Астрологическое фрикасе - Миллер Генри Валентайн. Страница 9

Ее эскорт, с увешанной медалями грудью, удалился, как и возник — без единого слова. Смерть на поле боя была его единственным шансом прославиться. К тому же это должно было укрепить имидж Лолиты в глазах общественного мнения. В глазах рябило от будущих заголовков первых полос газет. «Отважный бразильский летчик убит в Ливии.» Несколько строк о боевых успехах воздушного аса и длинная душещипательная история о его безутешной невесте Лолите, прославленной танцовщице, играющей главную роль в большой картине совместного производства Мицу — — Вайолет — Люфтганза под названием «Роза пустыни». И, конечно, фотографии, демонстрирующие прогремевшие на весь мир бедра Лолиты. А где-нибудь в самом низу или на другой странице маленькими буквами будет «по секрету» сообщено о том, что Лолита, чье сердце навсегда разбито трагической гибелью бразильца, положила глаз на очередного лихого офицера, на этот раз — артиллериста. Их неоднократно видели вместе в отсутствие бразильца. Лолита питала слабость к высоким широкоплечим молодым людям, отличившимся в борьбе за свободу… И т. д. и т. п. до тех пор, пока рекламный отдел Мицу — Вайолет — Люфтганза не сочтет, что тема гибели бразильца исчерпана до конца. Конечно, на следующем фильме не удастся кривотолков, сплетен и шушуканья по углам. А если удача по-прежнему будет сопутствовать Лолите, то артиллериста ждет та же славная участь — геройская смерть. Тогда можно будет надеяться попасть уже на двойной разворот…

Я рассеянно опустился на диван, ровно возле приземистого, словоохотливого создания, которого весь день старался избегать.

— Меня зовут Рубиоль, — пропела она, оборачиваясь и глядя на меня неприятно уплывающим взглядом. — Миссис Рубиоль…

Вместо того, чтобы представиться в ответ, я забормотал:

— Рубиоль… Рубиоль… Где-то я слышал это имя раньше. — И хотя дураку было ясно, что во всех Соединенных Штатах может быть только один такой монстр, миссис Рубиоль засветилась, задохнувшись от удовольствия.

— Вам приходилось бывать в Венеции? А Карлсбаде? — по-птичьи куковала она. — Мы с мужем жили за границей — до войны. Вы, вероятно, слышали о н е м… он очень известный изобретатель. Знаете, эти трехзубые сверла… для бурения нефтяных скважин…

Я улыбнулся.

— Единственные сверла, которые мне доводилось видеть — это в кабинете у зубного.

— У вас не технического склада ум, так? Мы-то страсть как любим всю эту технику с механикой. Время такое. Мы живем в техническом веке.

— Да, я уже это где-то слышал — отозвался я.

— Хотите сказать, что не верите в это?

— Ну что вы, верю. Только нахожу это весьма и весьма прискорбным. Я ненавижу все механическое.

— Живи вы среди нас, вы бы так не говорили. Мы ни о чем другом не говорим. Вам стоит как-нибудь пообедать с нами, вечером… Наши обеденные вечеринки пользуются большим успехом.

Я решил не прерывать ее.

— От каждого требуется какой-то вклад… новая идея… что-то, что заинтересовало бы всех…

— А как у вас кормят? — заинтересовался я. — У вас хороший повар? Меня не волнует, о чем говорят, когда еда хорошо приготовлена.

— Какой вы забавный! — хихикнула она. — Само собой, кормят прекрасно.

— Это замечательно. Это интересует меня больше всего. А что у вас подают? Дичь, ростбифы, бифштексы? Я люблю хороший ростбиф, не слишком пережаренный, с кровью. Еще я люблю свежие фрукты… не эту консервированную дрянь, которую у вас подают в ресторанах. Вы можете сварить настоящий compote? Из слив… Пальчики оближешь! Значит, вы говорите, ваш муж инженер?

— Изобретатель.

— Ах, ну конечно, изобретатель. Это уже лучше. А какой он? Компанейский?

— Вам он понравится. Вы с ним чем-то похожи… Он даже говорит примерно, как вы. — Ее опять понесло. Он такая душка, когда начинает рассказывать о своих изобретениях…

— Вы когда-нибудь ели жареных утят — или фазанов? — перебил я ее.

— Конечно… Так о чем я говорила? Ах да, о моем муже. Когда мы были в Лондоне, Черчилль пригласил его…

— Черчилль? — с идиотским видом переспросил я, словно никогда не слышал этого имени.

