Шкура неубитого мужа - Михалева Анна Валентиновна. Страница 36

— Меньше, чем Джонов, но тоже встречаются. Александр Тунисский — известный полководец — был даже министром обороны в середине XX века.

— Похоже, вы все знаете о своем имени.

— И о вашем немножко, — улыбнулся он ей.

— Да? И что же?

— Гм… — Сэр Доудсен сделал вид, что задумался ненадолго. Ровно настолько, чтобы она поняла, что сморозила глупость. — Мария Богородица, или Дева Мария, известна как мать Иисуса Христа, не путать с Марией Магдалиной — наоборот, грешницей, правда, раскаявшейся Мария Стюарт — интриганка, участница многих заговоров. Вам не кажется, что Шиллер ее образ изрядно идеализировал? Мария Нагая тоже не слишком приятная особа.

Седьмая жена Ивана Грозного. Отличалась удивительным непостоянством: сначала признала Лжедмитрия I сыном, потом отреклась от него…

— Прошу вас, — взмолилась Маша, уже опять красная как рак. — Мне стыдно за мое имя.

— Не стоит, — поучительно заявил аристократ. — Одна Мария, породившая Христа, искупает грехи всех остальных.

— Вы прекрасно знаете историю.

— Я вас расстрою, если замечу, что неплохо знаком с литературой, юриспруденцией, географией, к сожалению, химией и свободно говорю на четырех языках?

— И еще вы здорово хвастаетесь, — засмеялась она.

— Что вы! Если бы я хвастался, сказал бы, что прекрасно танцую и читаю на тайском без словаря.

Он показался ей человеком очень приятным и легким в общении. Удивительно, как он, аристократ по рождению и воспитанию, умел быть простым парнем. Она не чувствовала его превосходства. Вернее, знала о нем, но Александр ни жестом, ни взглядом не давал ей понять, что едва терпит общество дурочки из провинции. Он был много проще в общении, чем вся та «богемная знать», которая их сейчас окружала.

«А может быть, аристократическое воспитание — это и есть умение быть проще, а не напускать на себя неприступный вид, как богатый простолюдин?» — подумала Маша.

Они болтали довольно долго. Александр рассказал Маше о своих предках, которые жили в России, о том, чем он занимается в Москве. Маша, в свою очередь, поведала, как она попала в столицу, как познакомилась с Бобровым. Когда дошли до музыкального вечера, она погрустнела.

— Да, я помню ту девушку. Ее зовут Анастасия. Кажется, она представила вас Сержу. Вам нужно ее поблагодарить.

— Ну… — Маша вздохнула. — Боюсь, это теперь невозможно.

— Вот как? — Он вскинул брови. — Она уехала? Где же она теперь? Хотя нет, я догадаюсь… Я не вижу на вечере еще одного постоянного завсегдатая, некоего Бориса.

Мне показалось, что в посольстве…

— Она погибла, — перебила его Маша и замолчала.

Больше всего на свете ей не хотелось заканчивать разговор с этим приятным молодым человеком на грустной ноте, но и слушать его догадки она была не в состоянии.

— Мне жаль, — с грустью сказал он, словно Ася была его близкой подругой. — Приношу свои соболезнования.

Как это случилось?

— Ее убили грабители в ее же квартире. Застрелили…

— Господи святы! — обескураженно выдохнул аристократ.

На Александра это сообщение подействовало как удар молнии. Он вспомнил ту хрупкую девушку с повадками подростка. Скорее от избытка эмоций, чем от желания выяснить правду, он порывисто спросил:

— Неужели они ворвались к ней ночью?

— Нет. — Маше очень не хотелось говорить об этом.

Она чувствовала, что тоска наваливается на нее, мешая дышать, а к горлу подступает горячий ком. Чужое участие наконец пробудило в ней дремавшую скорбь. — Она вернулась с репетиции слишком рано. Почему-то сама им открыла. Или у них были ключи, не знаю.

— Ужасно. — Сэр Доудсен сжал набалдашник трости в пальцах. — Просто отвратительно! Могу ли я вам чем-то помочь?

— Мне? — слабо удивилась Маша.

Он тут же почувствовал, что совершил промах, и быстро поправился:

— Ради бога, простите. Я не имел желания навязывать себя, но такие минуты пережить в одиночку очень трудно.

