Мара из Мариньяна - Миллер Генри Валентайн. Страница 8
— Кристина! — разглагольствовал он, поглаживая ее как кошку. — Кристина! Какое магическое имя! — В действительности он презирал его: помню, Карл не раз говорил, что это нелепое имя под стать разве что корове или ломовой лошади. — У меня оно ассоциируется… дайте подумать… — и бешено завращал глазами, будто пытаясь приручить непокорную метафору, — с тонким кружевом в лунном свете. Нет, не так: в свете сумерек. Я хочу сказать, оно тонкое, хрупкое, совсем как ваша душа… Налейте-ка мне, кто-нибудь. Авось, что-нибудь поизысканнее придет в голову.
Кристина, которую не так-то легко было оторвать от земли, прервала его пылкие излияния, рассудительно осведомившись о том, готов ли ужин. Карл тут же напустил на себя оскорбленный вид. — Как столь прекрасное создание, как вы, в такой момент может думать о еде? — изумился он громко.
Против ужина, однако, ничего не имела и Коринна. Мы уселись за стол, Карл — по-прежнему со свекольно-красным лицом. Он переводил водянистый взгляд с одной на другую и обратно, словно не мог решить, кого из них в следующий миг примется облизывать с головы до ног. А уж в том, что он раньше ли, позже ли ухитрится проделать это с обеими, сомневаться не приходилось. Не успев толком покончить с содержимым своей тарелки, он поднялся с места и ни с того, ни с сего обслюнявил Коринну. Затем походкой кота, нализавшегося валерьянки, приблизился к Кристине и принялся как ни в чем не бывало обрабатывать ее. Эти пассы хоть и не были отвергнуты с порога, но привели наших дам в некоторое замешательство. Похоже, им было не совсем ясно, в каком направлении будут развиваться дальше события.
А я — я пока и пальцем не прикоснулся к Кристине. Мне любопытно было просто наблюдать за ней: как она говорит, смеется, ест, пьет. Карл беспрерывно подливал всем в стаканы, будто на столе громоздилась галерея бутылок не с вином, а с лимонадом. Поначалу у меня сложилось впечатление, что Кристина держит себя несколько скованно; однако действие алкоголя не замедлило проявиться. К тайному моему удовлетворению вскоре я ощутил, как ее рука под столом сжала мне колено. Недолго мешкая, я накрыл ее своей и потянул выше, к самой прорези в брюках. Словно испугавшись, она отдернула руку.
Тем временем Карл бомбардировал ее вопросами о Копенгагене, о детях, о ее семейной жизни. (У него напрочь выпало из головы, что супруг ее уже перешел в мир иной.) И вдруг, ни к селу, ни к городу, поглядев на нее с похотливой ухмылкой, выпалил: — Ecoute, petite 9, меня вот что интересует: в кровати-то он часто задает тебе трепку?
Лицо Кристины вмиг стало пунцовым. Не отводя глаз, с каменным видом она ответила: — II est mort, mon man 10.
Любой другой, получив такую отповедь, со стыда сквозь землю провалился бы. Только не Карл. С несокрушимо доброжелательной миной он не спеша поднялся на ноги, подошел к ней и наградил ее ритуально-отеческим поцелуем в лоб. — Je t'aime 11, — невозмутимо заключил он и проследовал обратно на свое место. А минутой позже уже распинался о питательных свойствах шпината и о том, что сырой он гораздо вкуснее.
Есть что-то в людях с Севера, что и поныне остается для меня непостижимым. Мне не доводилось встретить ни одного из них — неважно, мужчину ли, женщину ли, — к кому я мог бы по-настоящему потеплеть душой. Этим я вовсе не хочу сказать, что присутствие Кристины замораживающе действовало на окружающих. Совсем наоборот: на нашей вечеринке все шло как по-писаному. Покончив с ужином, Карл уединился со своей гимнасткой на диване. В другой комнате я улегся на ковер с Кристиной. В первые минуты мне пришлось помучиться, но стоило лишь возникнуть небольшому зазору между нижними ее конечностями, как сердцевина ее айсберга начала оттаивать и упорное сопротивление уступило место активному соучастию. И вдруг в разгар самых неистовых телодвижений она разразилась слезами. По покойному мужу, призналась мне Кристина. Моему удивлению не было пределов. «А он-то тут при чем?» — подмывало меня спросить, наплевав на все правила хорошего тона. Отважившись высказать свое недоумение вслух, я услышал нечто совсем уж несообразное: — Представьте, что бы он обо мне подумал, если бы увидел меня вот так — с вами на полу? — И из-за этого-то — столь буйный всплеск эмоций? Ну, крошка, подумал я, раз так, ты и впрямь заслуживаешь хорошей взбучки. Во мне зародилось гаденькое желание спровоцировать ее на что-нибудь такое, после чего непритворный взрыв раскаяния и стыда, коему я был свидетелем, не покажется столь уж зряшным и неоправданным.
