Пять рассерженных мужей - Милевская Людмила Ивановна. Страница 12

«Рисовали на бумаге да забыли про овраги,» — подумала я, безмерно горюя, что не могу с присущей мне прямотой сказать этого вслух.

— С зарплатой не будет проблем, — оптимистично оповестил подельников Тасик. — Когда цех смотрел, с аборигенами пообщался. Это же не Москва. Там, в этой Богом забытой Алексеевке, народ вообще забыл как выглядят «бабки». Натурой друг с другом расплачиваются, — хихикнул он и серьёзно добавил: — За двадцать процентов от московских зарплат обещали горбатиться, как рабы на плантациях.

— А транспортные расходы? — сразу же озаботился умный Пупс.

— Не боись, — успокоил его Архангельский. — В эту, Богом забытую Алексеевку, ветка есть. Прямо вагонами лес подавать и будем. И так же гнать готовую продукцию обратно. Даня на железку имеет выходы, обещал все сомнительные позиции с дорогой утрясти. Да-ня! — зычно разбудил он его. — Подъем!

Даня мгновенно проснулся — вот бы порадовалась Тамарка, которая часами будит его.

— Утрясу, -поспешно заверил Даня.

— Во что это счастье обойдётся? — бухгалтерски въедливо поинтересовался Пупс.

Даня гордо рапортовал:

— Маневровый тепловоз отволочёт вагон со станции назначения к цеху за бутылку, ну, может за две. Бутылку, конечно, не машинисту, а начальнику станции, моему другу. Он выпить не дурак, но больше двух не осилит. Жена строгая.

— Добро, — обрадовался Архангельский.

— Добро, — загалдели мужики.

А я подумала: «Их бы устами, да мёд пить. Как складно у них все выходит и, главное, затрат никаких. Там за бутылку, там за полцены, там вообще даром. Это какие же таланты столько лет пропадали! И неожиданно обнаружились. Ну прямо как в сказке: лежал-лежал Илья Муромец на печке до сорока лет, а потом как вскочил да как начал горы воротить…

Ох, чует моё сердце, быть беде.»

— Вить, так что там теперь с «капустой»? — поинтересовался Тасик.

— Как просили, четыреста процентов — жизнеутверждающе сообщил Пупс.

«Странно, что не пятьсот,» — изумилась я.

— Так! — с необъяснимым подъёмом воскликнул Архангельский. — Считаем «капусту»! Станислав, что там у нас с производительностью цеха, если погонаж шуровать?

— Ну-у, — замялся Тасик, — если усредненно, то пять, от силы шесть тысяч погонных метров в смену.

— Добьёмся шести, — решительно отмёл сомнения Архангелький.

— Так можно, ведь, и в две смены, — удивительно бодро предположил Даня.

«Вот чем надо его будить, — прозрела я. — Просыпается только при слове „капуста“. Надо мою Тамарку просветить.»

— Работать будут в три смены! — воодушевлённо постановил Архангельский. — Шесть множим на три. Итого… Итого… Витек? — обратился он за помощью к Пупсу.

— Восемнадцать, — компетентно заверил Пупс в том, что очевидно и первокласснику. — Выходит восемнадцать тысяч погонных метров в сутки.

— Ого! — обрадовался Архангельский. — Крепко. А в месяце двадцать два рабочих дня. Восемнадцать на двадцать два, получается…

Учитывая, что бедняга затруднялся помножить шесть на три, Пупс не стал дожидаться от Вани подвигов в более сложных подсчётах. Тут же с эффективностью калькулятора он подсчитал сам и огласил результат:

— Триста девяносто шесть тысяч погонных метров изделий.

Мужики удовлетворённо загалдели.

— Это вы ещё цен не знаете, — торжествуя, заявил Архангельский. — Даня, доложи господам, какова средняя цена на фрезерованный погонаж.

— Собрал все данные по оптовым поставщикам такого рода товара, — важничая, сообщил Даня, — и получается, что меньше, чем доллар за метр наша продукция стоить не может.

Я быстро умножила триста девяносто шесть тысяч метров на один доллар и задохнулась от удивления: «Триста девяносто шесть тысяч долларов в месяц?! На пустом месте?»

Архангельский так быстро считать ещё не привык, а потому снова обратился за помощью к Пупсу.

