Оборотень - Михайлов Сергей. Страница 42

— Или вы прекратите паясничать, — решительно заявил Щеглов, — или на этом наша беседа прекратится.

— Прошу покорнейше извинить меня, господин Щеглов, за мои дурачества. Виновата скука, господа, скука да тоска зеленая, довели меня, грешного, до ручки. Потому и оружия не ношу, чтобы развеяться как-то, — ан нет, скука не уходит, подлая, гложет изнутри, толкает на авантюры. Вот, к примеру, с месячишко назад пощипали мы дачку одного видного фрукта, из ваших, из партийных. Шмотки кое-какие, аппаратура, стекло-фаянс-хрусталь… Тут и шибануло меня по башке: а не сыграть ли тебе, Баварец, в благотворительность? Чем я хуже каких-то вшивых кооперативов, которые могут позволить себе шикануть и кинуть пару кусков в голодные рты российского обывателя? Ну и шиканул. Нашел одного бродягу и отвалил ему десять кусков в руки — на, говорю, жри, нищая твоя душонка, и помни Баварца. Так его аж затрясло, заколотило от страха, а на следующий день понесло в милицию, где он и сдался властям со всеми потрохами и щедрым моим подношением.

Зато если б я его позвал грабануть кого-нибудь или кооператив какой пощупать — с радостью побежал и за честь приглашение счел бы, а уж в добро награбленное вцепился бы — не оторвешь. А здесь — нате — спасовал, не понял порыва благородной души, струсил, мерзавец. А все потому, что порочен русский мужик до самых корней своих. Потому и скучно мне жить, господа, так скучно, что страх потерял. Вокруг одно быдло, зверье да хамье… — он махнул рукой.

Эта странная исповедь произвела на меня удручающее впечатление. Ясно было одно: Баварец жаждал высказаться, все равно перед кем, даже перед следователем МУРа, но обязательно высказаться, высказаться с одной лишь целью — развеять одолевшую его тоску, пощекотать себе нервы, утратившие способность реагировать на все человеческое, сыграть ва-банк с судьбой — и выиграть. Беда его была в том, что он всегда выигрывал. Но в схватке с Щегловым скуку его как рукой снимет, в этом я был уверен.

Баварец спохватился, хлопнул себя по лбу и направился в дальний конец подвала. Повинуясь чуть заметному кивку старшего лейтенанта, двое его сотрудников последовали за ним. А Баварец тем временем, откинув штору, проник в неожиданно открывшееся крохотное помещение; кроме неказистой тумбочки, узкой койки и распятия над ее изголовьем, там ничего не было. Через секунду Баварец появился вновь. В руках у него красовались две бутылки коньяка.

— Вот! — грохнул он их на стол. — Прошу, господа, испить. Этого добра у нас навалом.

— Уберите сейчас же! — грозно потребовал Щеглов. — И давайте приступим к делу.

— Воля ваша, — пожал плечами Баварец, — мое дело предложить.

Метко прицелившись, он швырнул обе бутылки в стоявший у стены мусорный бак. Бак отозвался звоном разбившегося стекла.

— Мои условия следующие, — бесстрастным тоном произнес Баварец, резко поворачиваясь к Щеглову. — Вы предоставляете мне вертолет с пилотом, а я возвращаю вам заложников целыми и невредимыми. На все раздумья вам отводится четверть часа. — Он взглянул на часы. — Сейчас пятнадцать тридцать. Если в пятнадцать сорок пять вертолет не будет подан, вопрос с заложниками решится крайне неблагоприятно для них, да и с вас, уверен, звездочки полетят. И никаких…

Он осекся и уставился на меня. От его холодного, рыбьего взгляда меня пробрала дрожь аж до самых мизинцев ног. Я отлично понял, что означал этот взгляд: он вспомнил, что видел меня в спортзале вместе со всеми пленниками, и теперь ломал голову над тем, как я оказался здесь. Баварец настороженно и на этот раз более тщательно оглядел подвал, и при виде Фомы, Сергея и Лиды недобрый огонек сверкнул в его глазах. Он криво усмехнулся и произнес, глядя прямо в глаза Щеглову:

— Поздравляю, капитан! Вам удалось-таки слегка развеять мою скуку, но, думаю, ненадолго. Итак, срок поставлен! Пятнадцать сорок пять, и ни минутой позже. Адью, господа!