В этот момент, услышав, как встает, направляясь в ванную, Карл, я громко спросил, не желает ли он выпить. — Подожди минутку, — отозвался он, — из этой сучки хлещет как из недорезанного поросенка. — Когда он возник на пороге, я, перейдя на английский, посоветовал ему попытать счастья с Кристиной. Вслед за чем, извинившись, удалился в ванную. Когда я вернулся, она, в той же позе, что и раньше, лежала на ковре и курила. Рядом пристроился Карл, делавший деликатные попытки обеспечить себе проход в ее неприступную цитадель. А Кристина — Кристина хранила полную невозмутимость, заложив ногу за ногу и с отсутствующим выражением вперившись в потолок. Налив всем вина, я ретировался в соседнюю комнату — почесать языком с Коринной. Та тоже лежала на диване с сигаретой, вполне готовая, как мне показалось, к очередному раунду, коль скоро рядом появится кто-то склонный проявить инициативу. Присев с краю, я вовлек ее в бесконечный разговор, дабы обеспечить Карлу оперативный простор для требуемого маневра.
И вот когда я уже укрепился в убеждении, что все идет как нельзя лучше, в комнату влетела Кристина. В темноте она наткнулась и рухнула на диван. Поймав в объятия, я притянул ее к себе и уложил рядом с Коринной. Секундой позже за Кристиной последовал Карл и тоже брякнулся на диван. Никто не проронил ни слова. Оказавшись в неожиданной тесноте и стараясь устроиться поудобнее, все зашевелились. Моя рука, шарившая вокруг в поисках опоры, наткнулась на обнаженную грудь — округлую, крепкую, с тугим соблазнительным соском. Сомкнув вокруг него губы, я уловил запах духов Кристины. Расставшись с вожделенной находкой, вслепую потянулся лицом в направлении ее рта. И тут почувствовал, что в отверстие моих брюк проскальзывает чья-то рука. Исследуя языком топографию ее неба, я чуть заметно подвинулся, давая Коринне возможность извлечь мой член наружу. И тотчас ощутил на нем ее горячее дыхание. Пока она нежно пощипывала меня снизу, я страстно тискал Кристину, кусая ее шею, губы, язык. Последняя, похоже, испытывала прилив небывалого желания: из ее горла вырывались странные, неземные звуки, а все тело содрогалось в конвульсиях безостановочных спазм. Обхватив руками за шею, она сдавила меня как в тисках; язык ее сделался плотным, необъятным, словно набухнув взбунтовавшейся кровью. Я пробовал высвободить свой член из пылающей печи рта Коринны, но безрезультатно: как я ни изворачивался, она ухитрялась повторять все его зигзаги, для вящей надежности покалывая его острыми краями зубов.
Тем временем Кристину все сильнее сотрясал тайфун неистового оргазма. Изловчившись высвободить руку, зажатую между ее спиной и диваном, я провел ладонью вниз по ее груди. Чуть ниже пояса рука столкнулась с чем-то жестким и волосатым, во что я инстинктивно вцепился пальцами. — Черт, это же я, — запротестовал Карл, отодвигая голову в сторону. В тот же миг Кристина с удвоенной энергией принялась отрывать меня от Коринны, но последняя и не подумала капитулировать. Наконец Карл всем телом навалился на дошедшую до полного самозабвения Кристину. Теперь я мог сколько душе угодно тискать и пощипывать ее сзади, переложив на Карла заботу трудиться над нею спереди. Она так вертелась, так исходила потом, издавала такие стоны, что мне подумалось: бедняжка, у нее вот-вот крыша поедет.
9
Послушай, крошка (фр.).
10
Он умер, мой муж (фр.).
11
Я люблю тебя (фр.).