Стрела архата - Михайлов Сергей. Страница 26

Щеглов снова потянулся за пачкой сигарет, с мольбой глядя на Чудакова, но тот яростно замотал головой, давая посетителю понять, что нарушение порядка в больнице карается не менее строго, чем нарушение закона в масштабах государства.

— Бобров оказался очень тонким психологом, — продолжал Щеглов, неохотно пряча сигареты в карман. — Он не только до мельчайших подробностей разработал и организовал преступление — он создал условия, предрешившие участие в нем совершенно постороннего человека. Этот человек — Храпов.

— Храпов? — удивился Чудаков. — Выходит, участие Храпова в убийстве профессора Красницкого — дело рук Боброва?

— Именно! Между этими двумя выстрелами взаимосвязь не случайна, их объединяет тонкий расчет и тщательный анализ несущественных на первый взгляд факторов. Бобров использовал Храпова в своих преступных целях — и добился успеха. А выглядело все это вот каким образом… Может, выйдем в коридор, к окну, а? — взмолился Щеглов. — Страсть как курить хочется, не могу больше. Пойдем, а?

— Боюсь, меня не выпустят, — с сомнением покачал головой Чудаков.

— А ты не бойся. Пойдем — и делу конец. Ведь к этим барыгам, поди, не боялся идти. Ну как?

Максим сдался. Он и сам был не прочь прогуляться по коридору, так как спертый воздух палаты, пропитанный лекарствами и хлоркой, порядком уже осточертел ему.

— Рискнем, — кивнул он и, стараясь твердо держаться на ногах, направился к двери. Щеглов последовал за Максимом, готовый в любую минуту подхватить его, если тот, не дай Бог, лишится сил. Но все обошлось благополучно. Проходя мимо зеркала, мужчины невольно взглянули на себя и поразились своему виду. Бледное, с обострившимися скулами и впалыми щеками лицо Чудакова — результат его трехдневного пребывания в больнице, и совершенно жуткое, обтянутое серо-зеленой щетинистой кожей и светившееся то ли полубезумным взглядом, то ли обширными синяками вокруг глаз, лицо Щеглова — результат множества бессонных ночей и чрезмерной дозы кофеина, на котором только и держался великий сыщик и старший следователь МУРа в последние дни…

— В одной школе с Валентиной Храповой, — продолжал Щеглов, когда они наконец удобно устроились у открытого окна, — учился некий Артем Кривушкин по кличке Кривой. В пятнадцать лет за мелкую кражу он попал в колонию для несовершеннолетних, но через год досрочно вышел оттуда и с тех пор наводит страх на подростков в своем районе. Вот его-то Бобров с Мартинесом и привлекли к своей деятельности. За несколько дней до убийства они подстерегли Кривого во дворе его дома и предложили ему сделку, посулив в случае успешного завершения операции три бутылки водки. Кривой с готовностью согласился, тем более что от него требовалось не так уж и много. А надо заметить, что у Валентины Храповой был парень, студент 2-го Медицинского института, с которым она познакомилась в прошлом году в стройотряде. Ничего особенного парень из себя не представлял, но Валентина в нем просто души не чаяла. Откуда все это узнал Бобров, остается только догадываться, но именно эти сведения и легли в основу его плана. Известно ему было также и то, что профессор Красницкий читает лекции на курсе, где учится Валентина Храпова. Одним словом, в тот же самый день Кривой разыскал ее парня и как следует припугнул, пообещав ему вырвать ноги, если его еще раз увидят с Валентиной. Парень оказался трусоват и легко отказался от подруги, не желая рисковать собственным благополучием. Затем, не теряя времени, Кривой встретился с Валентиной и в весьма нелюбезной форме сообщил ей следующее. Ее парень якобы оказался замешанным в одном темном деле с торговлей наркотиками и теперь, по ряду причин, ему приходится скрываться. Причины эти вызваны угрозой со стороны одного из участников наркобизнеса выдать всю их шайку органам правопорядка. И знаешь кто, по словам Кривого, был этим человеком, посягнувшим на святая святых преступного мира? Профессор Красницкий!

— Красницкий! — Чудаков удивленно вскинул брови. — И это правда?

