Загнанный зверь - Миллар Маргарет. Страница 2

Джун этому слуху не верила. Мисс Кларво все запирала потому, что была из тех, кто вечно оберегает свои вещи независимо от их ценности.

Джун постучала в дверь и подождала, слегка покачиваясь, потому что выпила двойной мартини, да к тому же из радиоприемника в холле доносились звуки вальса, и ее маленькая худая фигурка в полупальто из дешевой шотландки раскачивалась в такт музыке.

Голос мисс Кларво вошел в мелодию, словно нож в масло:

— Кто там?

Джун взялась за косяк двери, чтобы обрести равновесие.

— Это я, Джун.

Хозяйка номера сняла цепочку и отодвинула засов.

— Как вы поздно.

— Мне надо было сначала сделать одно дело.

— Да, понимаю. — Мисс Кларво не стала спрашивать, что за дело: кухню сразу заполнил запах, который говорил сам за себя. — Пройдемте в другую комнату.

— Я только на минутку. А то моя тетя…

— Почему вы пришли с черного хода?

— Ну, я же не знала, для чего я вам нужна, вот я и подумала: если я что-то сделала не так, зачем всем видеть, как я шастаю туда-сюда.

— Вы не сделали ничего плохого, Джун. Я только хотела задать вам несколько вопросов. — Мисс Кларво улыбнулась доброй улыбкой. Она знала, как надо обращаться с Джун и ей подобными. Улыбнуться. Даже если на душе кошки скребут от страха и неизвестности, все равно улыбнуться. — Вы раньше бывали в моем номере, Джун?

— Нет.

— Ни разу?

— А как я могла сюда прийти? Вы никогда раньше меня не звали, а я сюда поступила уже после того, как вы заняли этот номер.

— Может, вам хочется осмотреть его?

— Нет, спасибо, мисс Кларво. Я действительно спешу.

— Тогда выпейте чего-нибудь. Не откажетесь? — Улыбнуться. Задобрить. Предложить выпить. Сделать что угодно, только бы не остаться одной и не ждать, что телефон вот-вот снова зазвонит. — У меня есть хороший херес. Я держу его для… ну, на случай, если кто-нибудь зайдет.

— Пожалуй, глоток хересу мне не повредит, — честно призналась Джун. — Особенно в борьбе с наступающим гриппом.

Мисс Кларво повела гостью через прихожую в гостиную, и Джун теперь, когда оказалась за спиной у хозяйки, с любопытством оглядывалась. Но, собственно, увидеть ничего было нельзя. Все двери были закрыты, как тут догадаешься, куда они ведут: в спальню, ванную или в стенной шкаф. Последняя дверь вела в гостиную. Здесь мисс Кларво проводила дни с утра до вечера, сидя с книгой в глубоком кресле у окна, или лежа на диване, или же сочиняя письма за ореховым бюро: «Дорогая мама, я здорова… прекрасная погода… близится Рождество… привет Дугласу… Дорогой мистер Блэкшир, насчет этих ста акций компании „Атлас“…»

Мать ее жила в шести милях к западу, в Беверли-Хиллз, [1] а контора мистера Блэкшира находилась в десяти кварталах на том же бульваре, но мисс Кларво очень давно не видела ни мать, ни поверенного в делах.

Налила в рюмку хересу из графинчика, стоявшего на кофейном столике:

— Прошу вас, Джун.

— О, спасибо, мисс Кларво.

— Присаживайтесь, пожалуйста.

— Благодарю вас.

Джун села в кресло у окна, а мисс Кларво наблюдала за ней, думая, как она похожа на птицу с ее быстрой походкой вприпрыжку, яркими жадными глазами и костлявыми кистями рук. Воробей, да и только, несмотря на светлые волосы и аляповатое полупальто из шотландки, — захмелевший воробей, который вместо зерен питается хересом.

Глядя на Джун, мисс Кларво впервые подумала о том, а как же выглядит эта самая Эвелин Меррик. Подумав, сказала:

— Час назад, то есть в половине десятого, мне позвонили. Я буду вам очень благодарна, если вы сообщите мне что-нибудь об этом звонке.

— Вы хотите знать, откуда звонили?

— Да.

— У меня нет возможности установить это, мисс Кларво, если звонок был не по междугородному телефону. Сегодня вечером таких было четыре, но звонили не вам.

— Но вы помните, что кто-то вызывал мой номер?

— Не могу вам сказать.

— Подумайте хорошенько.

