Пусти козла в огород - Милевская Людмила Ивановна. Страница 30
— Выставка продлится еще долго, — успокоил ее Мигель. — Вы можете приходить хоть каждый день. Я даже осмелюсь предложить вам мой автомобиль, чтобы легче было добраться. У вас будет собственный экскурсовод.
— Как же — долго? — изумилась девушка. — Везде написано, что сегодня последний день. Завтра корабль уходит.
— Последних дней, — улыбнулся Мигель, — может быть сколько угодно. В конце концов я ведь хозяин этого корабля и всего, что на нем есть.
— Вы? — Девушка отступила в изумлении. Хозяин корабля! Да еще владелец всех этих прекрасных цветов! Какая же девушка устоит перед таким предложением?
— Пожалуйте, сеньорита, — Мигель галантно протянул ей руку, воодушевленный явным успехом.
И в этот момент подошел служитель, одетый в морскую форму.
— Вас к телефону, — кланяясь, сказал он.
На лице Мигеля Эррероса проступила досада.
— Сеньорита! — воскликнул он. — Тысяча извинений! Прошу вас подождать одну минуту. Обещаете не уходить?
Девушка кивнула. Мигель поспешно удалился. Задумчиво глядя ему вслед, она неловко повернулась. Задела плечом цветочный горшочек, непрочно закрепленный в изящном кашпо. Прикрыв глаза, ахнула.
— Вот, пожалуйста…
Знакомый голос заставил ее открыть глаза. Перед ней стоял, смущенно улыбаясь, тот самый белокурый молодой человек, который в лавке древностей спас от гибели нефритовое шило.
— Не волнуйтесь, вы ничего не разбили.
Юноша протянул девушке цветок, пойманный им у самого пола.
— Поставьте, пожалуйста, его на место, — смущенно попросила она. — Все время я что-то роняю. Он улыбнулся:
— Но пока ничего не разбили.
— Да, — усмехнулась она и подумала: «Какие красивые у него глаза».
«Никогда не видел таких красивых глаз», — подумал и он.
Оба смущенно замолчали. Молчание явно затягивалось, и он и она понимали это и не знали, что сказать. Все казалось таким незначительным в сравнении с этими глазами, с восхищенным любопытством глядящими на мир. Он смотрел на нее, она на него и…
— Святая Мария! Сеньорита! — раздалось за ее спиной. — Я в отчаянье. Как мог я вас оставить? Какая оплошность.
Голос Мигеля прозвучал так внезапно, что девушка вздрогнула. Эррерос осторожно взял ее под локоть. Одновременно к молодому человеку подошел служитель в матросской форме. Что-то сказал ему, указывая на выход из зала.
Мигель увлек девушку к другому выходу. Она обернулась, тщетно ища глазами белокурого юношу.
«Какая жалость, — подумала она. — Почему я не спросила, как его зовут?»
Расстроенная, она послушно пошла за Мигелем Эрреросом. Увидев за широкой стеклянной дверью стойку бара и разноцветные столики, она свернула к залу ресторана.
— Нет, нет, сеньорита, — испуганно преградил ей дорогу Мигель. — Не в этот зал. Сюда, сеньорита, напротив.
— Какая разница? — грустно пожала плечами девушка, жалея, что сразу не ушла с тем милым и привлекательным молодым человеком, со своим соотечественником.
«Ах, даже познакомиться не успела», — с досадой переживала она.
— Нам уже накрыли столик, — пояснил свое поведение Мигель. — Прошу вас!
Они расположились под открытым небом. Официант в белоснежной форме принес и ловко открыл бутылку французского шампанского в серебряном ведерке. Водрузил на стол вазу с фруктами. Мигель Эррерос сам разлил шампанское по бокалам.
— За встречу, прекрасная сеньорита, — провозгласил он, тревожно оглядываясь.
— Корабль, сеньор Эррерос, корабль!
Выбежавший на ресторанную палубу служитель был бледен.
— Он сошел с ума! Нужно спасаться! В этот миг плавучую оранжерею потряс страшный удар. Ржавый сухогруз протаранил борт плавучей выставки. Вода хлынула в трюмы. Палуба накренилась.
— Сеньорита! Сеньорита! — взывал Мигель, пытаясь настигнуть девушку, скатывающуюся к борту.
Ему удалось схватить ее, поставить на ноги и увлечь к выходу. Они преодолели крутую, больше похожую на трап лестницу, свернули в узкий коридор, направляясь к спасательным шлюпкам. Вслед за ними с искаженным лицом скатился бармен.
