Шкура неубитого мужа - Михалева Анна Валентиновна. Страница 43

— Т-то есть как.., очутился?

Благодарение небесам, Александр расценил это замешательство как всякий аристократ. Он ужаснулся собственным словам:

— Простите! Я вовсе не имел в виду ничего плохого!

Я хотел спросить, может быть, она рассказывала, где она купила это прелестное украшение, или, может быть, это чей-то подарок? Девушки любят обсуждать такие темы.

— А-а-а… — протянула Маша, пытаясь унять дрожь в голосе. — Я-я н-не знаю… Кажется, ей кто-то его подарил. Но она не особенно распространялась о таких вещах.

Я вообще не видела того украшения, о котором вы говорите.

Распрощавшись с Машей, сэр Доудсен направился в другой ресторан на встречу с Сержем.

«У них рестораны как у нас клубы», — подумалось ему.

Впрочем, эта было лишь одна мимолетная мысль, вклинившаяся в его размышления о только что закончившемся разговоре с Марией. Разговор этот оставил в душе Александра неприятный осадок. Девушка знала о кулоне.

Как? Это другой вопрос. Вполне возможно, сама Анастасия ей и рассказала. Но тот ли это кулон, который с таким энтузиазмом разыскивал Серж?

«Это очень плохая история, — сказал себе Александр, приближаясь к дверям ресторана. — Отвратительная, грязная и недостойная игра мужчин, по вине которых уже не одна, а две женщины погибли. Это нужно прекратить».

Но как? Разве может он в одиночку противостоять двоим? И не в открытой борьбе, что было бы несложно, а на задворках, в сущности, чужой ему страны. Страны с незнакомыми ему, дикими правилами. Страны, где он совершенно лишен какой-либо поддержки, а один из его противников столь силен и наделен такой большой властью, что даже местные органы правопорядка перед ним пасуют. А о втором он вообще ничего не знает. Только его описание, данное Марией. Высокий, худой, темноволосый с проседью. Еще он басит. А лица его она не видела. Это, конечно, лучше, чем ничего, но мало ли в Москве мужчин с подобными приметами.

«There's the rub…» [1] — сказал себе сэр Доудсен, входя в просторный холл.

Судя по внешнему виду Сержа, он уже часа три пил.

Он раскраснелся, глаза его стали совсем маленькими, а нос, наоборот, огромным, с лиловым оттенком. Александр сел за столик и улыбнулся ему как можно приветливее. Тот же посмотрел на него с хмурой неприязнью.

— Что она? — вопросил меценат и, опрокинув в себя очередную стопку водки, подозвал официанта.

— Кто? — Молодой аристократ сделал над собой усилие и заинтересованно вчитался в меню. Есть ему не хотелось. Еще бы, он же только от стола.

— Кто?! — неожиданно злобно взревел Серж и накинулся на ни в чем не повинного официанта:

— Не видишь, графин пустой! Ну, чего пялишься на меня, как баран на новые ворота!

— Будет исполнено! — От испуга официант присел и, склонив голову в подобострастном поклоне, взял пустой графин в намерении умчаться прочь.

Бобров схватил его за рукав форменной куртки:

— И этих захвати, как их.., черт, зеленых таких…

— 0-оливок?

— Нет! — прогрохотал Бобров на весь зал. — Нет! Мать твою! Этих, Ягодин зеленых. Тьфу ты черт, как их…

— Полагаю, господин желает виноград, — со спокойной язвительностью заметил Александр, не отрывая глаз от меню горячих закусок.

— Вот именно, — на шумном вздохе согласился Серж, сверля глазками потомка Доудсенов. — Их…

Тот даже бровью не повел. И на сей раз итонское воспитание оказалось на высоте.

Официант бежал, не оглядываясь.

— Так я спросил, как она?

— Нет, первый раз вы спросили: «Что она?» — равнодушно заметил Александр. — В сущности, это одно и то же, но…

— Я тебя сейчас убью! — рыкнул меценат.

— Возможно, вы попробуете это сделать, но довести попытку до логического финала вам будет весьма затруднительно. — Сэр Доудсен уперся в него холодным взглядом поверх меню.

Так они сидели молча и пялились друг на друга, не мигая, довольно долго. Официант успел принести полный графин водки, блюдо с виноградом и замер у столика в ожидании, когда второй посетитель все-таки сделает заказ. Первым сдался Серж. Это было вполне закономерно, ведь он же не заканчивал Итон.