— Вы правы, — несколько ошарашенно согласилась она, — но у меня есть работа. Как бы жестоко это ни звучало, я стараюсь думать только о ней. Согласитесь послушать мою первую песню?

— Разумеется, — он грустно улыбнулся.

— Я кажусь вам гадкой?

— Это почему?! — озадачился Александр, изо всех сил пытаясь понять, какой же она ему кажется. Он посмотрел на нее. Нет, определенно не гадкой. Она казалась ему милой девушкой. Даже привлекательной. Чересчур тихой и застенчивой для шоу-бизнеса. Во всяком случае, из опыта общения с актрисами Лондона, которое было эпизодичным, он сделал вывод, что звезды сцены — это напористые, себялюбивые красотки. Они яркие. А девушка, сидящая сейчас рядом с ним, не в пример им старается быть как можно незаметнее.

— Я думаю не о том. Я пытаюсь отвести разговор от больной темы. Это нехорошо, я знаю…

— Милая Мария. Вы позволите вас так называть? — мягко улыбнувшись, обратился к ней молодой аристократ. — Вы чудесная девушка. И вы совершенно не походите на всех артисток, которых я когда-либо встречал. Те сказали бы: «Ах, как жаль, что она умерла… Не потанцуете ли со мной, мне так грустно».

— Мне действительно грустно.

Александр поднялся и, галантно поклонившись, предложил ей руку:

— Позвольте пригласить вас на танец.

— Вы думаете, что я бесчувственная артистка? — Она усмехнулась.

— Вы такая же бесчувственная артистка, как я великолепный танцор. Я готов говорить с вами о вашей подруге столько, сколько вам нужно. Но не сейчас. Сейчас вам стоит отвлечься. Идемте, а то вы расплачетесь, и все решат, что вы готовите себя не на эстраду, а в хор плакальщиц.

Общество жестоко.

— Вы все знаете об обществе? — Она поднялась, позволив ему увлечь себя на танцплощадку.

— Общество везде одинаково. Нет более бездушного человеческого сборища, чем свет. Уж поверьте мне.

Танцевал он не так плохо, как обещал. По крайней мере, он весьма уверенно вел партнершу и ни разу не наступил на ее новенькие, купленные в дорогом магазине туфли.

— Если вы и на тайском так же читаете… — шепнула ему Маша.

— Увы.

— Ах, ну вот ты где! — Бобров бесцеремонно налетел на них и прекратил танец. — Саша, ты мне страшно нужен. Я должен тебя кое-кому представить.

— Серж, — едва сдерживая возмущение, сухо заметил сэр Доудсен, — мы танцевали. Простите, Мария, — он поклонился ей.

— Да? — искренне удивился меценат и развел руками:

— Не заметил.

Он был явно не в себе. Взгляд его как-то ненормально пылал, щеки, и без того не бледные, теперь были похожи на половинки огромного помидора. Ко всему прочему он еще и нервно озирался.

— Маша, я уведу твоего кавалера. Уж прости, детка.

Он схватил аристократа за руку и поволок к барной стойке.

— Не стоит называть ее «детка», — не выдержал сэр Александр. — Она этого не заслуживает, как бы вы к…

— Да забудь ты на минуту о Маше! — нетерпеливо перебил его меценат и, резко остановившись, развернулся к нему.

Аристократ со всего маху налетел ему на грудь. — Бобров и этого, казалось, не заметил.

— Помнишь, я говорил тебе о ней! — перешел он на жаркий шепот.

— О Марии?

— Да черт с ней!

— Выбирайте выражения! — возмутился сэр Доудсен и, высвободив руку из его пальцев, отступил на шаг.

— Ладно, прости, — быстро согласился Серж. — Я говорил тебе о даме. Ну, вспомнил? О ТОЙ даме!

— Честно говоря, я предполагал, что вы говорили о Марии, — озадаченно промямлил Александр.

— Далась тебе эта Мария! Мария, Мария, — меценат закатил глаза. — Я тебя сейчас представлю.

Он опять схватил его за руку и поволок вперед.

— Вот, — он наконец остановился и, отступив в сторону, явил глазам сэра Доудсена красивую брюнетку с греческим профилем и гордо вскинутым подбородком, — Наталия Касальская.

— Весьма польщен, — Александр поклонился.

Где он уже слышал эту фамилию?

— Что будем пить? — засуетился пылкий влюбленный — Мартини, ты же знаешь, — грудным голосом произнесла красавица.