— Пожар! — диким голосом заорал он.
В узкий коридор ворвались дымные языки пламени.
Девушка оцепенела от ужаса. Мигель Эррерос нагнулся, подхватил с пола ковровую дорожку, перочинным ножом надрезал ее, оторвал большой кусок и завернул в него почти бесчувственную девушку. Словно куль взвалил ее на плечо. Грузно побежал к выходу, охваченному огнем.
Преодолев пылающий барьер, Мигель вылетел на палубу. Дымилась одежда, но ему удалось достичь борта. Мигель столкнул в воду ящик со спасательным плотиком, бросил за борт девушку и прыгнул следом за ней. Оказавшись в воде, он помог девушке удержаться на плаву. Вскоре они устроились на надувном плотике.
Энергично работая маленькими веслами, Мигель отплыл от накренившегося судна. Он все греб и треб, пока девушка не пришла в себя.
— Утонул, — тихо и отрешенно сказала она. Он обернулся. Корабля не было. Лишь крутая волна качнула спасательный плотик. Мигель Эррерос взял безжизненную руку девушки, ласково сказал:
— Ничего. Судно застраховано. Не нужно расстраиваться. Вы со мной, а значит, ничего не случится.
Он извлек из кармана обгоревшего пиджака резной браслет.
— Теперь вам не скоро доведется посмотреть мою выставку. Я так виноват. В компенсацию примите этот маленький подарок.
Удерживая руку девушки, он попытался надеть браслет на ее тонкое запястье.
— Нет! — вскрикнула она, не зная почему и от чего отказывается. — Нет!
Но Мигелю все-таки удалось надеть браслет — пернатый змей ласковым кольцом охватил руку девушки. Как ни странно, но она тут же успокоилась. Даже щечки ее чуть порозовели, хотя нервная дрожь продолжала сотрясать тело.
— Я расскажу вам древнюю сказку моего древнего народа, — поглаживая ее руку, сказал Мигель. — Это вас успокоит.
И звуки удивительного языка, насыщенного согласными, поплыли над морем. Девушка перестала дрожать, вслушиваясь в чарующую музыку этой речи. Совершенно непонятной и… такой понятной.
Четыре реки легли к ногам Мастера. Холод вод обнял душу творящего лики богов. Ощутил он текучесть жизни.
Подарили потоки злато, заструились с плеч Атуэя.
Сколько вод утечет в безвестность? О, сколько вод!
Забурлили гневные реки. Промыли четыре каньона в теплом пепле души Атуэя, по утраченной воле стеная.
Сердце Мастера объял холод. Каждый смертный к нему приходит.
Сколько холода в водах мира? О, сколько холода!
Четыре реки притекли к Атуэю. Четыреста лунных дней ждал их Мастер. Рыдала Земля Любви обреченно.
Четыре реки — рубцы души Атуэя.
Четыре реки!
Первая — дочь забвенья.
Сколько вод может смыть память? О, сколько вод!
Вторая — дитя надежды.
Сколько лун погасят надежду? О, сколько лун!
Третий поток — сын грусти.
Сколько грусти падет листвою? О, сколько грусти!
Четвертый — дитя разлуки.
Сколько вод от встречи до встречи? О, сколько вод!
Прекрасным днем полнолунья, в день Пернатого Змея. В день скорби. Роздал душу свою Мастер. Роздал, любовь утратив. Утратив надежду.
Забурлили потоки пенно. Устремились к морям сверкая.
Омылся взгляд Атуэя.
Сколько лун отразилось в водах? О, сколько лун!
Влились в моря реки. Океан их пленил берегами.
Сколько лун шел усталый Мастер к океану, бурлящему пеной?
О, сколько лун!
Тщетно молил Мастер отпустить на свободу душу.
Не знают тепла воды!
Тысячу мер нефрита принес к берегу Мастер.
Рассмеялся морей владыка.
— Как отыскать душу? Так глубоки воды!
Может быть, унесла. Мастер, душу та, что с ладьи бежала. Рабыня с бронзовой кожей.
Сверкнул океан солнцем.
У вод нет состраданья!
По следам памяти предков направил парус свой Мастер. На острове Вечной Печали он отыскал беглянку.
Отвернула лицо рабыня.
— Сколько лун ждала тебя, Мастер? О, сколько лун!
Не за мной ты спешил, Мастер! Может быть, ты искал Забаву?