Почем фунт лиха - Милевская Людмила Ивановна. Страница 15
Я, не желая присутствовать при истязаниях дядюшки, отправилась в зал смотреть телевизор и тут же вляпалась в такую грязь, что не приведи господи. Что можно увидеть в это время по телевизору? Опять скандал. Каждому до смерти не терпится спасать народ.
Заскучав, я оставила телевизор и вышла в прихожую. С расческой в руках остановилась у старинного зеркала. Это был мой излюбленный пост. Нигде я не могла получить столь полную о себе информацию, как с этого поста.
— Сколько она содрала за дачу? — самым интеллигентным образом интересовался мой дядюшка.
— Понятия не имею, — не без досады ответствовала тетушка.
— Что же не расспросила?
— Не успела: ты пришел.
Дядюшка пару раз чихнул, высморкался, чего-то громко отхлебнул и продолжил беседу.
— Когда только она угомонится? Уж пора бы, — с чувством острого переживания сказал он. — Сонька же старше нашей Клавдии?
— На два года, — ответила Нина Аркадьевна. — Но до нашей Клавдии ей расти и расти.
«Что она этим хочет сказать?» — с горячей обидой подумала я.
— Да, Клавдия и умней, и солидней, и кажется старше, — согласился дядюшка. — Но нельзя же до смерти скакать козой, даже если и выглядишь молодо.
— Хочет выглядеть, — ехидно поправила Нина Аркадьевна.
«Нате вам здрасте, — с горечью подумала я. — Единственная племянница в трех шагах от гибели, а они нашли о чем говорить. Неужели нет темы поважней, чем моя внешность? И что им за дело до моего образа жизни? Как хочу, так и скачу».
Окончательно убедившись, что ничего полезного не услышу, я решила прекратить дурацкое обсуждение моих достоинств и недостатков и громким шагом вошла на кухню. Дядюшка и тетушка (словно два неопытных жулика) сразу заговорили о погоде — Спустя несколько секунд они, наконец, «заметили» меня и включили в свою беседу.
— Когда ты намерена выехать? — поинтересовался дядюшка.
— Не знаю, — ответила я, — все зависит от Нелли.
Тетушка нахмурилась, поскольку Нелли она ненавидела еще сильнее, чем «вертихвостку Алису», и на то у нее были веские причины. Дело в том, что мою бедную Нелли угораздило выйти замуж за Антона, племянника Нины Аркадьевны, сына ее покойной алкоголички-сестры. Брак этот был непродолжителен, но плодотворен. Нелли родила ребенка, чего ей до этого не удавалось сделать, а Антон вернулся к своему пристрастию, унаследованному от его покойной матери.
Нелли до сих пор не может простить мне алкоголика-Антона, но чем я виновата? Разве знала я, что Нина Аркадьевна долго его лечила, прежде чем довести до того приличного состояния, когда он стал завидным женихом.
Я вообще мало знала Антона и по-настоящему обратила на него внимание лишь тогда, когда Нина Аркадьевна спросила, нет ли у меня на примете какой-либо подходящей невесты. Недолго думая, я вспомнила про свою толстушку Нелли, которая в любой момент была готова для счастливой семейной жизни. Поколебавшись, Нина Аркадьевна решила, что степенная и пышная Нелли вполне достойна ее племянника.
Сыграли свадьбу. Нелли перебралась в предместье Питера — в Лисий нос и стала с Антоном жить-поживать и добра наживать.
Должна сказать, что я с огромной радостью породнилась с подругой, и представьте мое положение, когда через полтора года выяснилось, что Антон — алкоголик. За короткий срок он выпил у Нелли кровушки столько, что она подала на развод, предварительно высказав мне, как нечестно и подло я с ней поступила.
После развода я примчалась в Питер и все высказывания Нелли переадресовала тетушке. Нелли присоединилась. Дядюшка стал на чью-то защиту. В общем, был скандал, после чего мы с Нелли и грудным Санькой укатили в Москву, а Антон, как любит по такому случаю говаривать мой друг Аким, ушел в запой и не вернулся. Да, Антон ушел в запой и не вернулся. Он стал запретной темой в нашем кругу.
Конечно, после всего случившегося Нина Аркадьевна не приходила в восторг при упоминании имени бывшей невестки. В свою очередь, она никак не могла простить Нелли, что та сбросила с себя Антона, вместо того чтобы, облегчая участь Нины Аркадьевны, нести его на себе всю жизнь.
