Нью-Йорк и обратно - Миллер Генри Валентайн. Страница 11

Несмотря на громадные размеры, небоскреб был возведен менее чем за полгода, и все благодаря чудесной службе межотраслевых аэроплановых поставок и поддержке Гильдии плотников и столяров. Вероятно, тебя заинтересует, что, согласно договору, строители обязывались закончить работы к полудню двенадцатого февраля, однако, опять же благодаря вышеупомянутому восхитительному сотрудничеству, здание полностью завершили (а окна полностью вымыли) уже к девяти утра назначенной даты. Окна в контракте не упоминались: это был бесплатный вклад Союза мойщиков. Тут мы хотели бы раз и навсегда развеять клеветнические слухи, возможно, распускаемые конкурентами, о якобы слабом качестве солнечных лучей, пропускаемых данными стеклами. Наоборот, свет абсолютно чист, профильтрован, и администрация Башни гарантирует посетителям безупречную видимость в радиусе не менее семидесяти пяти миль в условиях нормальных барометрических показаний. Подобная гарантия не могла бы быть предоставлена посетителям, если бы не установка новейших термостатов, созданных специально для Эмпайр-Стейт. В дополнение к идеальной видимости приборы обеспечивают также равномерное давление на барабанные перепонки при стремительном опускании в лифте с самого верха до нижнего подвального помещения, которое, по оценкам геологов, расположено в полумиле ниже уровня моря. Потрясающее устройство пока уникально в истории небоскребостроительства и, без сомнения, окажет неоценимую услугу людям, страдающим чахоткой или же одышкой, иногда именуемой «внутренним катаром».

Случайного клиента, решившего угоститься бутербродом с колбасой в кафе у подножия башни, сразит наповал великолепный вид из окон. Канарейки, столь сладкозвучно распевающие в платиновых клетках, нужны вовсе не для того, чтобы, как многие воображают, развлекать обедающих; они призваны бороться с неодолимо возникающей потребностью посетителя уснуть за столом. Это вам не примитивные пичужки, что щебечут попусту, лишь бы убить время. Напротив, их трели предназначены восстановить чувство времени, которое подвергается серьезной опасности, как только человеческий организм переживает нереальную смену высоты, к чему оказывается совершенно неподготовлен по причине многовекового пешеходного опыта. Канарейки проходят обучение у ведущих эндокринологов, работающих в сотрудничестве с лучшими психоаналитиками штата Нью-Йорк. Их трели громки ровно настолько, чтобы преодолеть подсознательный порог акустических нервных центров, тем самым убаюкивая нечаянного гостя, а значит, возвращая его к знакомому, словно грохот падающего на сваи молота, ритму будней, и вот уже посетитель выныривает обратно, в объятия привычной цивилизации, без страха приобрести агорафобию, гидрофобию и прочие извращенные, а то и полиморфные повреждения мозга. Ежевечерне, ровно в девять, на службу заступает новая смена канареек, в то время как прежняя отправляется на медицинский осмотр к дипломированному оториноларингологу. Столь трогательной опекой птицы обязаны памяти Гатти-Газазза note 56, который, предвидя сию великую нужду, приказал своему поверенному внести необходимую приписку в завещание. С наружной стороны на дне каждой клетки посетители могут увидеть профиль щедрого благодетеля, отчеканенный из чистого золота.

Предчувствуя неизбежный будущий закат Нью-Йорка как финансового и промышленного центра, владельцы Эмпайр-Стейт, в дальнейшем именуемого «Эмпайр-Стейт Корпорейшн Инк.», передали штату Нью-Йорк все безусловные права и заботы, связанные с работой небоскреба. Упомянутая администрация не поскупится ни на какие расходы, лишь бы непрерывно поддерживать безработное население великого и славного штата в удовлетворенном состоянии. Холлы первого этажа, которым поначалу осмотрительно придали мрачноватый вид из уважения к национальному кризису, вскоре облицуют заново; теперь, во избежание подавленных настроений и заболеваемости, здесь будут царить веселенькие расцветки. Фрески, специально созданные художниками с мировой репутацией, станут отображать кипучую жизнь Нью-Йорка прошлых дней, когда предприятия работали чуть не круглые сутки, а филейный бифштекс обходился в пять долларов семьдесят девять центов за фунт. Памятуя богатый опыт античной Греции, Вавилона, Египта и Китая, штат Нью-Йорк намерен сохранять свои памятники в наилучшем состоянии, с огромной долей терапевтического озарения и благожелательности употребляя прагматическую мудрость великих пионеров, изобретателей, вурдалаков и волноломов.

