Нексус - Миллер Генри Валентайн. Страница 80

— И ты смирился?

— Ты что, не знаешь меня? Конечно, нет. Потому и сидел в засаде, поджидая тебя. Но, как ты говоришь, у каждого своя дорога. Думаешь, я этого не знаю? У нас нет ничего общего? Да, возможно. Но может, никогда и не было, допускаешь такое? А что, если нас соединяло нечто большее? Я люблю тебя, малыш, и ничего не могу с этим поделать, хоть ты и разделал меня под орех. Иногда ты бываешь очень жестоким. Ты — сукин сын, каких поискать! Но в тебе что-то есть — сумей это только проявить. Что-то важное для мира — не для меня. Не стоило тебе садиться за роман, малыш. Написать роман может каждый. Ты мог бы делать более серьезные вещи. Я серьезно говорю. Читать лекции о Вивекананде… или Махатме Ганди.

— Или о Пико делла Мирандоле.

— Никогда не слышал о таком.

— Значит, Гвельда не хочет тебя больше видеть?

— Так она сказала. Но женщины, сам знаешь, народ переменчивый.

— Не волнуйся, передумает.

— Когда я ее видел в последний раз, она говорила, что собирается в отпуск в Париж.

— А почему бы тебе не поехать вслед?

— У меня план получше, малыш. Я все продумал. Как только узнаю, на каком пароходе она едет, тут же отправлюсь в пароходство, подкуплю кого надо и получу соседнюю каюту. Просыпается она на следующее утро, а я тут как тут с пожеланием доброго утра. «Привет, милая! Прекрасный денек, как думаешь?»

— Ей это понравится.

— Да уж, за борт прыгать не станет.

— Но может пожаловаться капитану, что ее преследуют.

— К черту капитана! Как-нибудь договорюсь с ним… Три дня в море, и, хочет она этого или нет, мы окажемся в одной постели.

— Желаю удачи! — Я крепко пожал ему руку. — Давай здесь расстанемся.

— А не выпить ли нам по чашечке кофе? Соглашайся.

— Нет. Спешу на рабочее место. Как сказал Кришна Арджуне: «Если я брошу работу хоть на мгновение, Вселенная…»

— Что?

— «Распадется» — так, кажется, он сказал.

— Твоя взяла, малыш. — Макгрегор резко повернулся и, не попрощавшись, пошел обратно.

Но не успел я сделать и несколько шагов, как услышал его крик:

— Эй, малыш!

— Что случилось?

— Увидимся в Париже, если раньше не представится случай. Пока!

«В гробу я тебя видел», — мрачно подумал я. Но, сделав шаг, почувствовал раскаяние. Ни с кем нельзя так говорить, тем более с лучшим другом.

Пока шел домой, произнес целый монолог. Что-то вроде:

— Пусть он зануда, ну и что? Каждый должен сам решать свои проблемы, спору нет, но разве по этой причине можно отворачиваться от человека? Но нельзя позволять и вываливать себя в грязи. Предположим, он ведет себя как ребенок, ну и что с того? А ты всегда ведешь себя как взрослый? И как гнусно ты заявил, что у вас нет ничего общего. Ему следовало бы плюнуть и уйти в ту же минуту. Есть у вас общее. И это — привет умнейшему Свами — человеческая слабость. Может быть, он и перестал развиваться много лет назад. Но разве это преступление? Не важно, на каком уровне развития он сейчас находится, главное — он остается человеком. Шагай вперед, если хочешь… гляди прямо перед собой… но никогда не отказывай нуждающемуся в помощи. Что стало бы с тобой самим, если бы ты действовал в одиночку, без всякой помощи? Разве ты крепко стоишь на ногах? А как же забытые тобой люди, все эти дурачки, которые делились последним? Разве теперь, когда ты больше не нуждаешься в них, они стали ненужным мусором?