— Причем здесь Нелли? — сердито спросила тетушка. — Только ее нам не хватало.
— Нелли на своем «жигуленке» повезет меня в Москву, — сообщила я.
— Разве она в Питере? — удивился дядюшка.
— Пока нет, но часам к одиннадцати будет, — заверила его я.
— Что это значит? — строго спросила Нина Аркадьевна. — Она за тобой приедет, что ли?
— Именно, — подтвердила я и, избегая тетушкиных расспросов, потому что страшнее этого ничего не может быть, отправилась смотреть телевизор.
Как я и предполагала, Нелли приехала в одиннадцать. Позвонила с таксофона и сообщила, что ждет меня на Гданьской у ворот. Я наказала ей внимательнейшим образом осмотреть двор и стоять у подъезда как штык.
— Нелька, что же, к нам не зайдет? — настороженно осведомилась тетушка.
— Нет, мы очень спешим, — пояснила я, наспех целуя ее и на бегу прощаясь с дядюшкой.
Я прихватила Санькин велосипедик и выскочила из квартиры. Дядюшка увязался за мной. Завидев Нелли, он галантно приложился к ее пухленькой ручке, осыпал комплиментами и вообще был очень мил. Видела бы такое тетушка, уж не знаю, какая болезнь приключилась бы с ней. Слава богу, наш академик бережет ее здоровье и на женщин в ее присутствии смотрит, как Берия на врагов народа.
Поскольку Нины Аркадьевны не было рядом, дядюшка, стараясь быть необыкновенно остроумным, проводил нас до самой машины и даже помахал вслед рукой.
Я погрузила велосипедик в багажник, села за руль, включила зажигание, рывком тронула автомобиль с места и бодро выехала на проспект Энгельса. Нелли сидела рядом и приветливо махала дядюшке рукой, приговаривая: «Ну, старый козел, вот козел…» — Давай, рассказывай, — нетерпеливо попросила она, едва он скрылся из вида, — какие у тебя обстоятельства? Что произошло?
Еще раз я подробно изложила свою жутчайшую историю, начиная со скрипа полов и заканчивая открытием с телефоном и последующей за этим открытием сценой в подъезде.
Нелли лишь охала и ахала, а порой даже вскрикивала, нервно прижимая свои пухлые ручки к груди.
— Так, значит, это проделки Алиски? — подытожила она, когда я замолчала.
— Выходит — так, — согласилась я.
— Она не знает, что я везу тебя в Москву?
— Боже упаси. Мы как расстались у дверей агентства по недвижимости, так и век бы мне ее, подлую, не видать вместе с ее злоумышленником.
Нелли задумалась.
— А мне, если быть до конца откровенной, — помолчав, сказала она, — первое, что пришло в голову, что все это провернула Нина Аркадьевна. Ведь только ей выгодно лишить тебя жизни. К тому же она умирать будет, а не простит тебе дачи в Сестрорецке и квартиры на Васильевском. Она же думала, что все эти несметные богатства достанутся семейке Волошиновых.
Я запротестовала.
— Ничего подобного. Не было для этого оснований. Бабуля всегда заявляла, что у нее одна наследница: я.
— И все равно Нина Аркадьевна никогда не теряла надежды. Разве не помнишь, как она обхаживала Анну Адамовну, когда та заболела.
— Когда я была у родственников в Польше?
— Да. Нина Аркадьевна тогда долго пыталась пробудить твою совесть рассказами о том, как радела она о здоровье больной и на какие подвиги шла. Даже, мол, выносила за ней горшки. Да за те деньги, на которые она рассчитывала, можно было нанять сиделку, которая спокойно бы это делала.
До чего же бестактна Нелли. Даже тогда, когда она целиком на моей стороне, не может не жалить. Неужели не ясно, что подобные разговоры о покойных неприличны вообще, не говоря уже о том, что покойная — моя бабушка, причем обожаемая.
— А бабуля поболела-поболела да и выжила, еще и замуж вышла, и любовника завела, — чтобы перевести разговор на более продуктивную тему, напомнила я.
Но Нелли упрямо гнула свою линию.
— А когда выяснилось, что Анна Адамовна не пугала и не шутила, а действительно написала завещание, в котором всем, что останется после нее, повелела владеть своей любимой внучке, твой интеллигентный дядюшка с полгода вопил, на каком основании ты, бесстыжая, приватизировала его мать. Дядюшкины друзья до сих пор пребывают в уверенности, что ты воспользовалась слабоумием старушки и подкупила нотариуса.