У жены под кроватью - Милевская Людмила Ивановна. Страница 10

“Во втирает! Во втирает, подлец!” — подивился под кроватью Роман.

— И что? — спросила Липочка.

— Прихватил кейс да поспешил на работу, — продолжил Желтухин, заискивающе глядя на супругу.

Липочка хмурила лоб и кусала губу. Таким образом она обычно задумывалась, поэтому Иван Семенович струхнул:

— Что, солнышко? Не веришь? Не веришь в мои чудеса?

— Да верю, Ваня, — отмахнулась она, понимая, что если начнет рассказывать о своих, то муж, при всей своей доброте, точно свихнется.

Может даже залепит в лоб. Или в глаз. Теперь уже она ничему не удивится.

— Верю, Ваня, верю. На свете еще и не такое бывает, — горестно заключила Липочка. — Воры тоже люди. Посмотрели, что бумаги важные и вернули тебе. А телефон, наверное, и не заметили.

— Так все и было, — подтвердил Иван Семенович. — Воры — народ невредный. Им только денег нужно.

— Тут по-другому и не подумаешь, — успокоила его Липочка.

Роман под кроватью зашелся от зависти. Да-да, черной завистью позавидовал он Желтухину: “Надо же, такая святая простота и какому-то мудаку досталась. Верит буквально всему. Я и не мечтал, что еще есть такие”. Иван Семенович тоже жену оценил. “Святая она у меня, чистый ангел”, — подумал он, уже без всякой симпатии вспоминая Глафиру. Липочка тоже мужем была довольна. Как тут не быть довольной, когда Роман остался под кроватью необнаруженным, кейс найден, сотовый — тоже. Супруги с нежностью простились, и Иван Семенович счастливый отправился на работу. Теперь одна лишь на сердце была у него печаль: шлепанцы Глафиры, оставленные им в прихожей. “Ну, да ничего, — успокоил себя Желтухин, — как-нибудь обойдется. Ведь с рук сходило до сей поры”. И действительно: все с рук сходило.

Далее Иван Семенович думал только о своей секретарше-Галочке. Точнее, он задавался вопросом, сможет ли и сегодня соответствовать ее девичьим требованиям и желаниям. Как-никак, здоровье сильно женой подорвано… С этой мыслью Желтухин на работу и отбыл.

А между тем, Липочка, простившись с мужем, принялась за Романа.

— Как вы попали в мою квартиру? — приступила к допросу она, едва тот выкарабкался из-под кровати.

— Разумеется в дверь вошел, — успокоил ее Роман. — Пока вы мусор выносили, я незаметно и скользнул.

— В трусах? Ведь дело было совсем не ночью! — изумилась Липочка, припоминая, что мусор она вчера выносила утром, проводив мужа на работу. Иван Семенович, как обычно, нежно простился с женой и отправился в свой офис. Тогда он еще не знал, что муж Пончиковой Глафиры отбудет в командировку. Узнал он об этом ближе к обеду и, бросив дела, помчался домой. Как положено, известил жену, приоделся и “укатил” в соседнюю квартиру. Но перед этим слегка размялся с супругой, чтобы (упаси боже!) не сплоховать и явиться в блестящей форме к Глафире. Теперь, вспоминая свое страстное (действительно страстное!) прощание с мужем, Липочка побагровела:

— Ах вы нахал! Так вы с утра торчите в моей спальне под кроватью?!

— Увы, с утра, — вынужден был подтвердить Роман. — Потому и голоден, как собака.

Липочка воздела руки к люстре и поделилась впечатлениями с потолком:

— Потрясающе! Он извращенец: врывается в мой дом в одних трусах и прописывается под моей кроватью!

Роман обиделся:

— Почему — в трусах? Я пришел в приличном костюме, но сразу же его снял и выбросил с балкона.

— Так это ваша одежда валялась внизу? — поражаясь, воскликнула Липочка.

— Да, моя, — гордо сознался Роман.

— Да зачем же вы, чудак-человек, такой дорогой костюм выкинули?

— Чтобы остаться в вашей квартире.

Липочка была потрясена:

— А что вам мешало остаться в квартире в костюме? Кстати, дворничиха уже утащила его.

— Очень хорошо, — одобрил Роман.

— Чему вы радуетесь? — удивилась Липочка.

— Свидетелям. Раз дворничиха видела мой костюм, значит я спасен. Теперь, когда есть свидетели, вы точно меня не выгоните. В противном случае я расскажу вашему мужу про наши близкие отношения.

— У нас нет отношений, не было и не будет! — отбрила наглеца Липочка.