Гигантское сооружение, абсолютно пресыщенное в каждой своей части, в старости превратится в прибежище для убогих и малоимущих, тихую пристань для тех бедняг, чей пот и кровь — точнее, без чьего пота и крови данный шедевр suigeneric note 57 никак не мог бы быть создан defacto note 58 и adhoc note 59. Подсчитано, что в процессе уменьшения населения штата, с потерей приезжей рабочей силы, в окрестностях не останется более здорового и безопасного участка, чем территория Эмпайр-Стейт. Уродливые постройки преднебоскребного периода безжалостно сотрут с лица земли, дабы обеспечить беспрепятственный вид на гордый Статут Свободы. Вышеупомянутый Статут выскоблят, покроют лаком с головы до пят и обложат драгоценными камнями, ослепительное сияние коих позволит городу экономить на ночном освещении. Безусловно, правительство не постоит за ценой, лишь бы сотворить из Эмпайр-Стейт нерушимый памятник прогрессу и человеческой изобретательности…

На борту «Виндама», третий или четвертыйдень пути.

И вот я в открытом океане, читаю Дока Уильямса, «Повести и другая проза», что требует особого письма к автору… Also note 60.

Уважаемый Док Уильямс!

Мы плывем посреди океана, и с неба валит снег, по крайней мере валил бы, опустись столбик термометра еще на пару градусов. Кейп-Рейс виден чуть севернее, слева по курсу. Мы движемся прямо на север. На корме расположены вентиляторы и пассажиры третьего класса, что немало способствует приятности путешествия: представить только, если бы кислые трюмные воды поднялись из дымоходов и с ревом хлынули бы сквозь иллюминаторы, заливая правый борт от носа до кормы! Ровно в полдень прилизанный молодой человек из Амхсрста провозглашает: «А теперь, народ, слушай сюда. Это очень, очень серьезно… Если вы еще не записались на состязания по пинг-понгу, непременно запишитесь сегодня вечером». Он собирается время от времени возвещать нам, что происходит на корабле, должно произойти или не должно произойти. Без него судно просто остановилось бы. Пассажиры извелись бы от скуки. Каждый второй покончил бы жизнь самоубийством и порешил соседа, так что к концу плавания некому было бы сходить на берег. Видите, насколько все важно и серьезно. Я помышляю переместиться в первый класс и отобедать с капитаном.

Уважаемый Док Уильямс, это вот насчет вашей «Повести и другой прозы», которой я просто упиваюсь. Насчет «Нежных кнопок» note 61 и непристойности Джеймса Джойса note 62. Читая вас, я одновременно осилил Кайзерлинга note 63 — Графа Германа, «Америка освобожденная». Тоже нежная кнопка, а не книга. Граф Герман — философ, хочу, чтоб вы уяснили. Он в том смысле философ, что постоянно философствует. Есть и еще одно произведение, которым я наслаждаюсь между названными двумя, мое собственное. Чувствую, все мы говорим одно и то же: Америка — большая куча дерьма. Граф, тот уже видит ростки пробивающихся роз. Вы — только асфальт дорог! А я ничего не вижу, во всяком случае, вдали. Прошу помнить, где я сейчас нахожусь. Океан проникает прямо в мысли, от него невозможно избавиться. Его чересчур много, а воды и неба недостаточно. Вот почему матросы всегда подшофе. С утра и до ночи. Круглые сутки напролет. От избытка океана. Вуаля! А я-то хотел заняться на борту новой книгой. Как бы не так! Чтобы написать хоть строчку на борту корабля, нужно быть еще более одиноким и более обширным, чем сам океан.