Закон крови - Микулов Олег. Страница 113
К сожалению, расспросы мало что дали. Анго явно не хотел говорить о прежней жизни, о лашии : ему казалось, что даже разговоры возвращают его назад, туда, в ненависть, грязь и голод… И в страх! Он отвечал – из почтения к Колдуну, но когда говоришь через силу, и слова улетучиваются куда-то, и язык становится невразумительным. Колдун все же понял, что у лашии девочку считали как бы чужой, но никакой другой жизни она не помнит. Боялась кого-то очень, очень страшного. Темный. По ночам приходит. Сильный, сильнее всех. Все боялись. Но теперь Анго не трусит: он человек, не лашии, он сильнее… А тогда, с Дрого, да, боялся. Не знал, что Дрого могуч. Боялся ли сам Дрого? Нет конечно, Дрого никого не страшится, Дрого всех победит!..
Трудно, очень трудно догадаться, кто такой этот Темный. Колдун готов был поверить в то, что это просто самый сильный самец. Вожак, которого боятся – пока, но который будет неизбежно убит и съеден, как только начнет терять силу. Но смущало одно: почему он «по ночам приходит»? И что означают эти взмахи руками, которыми Анго всякий раз сопровождает слова о Страшном?
– Анго, ответь: а днем Страшный приходит?
– Теперь Анго нет Страшный! Днем нет, ночь нет…
– Да, да! А тогда, у лашии, днем Страшный бывал?
– Страшный? У лашии всегда страшный, бить много-много…
– А Темный днем появлялся? Или только ночью?
– Темный день нет, ночь, только ночь. Темный. Страшный.
Вновь и вновь, как прежде, еще там, возвращаясь к себе, Колдун подолгу останавливался у самого Огненного круга, впитывая в себя глухую ночь. Нет, ничего, кроме обычных лесных звуков: скрипнет от мороза сосна, упадет ком снега – и вновь тишина. Только собственное сердце бьется почему-то все сильнее, все тоскливее, и крепче стискивают пальцы рукоять осинового посоха…
Дни шли за днями. Охотники все более привыкали к собрату-новичку, так неожиданно и быстро получившему Родовые знаки, охотничью одежду и оружие. Впрочем, то один, то другой нет-нет да и напомнят:
– Ты хоть и стал мужчиной, да Посвящения еще не прошел!
Особенно щедр на поучения старый Гор.
– Смотри! Пуще всего – закон блюди! Металку держать научишься, дротик делать научишься, след и так берешь! Только ежели от закона отступишься… Был у нас один такой…
– Да! Да! – взволнованно кивал молодой охотник. – Анго знать закон! Анго – человек, сын Мамонта! Великий Мамонт дал закон человекам, – Анго блюди закон!
Старый Гор улыбался и хлопал по плечу так, что Анго невольно вздрагивал.
– Вот-вот! А теперь – бери-ка свои дротики и пойдем к той сосне…
Анго, гордый и счастливый, шел за старым охотником, чтобы вновь и вновь учиться точному броску. Он научится, обязательно научится! А придет время – докажет всем, что нет у него иных братьев и сестер, кроме детей Мамонта!
Случай представился даже раньше, чем он ожидал.
Первые дни после возвращения Дрого охотники держались настороженно: соседство с лашии опасно! На промысел выходили по трое, не менее. Детей из стойбища вовсе не выпускали. Поговаривали о карательном походе, но в конце концов отступились: зачем? Сколько сил уйдет на то, чтобы узнать, где обитает лесная нелюдь, кто-то и жизнью может поплатиться, а их не так уж много… И соседей нет никаких! Не проще ли подождать, ведь старики говорят: лашии уходят, если по соседству с ними появляется сильная община, а дети Мамонта не утратили свою силу!
И действительно, шло время, а лашии никак себя не проявляли, даже следов не было. Видно, и впрямь ушли! Спадала настороженность, и вот уже детишки отбегают далеко от отцовских жилищ, а как же! На то она и охота! А у матерей свои заботы, и не всегда углядишь за сорванцом, не всегда спохватишься. Особенно если на руках еще и грудная, а сынок – неслух…
Ойми исчез в один из ярких, веселых дней, когда небо такое синее, снег маняще искрист, а воздух так легок и колок, что не хочется покидать эти молодые зеленые елочки, среди которых так здорово охотиться… И конечно, нет и не может быть никакой опасности в такой радостный день! Но Ойми исчез.
Нага спохватилась уже к вечеру, когда наигравшихся за день детишек потянуло в дом, к теплу, к оленине с морошкой…
– Ойми! Где ты, неслух?
Думала, прячется, играет. Или к соседям забежал с кем-нибудь из приятелей. Потом…
Ей навстречу бросилась соседка с остановившимся, умоляющим взглядом.
– Тана! Моя Тана! Кто видел мою Тану??
Собрались взволнованные мужчины. Морт, обняв Нагу, шептал какую-то бессмыслицу. Дрого расспрашивал детей. Ни Ойми, ни Таны не видели уже давно. Никто. Думали, дома…
– А где Ойми видели в последний раз?
Оказывается, совсем неподалеку, в молодом ельничке. Там вроде бы и спрятаться негде, все просматривается.
Чем ближе подходили к елочкам, тем больше волновался Анго. С силой втягивал воздух; как-то по-особому шевелил ноздрями. И еще одно: длиннохвостые, устроившись на верхушках молодых деревцов, стрекотали, предупреждая о чем-то. Они разом снялись с насиженных мест, когда Анго, будто убедившись в чем-то окончательно, бросился туда, опережая остальных…
– ЛАШИИ!
Чисто человеческим был этот крик, и человеческая ненависть звучала в нем. Но вслед за этим Анго, вероятно против своей воли, испустил какой-то полузвериный вопль – смесь боли, тревоги и ярости…
Охотники столпились на уютной полянке, испещренной следами детей… Вот здесь, можно было бы подумать, шла беззаботная возня… Быть может, она и была, беззаботная возня, но потом… Морт извлек из груды смятого переворошенного снега какой-то предмет и молча передал его вождю… Шапочка Ойми!
Да, здесь были лашии. Недавно, еще этим утром. И в этот раз они даже не пытались это скрыть, – наоборот, свежий снег в четырех местах просел под желто-коричневыми кучами, протаял от мочи…
– Оставили знак, уверены в себе, – пробормотал Гор.
– Анго! – позвал вождь.
Найденыш скользил от дерева к дереву, то ощупывая и разводя игольчатые ветки, то наклоняясь к самому снегу, вглядываясь, а больше внюхиваясь. На зов вождя подошел не сразу.
– Что скажешь, Анго? Быть может, знакомые?
– Да! Да! Анго знает! Два! – Он поднял два пальца и произнес какие-то полуслова. Затем, подумав, перевел: – Клыкастый и… Вонючка. Еще был один. Не знаю.
– Хорошо! – Арго полуобнял и слегка встряхнул дрожащие плечи. – Ты успокойся. Ты должен помочь.
Серые умоляющие глаза Анго метались по суровым лицам охотников. Ему казалось: его братья вновь стали смотреть на него как на лашии.
– Анго сын Мамонта! Анго поможет! Смерть лашии!
Колдун был уже здесь. Вновь начались расспросы, на этот раз более подробные и настойчивые. Анго старался изо всех сил. Теперь ему было понятно, как важно для детей Мамонта все то, о чем давно хотел знать Колдун. А он-то, бывший лашии, вместо того чтобы помочь, всячески увиливал! Порой и язык коверкать начинал, и непонимающим прикидывался, лишь бы в покое оставили, не напоминали! Зато теперь – те напомнили!
И сейчас, как всегда от волнения, язык Анго начинал сбиваться, путаться. Он спешил поправиться, торопился рассказать все, что знает, и от этого выходило еще хуже. Но все же главное удалось понять. Самцов меньше, чем сыновей Мамонта, но много. Да еще самки с детенышами. (Анго вначале не мог догадаться, как ответить, сколько врагов, а потом вспомнил, как его учили считать: начал выкладывать на снегу еловые шишки, называя каждую поочередно кличкой одного из лашии.) Огня не знают. В драке могут пустить в ход сучья, но главное оружие – лапы и зубы. Сильные: Клыкастый и Кривой вдвоем медведя одолели…