— Да, конечно, мисс Кларво, я думаю, как только могу. — И девушка наморщила лоб, чтобы подтвердить свои слова. — Только дело-то вот в чем. Если бы кто-то позвонил и спросил мисс Кларво, я бы это запомнила, но если спрашивают номер 4-25, это совсем другое дело, сами понимаете.

— Значит, тот, кто мне звонил, знал мой телефонный номер в гостинице?

— Наверное.

— Почему вы так думаете, Джун?

Девушка поерзала в кресле, поглядывая то на дверь, то на мисс Кларво, то снова на дверь.

— Я не знаю.

— Но вы же сказали «наверное», Джун.

— Я только хотела сказать… хотела сказать, что не помню, вызывал ли кто-нибудь номер 4-25 сегодня вечером.

— По-вашему, я лгунья?

— О нет, мисс Кларво, я не это хотела сказать, мисс Кларво. Я только…

— Ну?

— Не припомню, только и всего.

На этом разговор и был закончен. Ни изъявлений благодарности, ни благих пожеланий на прощание. Просто мисс Кларво встала и открыла дверь. Джун выскочила в коридор. А мисс Кларво снова осталась одна.

Хохот в соседнем номере сотрясал перегородку, через открытую балконную дверь врывались голоса:

— Ну ты даешь, Джордж, ну даешь!

— Послушайте эту девицу, она дело говорит!

— Черт бы вас побрал, где открывашка?

— А для чего Бог дал тебе зубы?

— Бог дал, Бог взял.

— Долли, куда ты задевала открывашку?

— Не помню.

«Не припомню, только и всего».

Мисс Кларво присела у орехового бюро и взяла золоченую авторучку, подаренную отцом ко дню рождения несколько лет назад.

«Дорогая мама, — писала она. — Я целую вечность ничего о тебе не слышала. Надеюсь, вы с Дугласом по-прежнему живете в гадости».

Элен уставилась на то, что написала, подсознательно подозревая описку. Поначалу все показалось правильно: «…вы с Дугласом по-прежнему живете в гадости».

Я же хотела сказать «в радости». Перо соскочило не на ту букву. Я не желаю зла собственной матери. А все этот шум в соседнем номере, никак не сосредоточиться.

— Бывает, ты ведешь себя как павиан, Гарри.

— Ну так пошли кого-нибудь за бананами, Гарри голоден. Что тут смешного?

— Ладно, я пошутила. Ты что, шуток не понимаешь?

Мисс Кларво закрыла на замок застекленную дверь.

Может, и звонок незнакомки был всего-навсего шуткой? Кто-то из работников гостиницы решил припугнуть ее, потому что она богата и считается немножечко странной. Мисс Кларво понимала, что эти качества делают ее естественной жертвой шутников; она смирилась с этим много лет тому назад, и розыгрыши уже не задевали ее, как раньше, в школе.

Значит, никаких проблем. Девушка с хрустальным шариком пошутила. Эвелин Меррик просто не существует. Однако это имя стало напоминать о чем-то, хоть поначалу мисс Кларво была уверена, что никогда не слыхала его.

Элен отдернула занавески на окнах и вернулась к письму.

«Надеюсь, вы с Дугласом по-прежнему живете в гадости».

Мисс Кларво зачеркнула «в гадости» и написала «в радости».

«Надеюсь, у вас с Дугласом все хорошо. Не могу сказать того же о себе. Я ни на что не надеюсь. Мне все равно».

Мисс Кларво разорвала листок пополам и аккуратно положила в корзину для бумаг рядом с бюро. По сути дела, ей не о чем было писать своей матери, как всегда. Просить у нее совета и утешения казалось совершенно бессмысленным. Ни того ни другого миссис Кларво не даст, даже если бы Элен осмелилась попросить об этом.

Вечеринка в соседнем номере перешла к песням. «Вниз по речке от старой мельницы», «Луна над жнивьем», «Дэйзи, Дэйзи». Иногда пели в лад, иногда — нет.

В груди мисс Кларво поднялась горячая волна гнева. Какое они имеют право поднимать такой шум на ночь глядя? Надо пойти постучать в стену, а если не угомонятся, вызвать администратора.

Поднимаясь со стула, мисс Кларво зацепилась каблуком за нижнюю перекладину бюро и упала вперед, причем ударилась об острый угол выдвижной его части. Немного полежала молча, ощущая металлический привкус крови во рту и слушая, как тревожно стучит пульс в висках.