— Не зарекайтесь, — посоветовал Роман. — В любом случае ваш муж поверит в худшее, это свойственно всем мужьям. Прикиньте сами: если я скажу ему, что мы любим друг друга три года, а вы будете все отрицать, какую версию ваш муж сочтет более правдоподобной?

Липочка прижала ладошки к пылающим щекам и выдохнула:

— Вы подлец!

Роман горестно покачал головой:

— Ни в коем случае. Я всего лишь несчастный человек.

— Да в чем же ваше несчастье? — взбесилась Липочка. — В том, что вы проникаете в чужие квартиры и не даете людям спокойно жить?

— Нет, не в этом! — с жаром воскликнул Роман. — Разумеется не в этом! Я порядочный человек и если пошел на такие неприличные, крайние меры, значит возникли серьезные причины. Моей жизни угрожает опасность! Смертельная! Я нуждаюсь в помощи! Один бог знает в какую жуткую переделку я попал!

— Один бог знает? — ужаснулась Липочка. — А вы?

Роман ее успокоил:

— Я тоже кое-что знаю и готов это вам изложить, если вы готовы меня послушать.

— Готова, конечно готова, — энергично затрясла кудряшками Липочка, загораясь любопытством.

— Извольте. Я считал себя счастливым человеком, — многообещающе начал Роман, но… не успел продолжить.

Из прихожей донесся звонок. Три звонка.

— Это Глаша! Моя подруга! — сообщила Липочка и заметалась: — Беда! Беда! Она ничего не должна знать! Она не должна вас видеть! Под кровать! Сейчас же под кровать возвращайтесь!

Глава 6

Пончикову Глафиру давно уже раздражало благополучие подруги. Эта дурочка, Олимпиада Желтухина, была счастлива всегда: и зимой, и летом, и в мороз, и в слякоть, и в нищете, и в изобилии. И хотя Глафира осознать не могла в чем это счастье заключается, завидовала и страдала она невообразимо. Да и было от чего страдать, сама-то Глафира была несчастна. Она считала себя женщиной достойной, но с очень несложившейся женской судьбой. Совсем наоборот (по мнению Глафиры) обстояли дела с Липочкой: дура-дурой, а только и делает, что таскает из барабана фортуны счастливые билетики. По этому случаю Глафира очень жалела себя и злилась на Желтухину.

“Ну почему у нее всегда такой вид довольный? — изумлялась Глафира. — Чему радоваться ей, этой Липке? Ни в чем она не состоялась. Я — глава фирмы, а у нее никакой карьеры, даже работы не имеет. Я деньгами сорю, она у мужа копейки клянчит. Квартирка ее скромненькая, не то, что у меня. Обстановка бедненькая, моей не чета. Муж — кобель. И пьянь. И бездельник. Дома пальцем о палец не ударит. С чего Липка взяла, что она счастлива? И сама она жирная. И жизнь ее проходит вдалеке от мужских глаз, на кухне, в засаленном домашнем халате, среди грязной посуды, швабр и пылесосов…”

На этом месте обычно Глафиру передергивало, и она принималась гадать как бы половчей открыть глаза безобразно счастливой подруге на все ее горести и беды. В общем-то, в этом и был основной смысл существования Глафиры: доказать всем женщинам, что они против нее просто тьфу! Пустое место!

Больше всего, почему-то, хотелось доказать именно Липочке.

Но как Глафира ни старалась, Липочка все равно была счастлива — счастлива не “потому что”, а “вопреки всему”. Согласно совету Козьмы Пруткова “если хочешь быть счастливым — будь им”, Липочка хотела и была.

Казалось, этому счастью ничто помешать не может: не чрезмерная полнота, не лень мужа, не домашний халат, не отсутствие карьеры, не бедная обстановка, не тесная квартира.

Однако, Глафира не унывала, подыскивая новые случаи ткнуть подругу носом в убогость ее существования. Вот и теперь, едва Желтухин удалился, она принялась обсасывать ситуацию.

“Забавно, — думала она, — муж ночью домой в одних трусах вернулся, а Липка даже не устроила ему маломальского скандала. Впрочем, хитрая она. Зачем ругаться с мужем? Возьмет и денег не даст. К тому же, нашего Ваню ничем уже не исправить: кобель, он и в Африке кобель. Это так, но не может же Липка после такого пассажа чувствовать себя счастливой. Конечно не может. Думаю, волосы на себе уже рвет да белугой ревет. А что я тут сижу и гадаю? Вот пойду и посмотрю. В конце концов, я лучшая ее подруга и просто обязана бедняжку поддержать в трудную минуту”.