— Э, нет, так дело не пойдет, — остановил его Щеглов. — Мы вас выслушали, теперь выслушайте и вы нас. В поставленный вами срок вся ваша банда сдает оружие и прекращает сопротивление, иначе…

— …иначе, — резко перебил его Баварец, — я прикажу уничтожить заложников, — он взглянул на меня, — по крайней мере тех из них, кто там остался. И довольно болтать, время работает не на вас.

Он повернулся и беспрепятственно вышел.

15.

Несколько секунд царило молчание.

— Опасный тип, — сказал наконец Щеглов. — Опасный и отчаянный. Как вы думаете, старший лейтенант?

Но старший лейтенант, воспользовавшись портативной рацией, в этот момент докладывал о результатах переговоров командиру подразделения ОМОН. Получив инструкции, он отдал распоряжение своим парням, и те мгновенно пришли в движение.

— Майор приказал немедленно спасать людей, — жестко сказал он, повернувшись к Щеглову. — Через канализационный люк, — добавил он, взглянув на меня.

— Иного выхода, нет, — кивнул Щеглов. — Баварец наверняка понял, что у спортзала есть второй выход, и постарается перекрыть его.

Крышка люка вдруг загремела, и в образовавшейся бреши показался один из парней, посланных старшим лейтенантом. Он легко выпрыгнул из люка и помог выбраться пожилой женщине — одной из тех, кто оставался в спортзале. Женщина едва дышала, силы вот-вот готовы были покинуть ее. Следом потянулись и другие заложники. Вскоре все бывшие «отдыхающие» дома отдыха «Лесной» были благополучно переправлены в «преисподнюю». Шествие выбившихся из сил людей замыкала пятерка вооруженных фронтовиков во главе с Иваном Ильичем. Седой доктор обменялся с Щегловым крепким рукопожатием.

— Браво, старший лейтенант! — воскликнул Щеглов, — поворачиваясь к молодому командиру. — Операция прошла блестяще. Я буду ходатайствовать перед начальством о вашем награждении.

— Благодарите товарища Чудакова, — смутился тот, — это его идея.

— Ну, с Максимом у меня будет разговор особый, — подмигнул мне Щеглов. — Он достоин всех почестей мира.

Теперь пришел черед смутиться мне.

За дверью послышались топот ног и отборная брань, затрещали автоматные очереди. Старший лейтенант взглянул на часы.

— Пятнадцать сорок пять. Срок ультиматума истек.

— Они обнаружили, что заложники исчезли, — сказал я.

— Да, теперь от них можно ожидать всего, что угодно, — добавил Щеглов. — Банда обречена, и они это знают не хуже нас.

Как бы в подтверждение его слов по двери полоснула автоматная очередь. На наше счастье, никто не пострадал.

— Получайте, мусора вонючие! — проревел кто-то снаружи. Я готов был поклясться, что это ревел Утюг. Последовала еще одна очередь.

— Агония, — резюмировал старший лейтенант, отступая в зону, недоступную для обстрела. — Сейчас все будет кончено. Майор знает свое дело.

Он оказался прав. Не прошло и десяти минут, как перестрелка внезапно стихла и старшего лейтенанта вызвали на связь.

— Все, банда обезврежена, — сказал он, отложив рацию, и впервые за все это время улыбнулся. — Можно выходить на свет Божий.

Омоновцы захватили здание и со знанием дела прочесывали этажи. Вся банда, включая так называемый обслуживающий персонал дома отдыха, была задержана, обезоружена и взята под надежную охрану. Ни одному бандиту не удалось улизнуть — впрочем, скрыться все равно бы никто не смог: зона дома отдыха была оцеплена сотрудниками милиции, а в небе кружило несколько вертолетов. Жертвы были минимальны: два бандита убиты и четверо ранены; группа захвата не пострадала совсем. Бандитов согнали в столовую, в их же компанию попали и четверо алтайцев во главе со Старостиным, которые так и не успели скрыться. Держались они особняком и по отношению к остальным захваченным выражали едва скрываемую неприязнь.

Командир подразделения ОМОН, молодой майор лет тридцати, а также капитан Щеглов, старший лейтенант, седой доктор и я собрались в кабинете бывшего директора дома отдыха на экстренное совещание. (Доктор и я были приглашены по настоятельной просьбе Щеглова). На повестке дня стоял всего лишь один вопрос — исчезновение Артиста. Ни Баварец со своими молодчиками, ни омоновцы так и не смогли обнаружить этого человека-невидимку, хотя прочесали все здание сверху донизу. Ясно было одно: скрыться из здания он не мог. Внезапно я вспомнил о Григории Адамовиче.