Весна в Карфагене - Михальский Вацлав Вацлавович. Страница 34

– Я попрошу вас, господин Хаджибек, подыскать постоянного смотрителя для сербского и русского кладбища, – сказала Мария, возвращаясь к машине.

– Будет сделано, мадемуазель.

– Чем раньше, тем лучше. Пусть наймет рабочих – нужно привести кладбище в порядок. За мой счет.

– Будет сделано, мадемуазель, – уважительно повторил господин Хаджибек.

– Спасибо. Через неделю я приеду сюда еще раз, – сказала Мария, заводя мотор. – Ну что, поехали смотреть порт?

– Да, мадемуазель, поехали. За неделю здесь все приведут в порядок, вы не беспокойтесь.

Машина резво набрала ход. Белая дорога часто петляла.

"Боже мой, какая же я дура! Что я буду делать с кораблем, с этой грудой стали? И сколько он сдерет с меня? Боже мой, какая я дура! Я ведь могу остаться без гроша…" – так думала Мария, глядя вперед, на уплывающую под колеса белую известковую дорогу. Думать-то она так думала, но считать, что ошиблась, не считала: она хорошо помнила тот холодок под сердцем, тот порыв безумной отваги, что всегда предварял самые лучшие ее решения, самые нечаянные и самые верные. Так было и на этот раз, когда она сказала, что покупает линкор "Генерал Алексеев". Решение вспыхнуло в ней мгновенно, а значит, она попала в десятку! Конечно, она еще не знала, что будет делать с кораблем и во что эта затея ей обойдется. Не знала, но шестое чувство подсказывало: надо идти ва-банк! И она пошла.

– Ваша цена? – неожиданно спросила Мария, ловко вписывая машину в поворот петляющей дороги.

– Что вы сказали? – Господин Хаджибек сделал вид, что не понял ее.

– Сколько?

– А-а, вы про корабль?

– Да. Я про корабль. Сколько?

Господин Хаджибек помедлил как можно дольше и назвал цену.

Цена показалась Марии вполне приемлемой.

– Побойтесь Бога, господин Хаджибек! – воскликнула она с чувством. – Вы хотите ограбить беззащитную женщину!

– Вы считаете, это дорого? Мадемуазель! Там же сотни тонн первоклассного металла, – с неменьшим пафосом произнес господин Хаджибек,

а про себя подумал, что его вполне бы устроила и половина названной им суммы.

– И половина – это слишком! – читая его простенькие торговые мысли, с искренним возмущением в голосе выкрикнула Мария, перекрывая шум встречного ветра и шелест шин; о, как она была в эту минуту прекрасна: лицо ее разгорелось, глаза сияли, яркие полные губы исказила гримаса такого презрения, что господин Хаджибек невольно смутился и подумал, что, наверное, действительно задрал цену, в конце концов кто еще купит у него сейчас этот корабль… Тем более что денежки свои он давно выручил, да еще и подзаработал…

Мария вела машину молча, не глядя на господина Хаджибека, так, как будто его вообще не было с ней рядом.

– Но, мадемуазель… – робко пробормотал господин Хаджибек.

– Если хотите получить третью часть от объявленной вами суммы, то можете получить ее сегодня. Это мое последнее слово.

Несколько минут они ехали в молчании, ждали, кто уступит.

– Сегодня мы не успеем оформить сделку, – наконец сдался господин Хаджибек.

– Значит, завтра. По рукам! – И Мария, сбросив скорость авто, крепко, по-мужски, по-купечески пожала короткопалую длань банкира Хаджибека и одарила его ослепительной улыбкой.

Оба остались довольны друг другом: Хаджибек тем, что продал ненужное, а Мария тем, что купила за бесценок корабль, на котором приплыла сюда, в Бизерту, пятнадцатилетней девочкой.

XXVIII

Сделка по покупке корабля состоялась, все было оформлено должным образом, и Мария Александровна Мерзловская вступила во владение линкором "Генерал Алексеев".

Через неделю она взяла роскошную машину господина Хаджибека и чуть свет отправилась в Бизерту. Ей хотелось увидеть свой корабль один на один, без соглядатаев.