— Я обидел ее. Страшно! Повел себя как последний дурак, — с горечью произнес он.

Молодой аристократ отложил меню в сторону и обратился к официанту:

— Чай, пожалуйста. И кейк. Лимонный.

— И все?! — округлил глаза Бобров. — Нет, ты должен со мной выпить.

— Слово «должен» тут неуместно, — ответил ему Александр и отпустил официанта.

Странные произошли в нем перемены за последний день. Теперь он мог, совершенно не напрягаясь, оказывать достойное сопротивление этому человеку.

— Когда это ты успел стать филологом? — хмыкнул тот.

— Two wrong do not make a right [2], — вместо ответа заметил аристократ. — Вы злитесь на меня совершенно напрасно. К тому же, разругавшись со мной, вы вряд ли исправите ошибку, которую совершили утром.

— Черта с два, ошибку! — горячо запротестовал меценат. — Девчонка должна знать, кто хозяин. Если показать им слабинку вначале, потом они сядут тебе на голову и будут лупить пятками по переносице. Я все это уже проходил!

— Мария не станет.

— Еще как станет.

— Но вы ее совсем не знаете.

— Я знал Ирму. И я скажу тебе, — он деловито налил в стопку водки, — Машка — та еще штучка. Гордая, хоть и кажется простушкой. Это хорошо для сцены, но именно такие потом жилы и вытягивают.

— Тогда почему же вы злитесь?

Бобров залпом осушил стопку и, кинув в рот огромную виноградину, пожал плечами:

— Сам не знаю. Чувство такое, будто бы этот твой… ну, ирис растоптал. Или плюнул мимо урны, ай, один хрен.

Гадостно на душе. Как она там?

— Она сожалеет, что подвела вас.

— Плакала?

— Нет.

— Ах, она сожалеет, — недовольно проворчал менат, — сожалеет она, видите ли!

— Не понимаю, что вас не устраивает. Если бы я не был представлен мадам Касальской, я бы подумал, что вас мучает иное чувство, нежели профессиональный интерес по отношению к Марии. — Сэр Доудсен кивнул официанту и, взяв чашку, с наслаждением сделал глоток горячего чая.

— Ха! — Бобров немного повеселел. — Каждый продюсер влюблен в свою подопечную. Без этого невозможно. Но это профессиональная любовь. Это любовь к своему творению, к своему будущему успеху. И это никакого отношения не имеет к любви.

— Ирму Бонд вы тоже так любили?

Серж, наливавший в этот момент очередную стопку, замер. Медленно поставил графин на место.

— А почему ты спросил?

— Она же была вашим творением.

Меценат задумался на минуту, потом тихо проговорил:

— Нет. Она была совсем другой. Гордячкой. Долго я с ней работать не мог. Нервы не выдержали. Скинул ее Аркашке Нестерову. Мой человек, мои деньги крутил. Договор-то она подписала со мной. Но я всегда знал: как только ей надоест или что не понравится — уйдет, не раздумывая. Никакими договорами ее не удержишь. Обидно, конечно, черт! Как ни крути, но что ее богатые ухажеры могли сделать, пока она в кабаке пела? Денег на клип дать? Все пустое! В музыкальную тусовку просто так не влезешь. Тут монополия почище нефтяной, чужих не пускают. Она бы со своим клипом дальше дециметрового канала не пролезла. Ну, и концерты там, хиты — абы с кем никто работать не станет. Так что я ей просто как манна небесная на голову свалился.

— Я все думаю, кто мог ее убить… — как бы невзначай пробормотал сэр Доудсен.

И Бобров заглотил наживку. Он пожевал пухлыми, алыми от выпитого губищами:

— Думаю, было кому.

— Не могу забыть ее глаз. В них застыла такая надменность…

— Да она так на всех смотрела, — хмыкнул меценат.

— Думаете, это была развязка какой-то любовной истории?

— Считаешь, я спустил это дело? — прищурился Серж. — Считаешь, что мне плевать? Черта с два! Расследование затянулось. Никаких концов. Я Аркашку только утюгом не пытал, когда расспрашивал. А он все одно твердит: мол, вышла в уборную, парней-охранников от себя отогнала.