— Ну да… Уинстон Черчилль, премьер…

— Ах да, я что-то слышал о нем.

— Эта война будет выиграна в воздухе, так говорит мой муж. Мы должны строить больше самолетов. Поэтому Черч…

— Я ничего не смыслю в самолетах… Никогда не доводилось летать, — вставил я.

— Это не имеет значения, — не растерялась миссис Рубиоль. — Я сама поднималась в воздух всего раза три или четыре. Но если…

— Давайте поговорим о воздушных шарах… Они нравятся мне куда больше. Помните Сантоса Дюмона? Направляясь в Новую Шотландию, он стартовал с верхушки Эйфелевой башни. Это, должно быть, захватывающее зрелище… Так что вы говорили о Черчилле? Простите, я перебил вас.

Миссис Рубиоль изготовилась произнести длинную впечатляющую речь о tete-a-tete ее мужа с Черчиллем.

— Я вам сейчас кое-что расскажу, — не дав ей раскрыть рта, поспешно произнес я. — Больше всего я уважаю обеды, где не скупятся на спиртное. Знаете, все расслабляются, потом возникает спор, кто-то получает удар в челюсть. Обсуждение серьезных проблем за обеденным столом плохо сказывается на пищеварении. Кстати, на ваш обеды надо приходить в смокинге? У меня его нет… Я только хотел предупредить вас.

— Приходите в чем хотите, естественно, — миссис Рубиоль едва ли обращала внимание на мои перебивания.

— Отлично! У меня всего один костюм, тот, что на мне. Он не слишком плох, как вы считаете?

Миссис Рубиолъ благосклонно улыбнулась.

— Порой вы напоминаете мне Сомерсета Моэма, — прощебетала она. — Я познакомилась с ним на судне, возвращаясь из Италии. Такой обаятельный скромный человек! Никто, кроме меня, не знал, кто он такой. Он путешествовал инкогнито…

— Вы случайно не заметили, он косолапил?

— Косолапил? — с тупым изумлением переспросила миссис Рубиоль.

— Ну да, косолапил… Разве вы не читали его знаменитейший роман «Бремя …

— «Бремя страсти»! — воскликнула миссис Рубиоль, счастливая тем, что хоть и неправильно, но все же вспомнила название. — Нет, не читала, но я видела фильм. Он такой мерзкий…

— Он ужасный, но не мерзкий, — отважился возразить я. — По-веселому ужасный.

— Мне совсем не понравилась Анабелл, — сказала миссис Рубиоль.

— Мне тоже. Но зато Бэтт Дэвис была совсем не плоха

— Не помню. А кого она играла? — спросила миссис Рубиоль.

— Дочь стрелочника, разве вы не помните?

— Отчего же, конечно, помню! — воскликнула миссис Рубиоль, тщетно силясь вспомнить то, чего она никогда не видела.

— Помните, она еще грохнулась с лестницы с полным подносом тарелок?

— Да, да, разумеется! Конечно, теперь я все вспомнила Она была прелестна, не правда ли? Какое это было падение!

— Так мы говорили о Черчилле.

— Да, так вот, значит… Постойте, дайте мне подумать.. О чем же я хотела вам рассказать?

— Прежде всего, скажите мне, — заметил я, — правда ли, что он никогда не вынимает изо рта сигару, ни на минуту? Говорят, он даже во сне не расстается с ней. Хотя, это не важно. Я лишь хотел узнать, в жизни он такой же дурак, каким его показывают на экране, или нет.

— Что???? — заверещала миссис Рубиоль. — Черчилль дурак? Несльканно! Да он самый выдающийся человек в Англии!

— Следующий после Уайтхеда, вы хотите сказать.

— Уайтхеда?

— Ну да, человека, который вывел в свет Гертруду Стайн. Вы слышали о Гертруде Стайн? Нет? Ну тогда вы должны были слышать об Эрнесте Хемингуэе.

— Да-да, конечно, теперь припоминаю. Она была его первой женой.

— Совершенно верно, — согласился я. — Они поженились в Понт-Эйвене и развелись в Авиньоне. О Уайтхеде тогда еще никто не слышал. Ему принадлежит крылатая фраза «божественная энтропия»… или это Эддингтон сказал… Не помню точно. Неважно, в общем, году в 1919 Гертруда Стайн написала свои «Нежные бутоны», — Хемингуэй тогда еще не перебесился. Вы помните процесс Ставинского? — когда Ловенштейн прыгнул с аэроплана и упал в Северное море.. С тех пор много воды утекло…