— Только на одном этом цехе доход составит почти четыреста тысяч долларов в месяц, — подытожил Пупс. — А расходы, при уже определённом уровне рентабельности, лишь одну пятую часть дохода, то есть около восмидесяти тысяч долларов. Итого чистой прибыли — почти триста двадцать тысяч долларов в месяц.

— Это же на каждого получается… — задохнулся от счастья Даня.

— Шестьдесят четыре тысячи долларов, — незамедлительно высчитал Пупс.

Мужики оживились. Я схватилась за голову: «По миру пустит Даня Тамарку. Куда эти уроды вляпываются?!»

Разумный Пупс в ликовании участия не принимал и даже попытался его приостановить.

— С этой суммы нужно налоги заплатить, — напомнил он, — и ещё эти, как там Иван говорит, раздачи…

— Все устрою в лучшем виде, — оптимистично пообещал Архангельский. — Уже и коны набил. В пять «косых» зеленью уложимся за все про все.

— Так ведь налогоблагаемая база, косвенные налоги… — принялся мямлить Пупс, но Архангельский неугодные речи в корне пресёк.

— Брось ты свою экономику, Виктор! — снисходительно посоветовал он. — В России другие законы. Не довела тебя бухгалтерия до добра и никого не доведёт. Тут трясти надо, а не думать. Сказал же: все устрою. Слепо следуйте за мной, и завтра мы будем миллионерами!

Наступила тишина.

Образная тишина. Даже перед моими глазами простёрлись бескрайние поля, густо засаженные «капустой». Даже я растерялась: что со всем этим богатством делать? Как тратить его? С чего начинать? Бог мой! Тут же непочатый край работы! Бегай по магазинам хоть круглосуточно и до смерти не потратишь!

Да-аа, опешила даже я — человек неистощимой фантазии. Великие же комбинаторы, думаю, просто страдали от беспомощности перед такой горой «капусты», ломали голову куда её деть? Как от жён заначить? Это же не десятка, не запихнёшь под тумбочку или в носок. Шутка ли, насчитали каждому чуть ли не по «лимону» долларов годового дохода!

«Если эти комбинаторы пролетят, — ужаснулась я, — Тамарка точно сойдёт с ума. От горя. А если не пролетят, все равно сойдёт с ума, но… тоже от горя. Ха, если Даня заработает „лимон“, то выходит, что Тамарка неправа: Даня оказался её умней, хотя Тамарка столько лет убеждала мужа, что нет его тупей на свете.»

И тут мне в голову пришло, что совсем не о том я думаю. Не о Тамарке надо переживать, а о себе. Если Женька заработает миллион, он же отнесёт его Юльке!

Юльке, а не мне!

Это само по себе горе, но дело даже и не в том. Отсутствие у меня Женькиного миллиона я легко переживу — ведь жила же как-то до этого, — а вот факт, что Женька на веки достался Юльке, просто до смерти бесит меня. По доброй воле Юлька от мужа миллионера не откажется. Не убивать же её.

Короче, решила я бизнесу этому помешать. Решила и дальше слушала разговор совсем под другим углом: почему-то уверена уже была, что у этих недотёп все получится. Теперь я не критиковала их, а завидовала всей душой, переживала и голову ломала как им помешать.

А мужики, между тем, нарадовавшись вволю, на встречу с поставщиками леса ехать собрались. Архангельский куда-то позвонил, долго с архангельскими мужиками «стрелку забивал», чтобы встретиться и тут же другую «стрелку забить», уже для вручения кому-то бакшиша.

Короче, сложнейшие у них там комбинации закручивались, из которых мне ясно было одно: «стрелка забита» напротив пивной, которую Ваня любит не меньше своей молодой жены. Благодаря ревности Маруси к той пивной, я прекрасно туда знала дорогу.

Глава 10

Как только за пятью рассерженными мужьями захлопнулась дверь, я тут же бросилась к окну и с радостью обнаружила, что во дворе дома стоит Женькина старушка-«тойота».

«Значит за рулём будет он. Очень удачно сложилось,» — подумала я и сразу же направилась к телефону.

Набрала 02 и бодро сообщила милиции, что банда нетрезвых наркоторговцев «забила стрелку» поставщикам белой смерти.

— За рулём «тойоты» совершенно пьяный главарь, представляющий страшную угрозу обществу, — заверила я.

Подробно описав приметы Женьки, а так же Вани, Дани, Таси и Пупса, я предупредила, что они абсолютно «отморожены» и до зубов вооружены.