Почем фунт лиха - Милевская Людмила Ивановна. Страница 47

«Да о чем он? — растерялась я, чувствуя полную беспомощность. — „Это“ да „это“. Что „это“? Я уже не понимаю ничего».

— Да что об этом говорить, — продолжил Дмитрий. — Срок доверенности истекает через месяц. Вряд ли Клавдия успеет за это время уладить мои проблемы, если ей года оказалось мало.

— О какой доверенности вы говорите? — делая «глаза», спросила я.

— Вы не в курсе? — удивился он. — Клавдия вам не рассказала?

— Что-то говорила, но я не очень поняла. Если можно, объясните, пожалуйста.

— Дела в Коломне требуют моего постоянного присутствия, поэтому продажу своей квартиры я поручил Клавдии и оформил у нотариуса доверенность на проведение всех операций, связанных с продажей. Доверенность выдана на год. Ровно через месяц срок истекает, и мне придется ехать в Москву оформлять новую. Но не в этом проблема. Я понимаю, Клавдия против этой продажи, она боится, она всего боится, но кто не рискует, тот не пьет шампанское.

«Дура Клавдия! Да с таким мужиком я бы всю жизнь пила шампанское! Вот так номер! Он и не собирался продавать ее квартиру. Он писал о своей. Тогда зачем Клавдии понадобилось убивать меня? Пропал мотив. Кому-то выгодно подставить Клавдию. Значит, убийца жив, мотив его мне неизвестен и могут быть новые убийства».

— Простите, мне надо срочно в Москву, — сказала я Дмитрию, хватая его за локоть и устремляясь к «Ягуару». — Там ждут неотложные дела.

— Да, да, конечно, — не возражал он, — но зачем вы приезжали?

— Потом все объясню, — пообещала я, заскакивая на переднее сиденье и командуя Дане:

— Трогай!

— Когда потом? Что с Клавдией? — прокричал Дмитрий мне вслед.

— Все в порядке! — солгала я, высунувшись из окна «Ягуара». Хотя кто знает, что именно нужно считать порядком.

Дмитрий с озадаченным видом остался стоять и смотреть мне вслед, а я всеми мыслями устремилась в Москву. Я не задала ему всех вопросов, которые интересовали меня до поездки. Новость о продаже другой квартиры резко поменяла ситуацию. Было над чем задуматься. И я задумалась.

Глава 24

Вернувшись домой, я заявила Алисе:

— Завтра едем в Питер.

— Не поеду, — отказалась она.

— Но мне нужно.

— А мне нет.

Я не ожидала такой черствости.

— Пойми, глупая, — возмутилась я, — промедление смерти подобно. Если останусь тут, возможны новые убийства.

— Так поезжай одна, — отрезала Алиса. — Не могу я ехать без Германа. Надо держать марку. Вот если бы он сам за мной приехал…

Какая наглость! Изменять родному мужу с каким-то проходимцем, а потом еще выдерживать марку. Вот у кого надо учиться жизни — у глупой Алисы!

Я дождалась, пока она отправится в ванную, и позвонила Герману.

— Ты думаешь забирать свою жену? — прямо спросила я.

— А что, она тебе надоела? — последовал флегматичный вопрос.

— Мне надоели ее стоны, надоело слушать, как она по тебе скучает.

Герман оживился.

— Правда? Скучает? И давно это с ней?

— Давно. Сразу же, как вышла из больницы, — с энтузиазмом врала я, — начала скучать. И в больнице все разговоры только о тебе. Алиса тоскует и вот-вот впадет в депрессию.

Алиса и депрессия — вещи несовместимые. Об этом известно всем, кроме ее мужа. Герман заметно разволновался.

— Она страдает? — принялся теребить он меня вопросами. — Она раскаивается? Я решила сделать хитрый ход:

— Ей не в чем раскаиваться.

Герман опешил.

— Как не в чем? Не советую водить меня за нос. Я знаю про этого Сибирцева.

— Ты знаешь только то, что она говорила ментам, а ментам она говорила то, что нужно мне. Можешь приехать и посмотреть, что она говорит сейчас.

Она изменила свои показания.

— Зачем? — закричал Герман. В его голосе слышались отчаяние, надежда и сомнение. Я поняла, что нахожусь на верном пути, и смело продолжила:

— Так надо. Если меня не убьют, все узнаешь, а пока не задавай лишних вопросов. Сейчас могу сказать лишь одно: жена твоя — святая женщина и верная подруга, к тому же ангел. Еще она само благородство, поэтому приезжай поскорей и забери ее.