Гигантский дредноут [40] стоял на самом глубоком месте бухты Каруба – осадка не позволяла ему занять более выгодную позицию по отношению к берегу. От высокого борта корабля еще падала на синее зеркало бухты огромная тень, едва не достигавшая причалов, и от этого сам корабль увеличивался в объеме и казался просто невероятных размеров. Мария взяла с собой бинокль, обретавшийся в ее пожитках еще со времен их прихода в Бизерту из Константинополя, тот самый бинокль, что подарил капитану первого ранга Петру Михайловичу адмирал дядя Паша. Добрейший Петр Михайлович не передаривал бинокль Машеньке, но и не отбирал – можно сказать, она его заиграла. Стыдно, конечно, но так вышло. Может быть, она и отдала бы бинокль хозяину, но Петр Михайлович вскорости после их прихода в Бизерту как-то внезапно уехал в Марсель, а оттуда уплыл за океан, в Америку, к родственникам. Так что все получилось как бы само собой: он не напомнил, она не предложила… Зато теперь этот цейсовский восемнадцатикратный морской бинокль стал для нее единственной реликвией тех давних лет, реликвией, которую она связывала не с Петром Михайловичем, а только с дядей Пашей, с кумиром юных лет, оставившим в ее сердце вечную память и вечную жгучую тоску об их несбывшейся близости.

Когда-то с борта линкора она рассматривала в этот бинокль берег незнакомой страны, а теперь смотрела с этого берега на свой корабль… Приближенный в восемнадцать раз, так что видна была каждая заклепка бронированных листов корпуса, ее корабль был прекрасен! Сердце Марии сладко дрожало от гордости и отваги: Боже мой, если бы пятнадцать лет назад кто-то сказал ей, что она купит линкор… Нет, этого не мог предугадать даже провидец дядя Паша. Хотя он ведь что-то такое говорил… Да, он говорил, что в Тунизии ей суждено стать богатой… Прямо на нее смотрели орудия главного калибра, изнутри их черных жерл еще поблескивали серебром капли утренней росы; чтобы прочистить такой ствол, артиллерист влезал вовнутрь и там чистил, как в штольне. "Так вот оно, мое богатство! – вдруг озарило Марию. – Боже мой, почему они не демонтировали орудия? Какие идиоты! Немедленно назад, на виллу, немедленно перечесть договор купли-продажи – по каждой буковке…"

Через полтора часа она уже читала в своем кабинете на вилле господина Хаджибека нотариально заверенные документы о ее праве на собственность: "…собственностью госпожи Марии А. Мерзловской, помимо корпуса корабля, являются также все установленные на нем сооружения, приспособления, механизмы как гражданского, так и военного характера, все предметы, сохранившиеся на корабле на момент настоящей покупки…" Все! Все! Все! Это все, что требовалось доказать!

Мария передала через служанку, что ей нездоровится, и не вышла к завтраку. Не раздеваясь, в дорожном костюме с брюками галифе и в мягких полусапожках она лежала на тахте навзничь, отодвинув подушку, и в голове у нее от возбуждения не было ни одной мысли, ни единой, а только гул… только ошеломляющая пустота после нечаянной встречи с Ее Величеством Фортуной – лицом к лицу… Кажется, жизнь вдруг повернулась к ней… Да, этот факт теперь даже заверен нотариально. Она уснула и спала долго, пока не поскреблась в дверь младшая жена Хаджибека Фатима и не пригласила ее к обеду.

Стол под белоснежной скатертью был накрыт на три персоны и сервирован на французский лад. Прислуживал молодой курчавый бербер в белых нитяных перчатках, белых брюках, белых туфлях, в короткополой синей тужурке с золочеными пуговицами – точь-в-точь как в каком-нибудь дорогом парижском ресторане.

– Графиня, я хочу вам представить великого археолога Сержа Пиккара, – церемонно произнес господин Хаджибек, указывая на поднявшегося вместе с ним из-за стола коренастого мужчину лет сорока с очень загорелым светлоглазым невыразительным лицом.

– Мари. – Она доброжелательно протянула ему руку для поцелуя.

Господин Пиккар склонился к ее руке так низко, что она смогла в упор разглядеть его черноволосую голову с круглой лысинкой посередине и лопоухие, коричневые от загара уши, шелушащиеся по краям нежной восковой кожицей. Губы у мсье Пиккара были сухие, Мария это отметила с одобрением, но он припадал к ее руке чуть дольше, чем требовали приличия, и она дала ему об этом знать едва заметным поворотом кисти. Мсье Пиккар расценил этот ее жест как щелчок по носу, шея его побагровела, он распрямился с подчеркнутым достоинством и вызывающе взглянул в лицо Марии.