Искупление - Михайлов Сергей. Страница 13

Люди перестали дышать.

Радостный вопль донёсся из недр гробницы — на пороге появился ученик; взор его блуждал, словно у одержимого, челюсть тряслась, но уже расправились плечи, и перестал он быть подобным тени. Торжество излучал весь облик его.

Воздел руки к небесам Вифокур, пал на колени.

— Хвала Богу Единому! Его там нет!..

Вздох пронёсся по толпе — вздох удивления, радости и надежды. И вдруг взорвалось людское море восторженным рёвом, вскипело бурным ликованием.

— Пророк воскрес!..

— Господи, Твоя милость безгранична!..

— Приди к нам, Учитель! Отверзи наши очи!..

— Честь и слава Вифокуру!..

— Воскрес из мёртвых!.. Чудо! Чудо!..

— Знамение Господне!..

— Алкомор! Мы с тобой до гроба!..

Никто не заметил, как исчезли императорские воины — людей объяло неистовство безумия и эйфория свершившегося чуда. Все одиннадцать учеников стояли теперь на виду, перед входом в гробницу — смущённые, ликующие, ещё не верящие в чудесную метаморфозу, но уже победившие, уже готовые принимать преклонение толпы, готовые к восшествию на воздвигаемый в их честь престол… Алкомор и Вифокур, стоя бок о бок, гордо возглавляли кучку учеников — они стали признанными героями дня. Братья по вере, соперники по власти… Уже пролегла между ними невидимая грань, уже размежевалась толпа в приверженности одному либо другому. Уже…

Глаза Вифокура и Адуса встретились. Но не было во взгляде ученика благодарности — лишь презрение и надменность, мелькнувшие на миг, схваченные всевидящим оком казначея, и тут же угасшие. Толпа не должна видеть у своего кумира иных чувств, кроме благоговения перед Господом и ликования по случаю чудесного исполнения пророчества. Вифокур постигал науку властвовать, и весьма небезуспешно.

Благочестивый Алкомор поднял руку.

— Братья! — громовым голосом возвестил он. — Свершилось предречённое Учителем нашим! Вознесём же молитву Богу Единому, ибо не оставил Он нас милостью Своею…

И вдруг…

— Верховный Жрец! Верховный Жрец! Сюда едет сам Верховный Жрец!..

Словно удар грома пронёсся над толпой. И вновь людьми овладело смятение; страх перед гневом Иерарха, веками культивируемый в душах их и отступивший было на задний план, в глубины сознания, снова всплыл на поверхность, — но воскресший пророк стал уже их заступником, одиночество, рождающее бессилие, уже покинуло их, чувство единства и истинная вера проникла в сердца и наполнила их надеждой и силой.

Роскошная процессия Верховного Жреца, сопровождаемая двумя сотнями рыцарей-меченосцев, замерла поодаль от пустой гробницы. Иерарх, Великий Магистр Ордена меченосцев, предстал пред толпой во всём сиянии своей славы и блеске своих бархатно-золотых одежд. Тяжёлый жезл, отделанный золотом и украшенный каменьями самоцветными — символ священной власти — служил ему верной опорой и, в случае необходимости, грозным оружием.

Напряжённая тишина, гнетущее безмолвие, подобно туго натянутой нити, затишью перед бурей, овладели людской массой. Иерарх поднялся на специальное возвышение и обвёл толпу насмешливым взглядом. Сейчас, сейчас по этому безмозглому стаду будет нанесён решающий удар…

— Что привело вас, дети Священного Города, в столь скорбное место, от коего веет холодом могильным и прахом предков наших? Или забыли вы, что сегодня — великий праздник?

Голос его был слаще мёда — и потому страшен показался он людям. Хищно оскалившись, голодный волк вышел на охоту. Жертва сама шла к нему в пасть. Прыжок — и…

Мертвенная бледность разлилась по холёному челу Иерарха, конвульсивно дрогнули губы. Словно на неожиданную преграду, наткнулся взор на нечто, и тем нечто была усмешка, таившаяся в седеющей бороде Адуса, бывшего казначея казнённого пророка. Раб всё ещё жив?!. Но отступать было поздно. Да и мог ли этот нищий воспрепятствовать замыслу Иерарха — теперь, когда на карту поставлено не только благополучие самого Верховного Жреца, но и будущность всей ирийской Церкви? Стоит ли считаться со столь незначительной помехой?.. Внезапно в голове Иерарха родился отчаянный план.