Жить с ангелом невыносимо.

После таких слов Герман разволновался еще сильней.

— Соня, так она все это для тебя? — замямлил он. — Соня, это правда?

— Да, у меня чрезвычайно сложное положение. Вопрос жизни и смерти. Алиса очень мне помогла.

— Но она же рисковала своей жизнью! — не на шутку встревожился Герман. — Она доверчива. Как ты могла так ее подставить!

Вот она, человеческая благодарность. Я тут стараюсь, усыпляю его бдительность, зализываю нанесенные ревностью раны, а он…

— Слушай, Герман, — рассердилась я, — не говори, чего не знаешь. Еще вопрос, кому дороже Алиса — тебе или мне. Судя по тому, кто вытирает ей сопли, — мне. Если хочешь мириться, приезжай завтра. же, если нет — как хочешь. Здесь найдется, кому ее утешить.

— Приеду, — сдержанно ответил он.

— Только не вздумай выяснять отношения, — предупредила я. — Помни — Алиса многое не вправе рассказывать. И потом, это пошло.

— Пошло врать мужу, — буркнул Герман, — но обмануть меня трудно.

Я поняла, что сердце его растаяло, и довольная отправилась в ванную.

— Завтра примчится твоя половина, — сообщила я утопающей в пене Алисе.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она, с бессмысленной щедростью поливаясь моим шампунем. — Какая половина?

— Я имею в виду русскую пословицу: не все коту масленица. Погуляла вволю — бегом на бойню. Алиса сморщила свой точеный носик. — Фу, кошмар какой. Где ты откапываешь такие мерзости? И я еще должна гадать, что они означают.

— Не надо гадать, расшифровываю: завтра приезжает Герман.

Алиса как ошпаренная выскочила из ванны. Ее прекрасные синие глаза наполнились самым неподдельным ужасом. Я устыдилась, что испортила совершенное творение, потому что ужас не шел Алисе.

— Откуда ты знаешь? — закричала она.

— Я только что разговаривала с ним по телефону. Он не сердится и очень соскучился. Если будет задавать вопросы, все вали на меня, как на мертвую. Как истинная подруга, я вызвала огонь на себя.

— То есть? — спросила Алиса, вновь погружая в ванну свои обольстительные формы.

— А то и есть. Я сказала Герману, что ты все врала про Сибирцева.

— Это глупо. Зачем? «Глупо? Кто бы говорил».

— Исключительно из моих интересов, — пояснила я. — Я заставила тебя врать. Нормально?

— Нормально… И он поверил?

«Поверил ли мне Герман? Годы жизни с Алисой и не такому научат».

— Поверил, поверил. Завтра приедет.

Алиса растерялась.

— Завтра? Так скоро? А как же шашлыки? Маруся с Акимом пригласили нас на шашлыки.

Я разозлилась.

— О чем ты болтаешь? Какие шашлыки? Разве пристало тебе есть шашлыки с алкоголиком Акимом, когда ты можешь есть их в обществе своего интеллигентного и трезвого Германа? Алиса задумалась.

— Нет, — призналась она, — с Акимом интересно. Он такой, такой…

От восторга она не нашла слов. Я не стала ей подсказывать, я была потрясена неблагодарностью подруги. Герман, чистюля Герман, такой мэн и ни в какое сравнение не идет с замызганным алкоголиком Акимом. Вот и пойми после этого женщин. Бедные мужчины! Даже я не всегда понимаю своих сестер, так что же тогда говорить о них?

— Мне плевать, какой Аким. Мне плевать, чем он вас всех заворожил. Если я не приму меры, — разозлившись окончательно, завопила я, — то скоро появится гора трупов. Учти Алиска, следующие будут на твоей совести. И потом, хорошего понемножку, так что приготовься, милочка, к встрече с мужем. Завтра с Германом едем в Питер.

На следующий день в двенадцать часов (мы еще толком и проснуться не успели) примчался Герман. Я не захотела быть свидетелем супружеского примирения и под благовидным предлогом (за покупками) отправилась из квартиры вон.

Я опять бродила по Старому Арбату, ломая голову над чередой покушений и убийств. Версий прокручивалось много, но каждая имела какой-нибудь существенный изъян. Я не знала, как связать одно с другим. В конце концов решила, что кто-то ополчился на семью Волошиновых, а на меня покушались лишь для отвода глаз.