— Нет, но…

— Ага, у тебя нет ответа! Ты хочешь прыгнуть выше головы, занять не свое место. Боишься скатиться туда, где был раньше. Уверяешь себя, что изменился, но факт есть факт: ты не очень отличаешься от тех, кого презираешь. Помнишь, как на тебя напал сумасшедший лифтер? Он раскусил тебя. Скажи откровенно, чего ты добился при помощи своих рук или интеллекта, которым ты так гордишься? В двадцать один год Александр Великий отправился завоевывать мир, а в тридцать мир уже был у его ног. Ты не собираешься покорять народы, но был бы не прочь оставить след в их памяти. Ты хотел бы, чтобы тебя признали как писателя. Кто может остановить тебя? Уж, конечно, не бедняга Макгрегор. Да, есть только один грех — Вивекананда прав. Это слабость. Запомни это, старина… Запомни! Сойди с пьедестала! Покинь башню из слоновой кости и присоединись к остальным! В этом больше правды, чем в сочинительстве. И что ты можешь сказать такого важного? Ты что, второй Ницше? Ты еще даже не стал собой, пойми хоть это!

Когда пришло время сворачивать на нашу улицу, я уже успел основательно потоптать себя. После такой самокритики я еле плелся. И как назло у лестницы меня поджидал Сид Эссен. Он излучал улыбки.

— Миллер, — сказал он, — не хотелось бы отнимать у вас время, но этот конверт жжет мне руки.

И он вручил мне конверт.

— Что это? — спросил я.

— Подарок от друзей. Мои чернокожие полюбили вас. Купите что-нибудь своей женушке. Они собрали тут немного денег.

Еще не придя в себя, я чуть не прослезился.

— Миллер, Миллер, — сказал Реб, обнимая меня, — ну как мы без вас будем жить?

— Мы уедем всего на несколько месяцев, — проговорил я, краснея, как последний дурак.

— Знаю, но мы все равно будем скучать. Пойдем выпьем по чашечке кофе? Я не задержу вас. Просто хочется кое-что рассказать.

Мы вернулись на угол и зашли в ту кондитерскую, где познакомились.

— Знаете ли, — сказал Реб, когда мы сели за стойку, — у меня было желание поехать с вами. Но я вовремя понял, что буду помехой.

Смутившись, я выпалил:

— Думаю, многие хотят провести отпуск в Париже. Не сомневаюсь, в конце концов они поедут туда…

— Хотелось бы увидеть Париж вашими глазами, Миллер. — Посланный им взгляд растопил мне душу.

— Когда-нибудь, — продолжил я, как бы не расслышав его слов, — чтобы увидеть Европу, не придется садиться на самолет или пароход. Надо только научиться преодолевать силу притяжения. А там — стой себе, а земля пусть вертится под твоими ногами. А она быстро вертится, наша старушка Земля. — Я развивал эту тему, желая скрыть смущение. — Машины, турбины, моторы… Леонардо да Винчи. А мы ползаем как черепахи. Не научились пользоваться электромагнитными силами, окружающими нас. Остались пещерными людьми, хотя и с автомобилем у входа в пещеру…

Бедный Реб не знал, как реагировать на мою тираду. Было видно, что ему не терпится что-то сказать, но он сдерживался, боясь показаться невежливым. А меня несло дальше.

— Рационализации — вот чего нам не хватает. Возьмите звезды — они движутся без мотора. Задумывались вы над тем, что заставляет нашу Землю крутиться, как мяч? Никола Тесла [135] много об этом размышлял, и Маркони тоже. Никто из них так и не пришел к окончательному выводу.

Эссен озадаченно смотрел на меня. Что-то беспокоило его, и я мог с точностью сказать, что это был не электромагнетизм.

— Простите, Реб, — сказал я. — Вы хотели поговорить со мной?

— Да, — ответил он, — но…

— Я просто размышлял вслух.

— Ну тогда… — Он откашлялся. — Я только хотел сказать… если окажетесь на мели, не задумываясь телеграфируйте мне. Или если надумаете задержаться. Вам известно, где меня найти. — Эссен покраснел и отвел глаза.

— Реб, — сказал я, слегка подтолкнув его локтем, — вы чертовски добры ко мне. А ведь мы едва знакомы. Я хочу сказать, вы не так давно меня знаете. Клянусь, никто из моих так называемых друзей не сделал бы для меня столько.

Он возразил:

— Откуда вам знать? Боюсь, вы не предоставляли им такой возможности.

Я прямо взорвался:

— Это я-то не предоставлял?! Возможностей было хоть отбавляй — они имени моего теперь слышать не могут.

— Думаю, вы неисправимы. Может быть, они просто ничем не могли помочь?

— Так они утверждали. Но это неправда. Предположим, у них нет денег, но ведь для друга можно и занять. Разве не так? Авраам принес в жертву родного сына.

— Не забывайте — Богу.