала она.

– Сомневаюсь. Людям нравится, когда о них говорят, но жаждут они только комплиментов. Хотел бы я посмотреть на того, кому скажут, что его подбородок, торчащий вперед, как башмак, и толстый нос свидетельствуют о низменных страстях и чувственной разнузданности.

Она снова засмеялась.

– И как же вы поступаете?

– Таким я говорю, что у них профиль римского императора. Поскольку они большей частью ничего не знают об этих легендарных людях, сравнение кажется им лестным. Они никогда не читали Светония, иначе бросились бы на меня с кинжалом.

Пробило три, и кормилица встала, чтобы принести обещанный финик. Деодат последовал за ней в надежде тоже получить лакомство. Жанна воспользовалась этим и спросила: