Цветущий бизнес - Милевская Людмила Ивановна. Страница 31

Катерина испуганно перекрестилась, уронила свои сто килограммов на стул, бухнула бюстом по столу и, охая, закатывая глаза и причитая “ай, господи, ай, господи”, ударилась в воспоминания. Я сообразила, что могу выслушать как хоронили всех ее соседей и даже их родню, если не пресеку это устное творчество в его истоках.

— Вот-вот проснется Иванова и запросит жрать, а у тебя там что-то горит, — сказала я, кивая на картошку.

— Ой, и точно! — вскочила Катерина и сообщила мне в спину уже от плиты, ловко орудуя в сковороде ложкой: — Ефим Борисыч болен сердцем. Дочь его любимица, уж он нам про нее порассказывал. Жаль его. Может загнуться старик. А как же она умерла?

— И я хотела бы знать, — ответила я, прислушиваясь к скворчанию картошки.

— И ребеночек остался. Вот горе так горе… — слезливо заключила Катерина, неожиданно взвизгнула и с хохотом закричала: — Ай, мамочка! Да уйди же ты черт! Вот пахабник!

Я оглянулась в твердой уверенности, что несчастная тронулась умом, но увидела Виктора, с хитрой улыбочкой покидающего подол жены.

— Подкрался, подлюка, сзади, — стыдливо зарделась Катерина. — И не к месту радуешься. Слышал, дочь Борисыча умерла.

Виктор погас.

— Что, правда?

— Увы, да, — вздохнула я.

— Что тут скажешь, горе, — смущенно промямлил Виктор и побрел в ванную, стесняясь своего счастья.

— В командировку сегодня, — не скрывая радости, кивнула на мужа Катерина.

— Все проснулись? — прогремела за нашими спинами Иванова.

— Сейчас будем завтракать, — успокоила ее я.

Вид она имела неважный. Лицо отекло, а под глазами расплылись черные круги. Мы с Катериной притихли. Катерина испуганно ушла с головой в картошку, а я демонстрировала повышенный интерес к своим облупившимся ногтям.

Иванова присела к столу и задымила сигаретой.

— Едем? — спросила она у меня, после тягостного молчания.

— Едем, — торопливо подтвердила я.

— Тогда пойду почищу плащ. Вчера влезла в какое-то говно.

И со словами “грехи наши тяжкие” Иванова удалилась к себе.

— Жалко бабу, — шепнула Катерина, водворяя сковороду с картошкой на стол. — Ей больше всех достанется. Видела как почернела?

— Видела, — кивнула я. — Только почему ей больше всех?

— Ну как же, похороны организовывать ей. У Моргунов родственников нет. Жена его детдомовская, а у Борисыча все перемерли.

Я не знала об этом, но в любом случае несомненно было одно: Иванова, как Чапаев, всегда и везде впереди на лихом коне. Значит и похороны на ней.

Глава 16

После легкого завтрака (аппетит как рукой сняло) мы отправились в Ростов. Власовой я по настоянию Ивановой позвонила с “мобильника” еще в дороге. Тата уже не спала и, как ни странно, обрадовалась мне чрезвычайно.

— Можешь приехать прямо ко мне? — спросила она.

— А муж твой?

— Я же говорила: в командировке.

Иванова делала мне знаки, толкала в бок и шипела: “Соглашайся.”

— Хорошо, — сказала я. — Еду.

Власова жила на Пушкинской неподалеку от мединститута, поэтому колесить по городу не пришлось. Убитая Иванова отправилась на кафедру, а я отдалась на растерзание Власовой.

— Куда ты пропала? —прямо с порога спросила она. — Я тут потихоньку схожу с ума, а ты бросила меня бессердечно.

— Вчера дела были, а муж твой уехал когда?

— Понятия не имею. У нас не принято отчитываться. Дня четыре не видела его, позвонила референту, он и сказал, что Мазик в командировке.

— Надолго?

— Сказали, что не меньше десяти дней. И не звонит. Раньше хоть изредка звонил.

Глядя на свеженькую Власову, я не чувствовала той уверенности, которая образовалась в общении с Ивановой. Никак не похоже было на то, что эта сибаритка (в роскошном кружевном пеньюаре) способна на сильные шаги. Будь она так ловка, нашла бы способ повернуть к себе мужа. И возраст и внешность еще вполне позволяют.

— Ты знаешь, что Верочка до сих пор лежит у себя в квартире? — спросила я, пепеля Тату взглядом.

Она побледнела.

— Неужели?

— А я уверена была, что ты позвонишь в милицию.

Она виновато опустила голову.

— Прости, смалодушничала. Несколько раз набирала номер и вешала трубку. Трудно сказать да и не знаю, можно ли. Будут искать того, кто заявил. Женский голос, значит переберут все варианты, доберутся до меня. Не уверена, что смогу…

“Или в самом деле умирает от страха или мастерски играет,” — подумала я, глядя на ее испуганное лицо и трясущиеся руки.

Мы сидели в просторной комнате, одна стена которой представляла собой сплошное окно, закрытое дорогими шторами. Здесь все было дорогое, начиная с самой Власовой, с ее заграничными косметическими операциями. Именно здесь я как нигде ощущала мощь мотива убийства Верочки, и именно здесь не верила в то, что женщина, сидящая напротив и теребящая пояс роскошного халата, — убийца. Это казалось невероятным. Командировка Мазика, оставленный у родителей ребенок, все говорило о том, что Верочка должна была уехать. Скорей всего Мазик часто брал ее с собой. Наверняка собирался взять и в этот раз. Почему же не заехал за ней? Что-то не сходилось в этом пасьянсе.

— А как ты узнала, что она еще там? — задумчиво спросила Власова.

— Просто. Приехала и увидела.

— Одна?

— Да нет, с Ивановой.

— Иванова знает? — ужаснулась Власова.

— А что тут такого? — изумилась я. — Раз и я была там, в милицию она не побежит.

— Зачем ты ей рассказала?

И я поняла, что опять сваляла дурака. Не объяснять же Власовой, что Верочка дочь так называемого товарища Ивановой. Впрочем, он же ее сотрудник, так почему же не объяснить?

— Иванова приехала делиться опытом с отцом Верочки, — сказала я, опуская этого опыта суть.

— А кто у нее отец?

— Власова, как ты живешь на свете? Даже не знаешь родственников любовницы мужа.

Я хотела добавить: “Бери пример с Ивановой,” — но вовремя вспомнила, что не время для шуток.

— Я гордая, так кто у нее отец?

— Профессор Моргун.

Услышав фамилию Борисыча, Тата испуганно схватилась за щеки.

— Почему тебя это так впечатлило? — поинтересовалась я.

— Да нет, ничего, — отмахнулась Тата, не обращая внимания на очевидность своей неискренности. — Одной знакомой он делал операцию. Как мир тесен. Значит милиция еще не была в квартире?

— Возможно как раз сейчас она уже там. Иванова отправилась готовить Моргуна и вполне могла навести его на мысль позвонить дочери.

Власова рассердилась.

— Почему эта Иванова все время крутится вокруг Моргунов? — нервно дергая пояс халата, спросила она. — И что вообще занесло ее в Ростов?

— Я же говорила: научная деятельность, а почему тебя это раздражает?

— Не раздражает, просто интересно. Мало ей дел в Москве? С кем, кстати, она живет?

— С голодным котом.

— А муж, а дети?

— Раньше жила с голодным мужем и таким же сыном, но они сбежали.

— Так ей и надо, — Тата злорадно усмехнулась. — С детства терпеть ее не могу. Жутко вредная баба, убила бы за одну идейность.

Меня это несколько удивило.

— Не ты ли два дня назад утверждала обратное? И с тем утверждением я больше была согласна. Иванова прекрасный человек и умный к тому же. Думаю, именно это тебя и не устраивает.

— Меня все устраивает до тех пор, пока не лезут в мою личную жизнь. Кстати, сегодня разбирала семейный архив, на самый худший случай,.. — Власова замялась. — … Ну, если вдруг обыск и все такое. Так вот, узнала много занимательного. Может пригодиться, если дойдет дело до суда.

— Что ты имеешь ввиду?

Она полезла под диван, достала толстую тетрадь, полистала ее, словно собираясь что-то прочесть вслух, но передумав, протянула мне.

— Вот возьми, изучишь сама. Интересно, что ты об этом думаешь.

— О чем здесь?

— Да много о чем. О Мазике моем, о Верке его, почитай. Это записки мужа. Только долго у себя не держи. Верни завтра. Тебе сразу станет ясно, что не только мне выгодна Веркина смерть.