— Конечно, ложь! — горячо воскликнул Щеглов. — Но Боброву нужно было во что бы то ни стало убедить Валентину, что судьба и даже жизнь ее друга всецело зависят от Красницкого. Да, да, жизнь! Эти подонки внушили бедной девушке, что в случае провала всей организации рядовых исполнителей, а именно таковым якобы являлся ее парень, как правило, убирают, избавляясь тем самым от лишних свидетелей. Другими словами, его жизнь всецело была в руках профессора. Может быть, для нас с тобой эти измышления показались бы неправдоподобными, наивными, но на бедную девушку, искренне переживавшую за судьбу своего друга, рассказ произвел сильное впечатление. У нее не возникло и тени сомнения в словах Кривого. Поверила она и в причастность к этому профессора Красницкого. А почему бы и нет? Сейчас, когда крупнейшие авторитеты падают со своих пьедесталов с неимоверной быстротой, а их место занимают те, кого еще совсем недавно мы считали своими классовыми врагами, подобные изменения в сознании молодежи происходят легко и безболезненно. Привыкли. Но вот судьба того парня была ей явно небезразлична. Поэтому реакция девушки на это известие вполне объяснима. Кривой, или Артем Кривушкин, давший эти показания, сообщает, что даже он опешил, когда она вцепилась в него обеими руками и чуть ли не силой вырвала у него ответ, чем же она может помочь своему неблагодарному ухажеру. Да, Бобров оказался неплохим психологом. Именно такого проявления чувств и ждали преступники от Валентины Храповой — ну, может быть, не столь бурного. Действуя по инструкции, полученной от Боброва, Кривой сообщил девушке, что единственным выходом из создавшегося положения является компрометация профессора Красницкого в глазах общественности, его коллег по университету, а также жены. Что скомпроментированный профессор не сможет осуществить свой мерзкий план. Только вот загадка — почему? Но Валентина этим вопросом не задалась, она безоговорочно поверила, что другого выхода нет. А компромат Кривой предложил создать самой Валентине. От нее требовалось «признание» в интимной связи с профессором, к которой он ее склонил, использовав свое служебное положение. Ясно, что «признание» это она должна сделать отцу. А уж отец якобы предаст дело огласке и потребует от профессора публичного объяснения своих действий. Валентина смутилась и поначалу наотрез отказалась от этого плана. Здесь она впервые засомневалась в словах Кривого, но тот так красочно разрисовал ей подробности ликвидации неугодных свидетелей в преступном мире, что она окончательно потеряла рассудок. Да, да, конечно, она согласна! И «признание» было сделано. Но Храпов, вопреки «расчетам» Кривого и ожиданиям Валентины, не стал предавать это дело огласке, а решил расправиться с обидчиком сам. Бобров мог торжествовать — его план удался. Весь этот план был построен на его прекрасном знании психологии человека, конкретных характеров главных его исполнителей, их аффектов и эмоционального настроя. И в то же время план этот — цепь случайностей; более того, в целом он — великая случайность, авантюра, замок, построенный на песке. Ведь тот парень, ради которого Валентина пошла на этот позор, вполне мог оказаться человеком порядочным, отважным, не поддаться на угрозы Кривого, как ни в чем не бывало встретиться с девушкой на следующий день, объясниться с ней и тем самым разрушить замысел Боброва-Мартинеса-Кривого. Наоборот, Валентина могла оказаться не столь решительной и отказалась бы принять на себя позор — и снова план был бы на грани срыва. Наконец, сам Храпов совсем не обязательно должен был бы стрелять в профессора Красницкого, а, к примеру, объяснился бы с ним при помощи кулаков — и этим ограничился. Но в том-то и заключается талант Боброва как психолога, что эта цепь случайностей, приведшая Храпова в Снегири, была наиболее вероятной в данной ситуации. Его знание человеческих душ, их слабых струн, болевых точек дало ему возможность управлять всем ходом операции и предугадать ее исход. Нет, его план был построен не на цепи случайностей; Бобров знал, что тот парень — трус, Валентина — самоотверженная и пылкая девушка, а ее отец — неуравновешенный, вспыльчивый, решительный человек с обостренным чувством справедливости, к тому же прошедший афганскую войну. Бобров рассчитал верно — и в этом его незаурядность. Тем он опаснее, что до сих пор находится на свободе.