Взгляд его вновь обрёл твёрдость, когда он обвёл им толпу.

— Неужто смерть безродного бродяги лишила разума гордый народ ирийский? — спросил он негромко, но в совершенной тишине голос его далеко разнёсся над толпой.

Людское море заволновалось, загудело. Вперёд выступил Алкомор.

— Склонись пред Господом нашим, Верховный Жрец, — смиренно сказал он, — ибо сей пророк, преданный ужасной смерти, есть Мессия, посланник Божий.

Ни единый мускул не дрогнул на лице Иерарха.

— Мессия, говоришь? — спросил он вкрадчиво, сузив глаза. — Посланник Господа?

— Взгляни, Иерарх! — простёр руку Алкомор к пустой гробнице. — Пророк воскрес!

— Воскрес!.. — эхом отозвалось людское море.

Резкий, режущий хохот разлетелся над толпой — то смеялся Верховный Жрец, сотрясаясь всем своим телом.

— Ваш пророк — обманщик и лжец! — громовым голосом крикнул он. — Знайте же, вы, простодушные и доверчивые ирийцы — тот, кого именуете вы Мессией, прошлой ночью похищен из гробницы!

Взорвалась негодованием толпа, гневными выкриками огласился воздух.

— Ты лжёшь, Иерарх!..

— Моли о прощении грехов своих, Верховный Жрец!..

— Покаяния! Покаяния!..

— Ты клевещешь на Господа нашего — ты, богохульник!..

— Гробница пуста — убедись сам, Иерарх!..

Властным жестом поднял руку Верховный Жрец. Веками привыкшая к повиновению, толпа в миг умолкла.

— Слушайте же, дети Священного Города! — возвестил Иерарх в наступившей тишине, и слова его падали, словно камни. — Вы стали жертвами обмана горстки отщепенцев! — Он грозно взглянул на учеников, в страхе сгрудившихся у гробницы. — Клянусь, тело бродяги похищено, и похититель — среди вас!

Словно выпущенный из пращи, взметнулся перст его — и упёрся в несчастного Адуса.

— Ответь, раб, — гремел Иерарх, — перед Господом нашим и благородным народом ирийским — виновен ли ты в похищении тела казнённого из гробницы?!

Бледный, с пылающим взором, скрестив руки на груди, гордо подняв голову, стоял Адус пред грозным Иерархом.

Толпа замерла в ожидании.

— Да, я похитил тело пророка! — чётко произнёс казначей.

Вздох облегчения вырвался из груди Верховного Жреца. Толпа отпрянула назад, образовав вокруг Адуса мёртвое пространство.

— Осквернитель могил! — яростно выкрикнул Иерарх. — Ты достоин смерти, негодяй! Закон неумолим — я отдаю богоотступника в руки ваши, благородные дети Священного Города! Судите же его по законам отцов ваших!

Суд сей означал смерть под градом камней, и Адус знал это не хуже Иерарха. Но несчастный казначей не страшился смерти — неумолимый рок властвовал над его бренным земным существованием. Будь что будет, твердил он про себя, грядущего вспять уже не повернуть.

Гнев толпы направлен был теперь на новую жертву. Суд людской был скор и беспощаден: первые камни уже просвистели в воздухе. Один из них рассёк бровь несчастному, Адус покачнулся, кровь заструилась по его бледному лицу.

Верховный Жрец торжествовал. Вот он, выход из критической ситуации! Отвратив от себя ярость черни и направив её на беззащитного раба, он одновременно избавлялся от опасного свидетеля и снимал с себя ответственность за его смерть. Лучшего и желать было нельзя…

Но что это?

— «Призраки»! «Призраки»!.. — ахнула толпа.

Иерарх не верил глазам своим. Адус, до сего момента одиноко стоявший под градом смертоносных камней и, казалось, уже шагнувший за грань между жизнью и смертью, был теперь окружён плотным кольцом ощетинившихся мечами, дубинками и топорами неизвестных людей, а возле самого казначея грозно возвышались две исполинские фигуры — городского кузнеца и брата его, атамана неуловимых «призраков».

— Остановитесь, безумцы! — проревел кузнец, и град камней тут же иссяк. — Это говорю вам я! Или вы не знаете меня?!

— Знаем! Знаем! — послышались крики.

— Верите ли вы слову моему? — снова рявкнул кузнец.