Сватовство по ошибке - Миллер Надин. Страница 23

– Я об этом не думала, поскольку у меня совсем нет опыта в подобных вещах, – проговорила она, наконец. – Но теперь, когда вы сами это сказали… что может быть прекрасней, чем пережить свой первый поцелуй в самую прекрасную на свете ночь?

Мэдди с надеждой наклонилась к нему, и кровь ударила Тристану в голову. Он отшатнулся, мысленно кляня себя за то, что сам создал эту двусмысленную ситуацию, подхлестнув любопытство своей спутницы.

– Ночь, быть может, и прекрасна, но мужчина, который сейчас рядом с вами, не годится на эту роль, – заявил он. – Я не тот человек, с кем вы должны пережить ваш первый поцелуй, Мэдди.

– Почему?

– Потому, что на моей совести все отвратительные грехи, в которых вы меня обвиняли… и не только в них. Тысяча чертей! Да за последние шесть лет я сделал столько, что такая невинная девушка, как вы, и вообразить себе не может!

– В том числе, я полагаю, вы неоднократно целовались. – Глаза Мадлен озорно блестели. – Подозреваю, вы стали в этом деле настоящим мастером, а поэтому, на мой взгляд, вы идеальный мужчина для первого поцелуя. Разве вы не понимаете? Первый поцелуй должен быть мерилом совершенства, которым в будущем следует мерить все последующие поцелуи.

Она придвинулась ближе к Тристану, и теперь они сидели бок о бок. Аромат ее свежевымытых волос ударил ему в ноздри, а от прикосновения ее пальцев к его руке голова Тристана закружилась так, словно за ужином он выпил кувшин вина, а не жалких два стакана.

– Вы играете с огнем, леди, – хрипло прошептал он, пытаясь отстраниться… но затылок его тут же уперся в прохладный камень стены.

Не обращая внимания на это предостережение, Мэдди с любопытством глядела ему в лицо.

– Когда мы будем целоваться, я должна закрыть глаза или оставить их открытыми?

– Твердых правил на этот счет не существует, – пробормотал Тристан, заворожено глядя на ее полные, мягкие губы. Нижняя губа Мэдди была чуточку полнее, чем верхняя, отчего рот ее казался невыразимо желанным. Как же до сих пор он не обращал внимания на эту соблазнительную черту?

Тристан облизнул пересохшие губы и напомнил себе, что это безумие. Мэдди должна будет стать женой его брата. Если он коснется ее, то предаст Гарта… и, в сущности, предаст все, что считал для себя священным.

– Итак, глаза – это дело личного предпочтения, – серьезно подытожила Мэдди. – Тогда я их закрою. – Тотчас же исполнив это обещание, она наклонилась еще ближе к Тристану. Тристан инстинктивно подхватил девушку, боясь, что она упадет. И это была ошибка.

Как только он коснулся ее, здравый рассудок покинул его окончательно.

– Вы не хотите поцеловать меня перед сном, Тристан? – низким голосом проговорила Мэдди, не открывая глаз.

Тристан сглотнул комок в горле.

– Да, черт меня побери! Хочу! Хоть я и подозреваю, что обоим нам придется горько об этом пожалеть.

У него не оставалось выбора. Эта женщина сводила его с ума. Оставалось либо поцеловать ее, либо задушить, но душить Мадлен было нельзя. Как он объяснит ее смерть Калебу Харкуру? Не говоря уже о Гарте, судьба которого всецело зависела от Мэдди?

Тристан со стоном наклонился и прижал губы к ее губам.

В этом поцелуе было все, о чем Мэдди мечтала… и не мечтала. Губы Тристана оказались жадными и требовательными и в большей степени гневными, чем нежными, однако в этот поцелуй он невольно вложил такое острое одиночество, что столь же одинокое сердце Мэдди в то же мгновение разбилось на тысячу осколков.

Она поняла, что всю свою жизнь ждала этого мужчину. И узнав его, наконец, отвечала теперь на его поцелуй всем своим существом. Обвив руками его крепкую шею, она отдалась чистому восторгу этой волшебной минуты, чувствуя, что у нее и впрямь никогда не было такой великолепной ночи.

Все кончилось внезапно. Опомнившись, Тристан резко оттолкнул ее, и Мэдди ничком упала на мешок с зерном.

– Боже мой! – воскликнула она, во все глаза глядя на Тристана. – Я даже не представляла себе, что поцелуй может быть таким… таким изумительным!

Тристан тоже не отрывал от нее взгляда, его лицо было пепельно-бледным, в глазах появилось затравленное выражение.

– Вы не одиноки, – проговорил он, тряхнув головой, словно пытаясь привести в порядок спутанные мысли. – Я изумлен не меньше.

Словно в трансе, он поднялся на ноги, подхватил тяжелый мешок и поставил его вертикально, затем – еще один… Вокруг Мэдди начала появляться настоящая баррикада. Девушка приподнялась на локте и удивленно выглянула из-за мешков.

– Боже! Что вы делаете?!

– Надлежащие приготовления ко сну. – Постанывая от усилия, Тристан приподнял третий мешок и присовокупил его к остальным. – Насколько я припоминаю, американские колонисты называли этот процесс “мешкованием”. Они изобрели его, чтобы оградить таких, как вы, молодых, любопытных и невинных девушек от беды, в которую вы пытаетесь ввязаться при помощи столь кокетливого поведения.

– Вы считаете, что я веду себя кокетливо? – переспросила Мэдди, заинтригованная тем, что Тристан, по-видимому, считает ее роковой женщиной.

В ответ англичанин лишь проворчал нечто неразборчивое. Развернув одеяло, он набросил его на девушку. Затем, стянув сапоги, улегся по другую сторону баррикады, скрывшись из виду.

– Я всегда презирал американцев, – спустя несколько секунд пробормотал он почти про себя. – Я встречался с несколькими парнями из Америки, и все они были невежами и грубиянами. Но теперь-то я понимаю, что колонисты заслуживают уважения. Пусть им недостает утонченности, но зато они дают последний шанс бедолаге, которого искушает невыносимая женщина.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Долго еще после того, как луна закатилась за горизонт, Мэдди лежала без сна, наслаждаясь пережитым блаженством поцелуя. Снова и снова она оживляла в памяти тот момент, когда твердые и горячие губы Тристана овладели ее губами с невыразимой страстью и жадностью, а она ответила на эту страсть с равной пылкостью.

Мэдди старалась убедить себя, что ошеломлена до такой степени всего лишь потому, что это был ее первый поцелуй. Но Мэдди не очень хорошо умела лгать, особенно самой себе. Истина же заключалась в том, что ошеломил ее не сам поцелуй, а именно то, что поцеловал ее этот странный англичанин, с которым она познакомилась всего три дня назад.

У Мэдди не было сомнений в том, что Тристан был чрезвычайно искушен в поцелуях… да и вообще во всем, что может произойти между мужчиной и женщиной. Но опытность составляла лишь малую долю всего, что привлекало ее в этом человеке. Мэдди чувствовала, что ее связывают с ним необъяснимые узы, более высокие, чем просто плотское притяжение. Когда Тристан целовал ее, Мэдди казалось, будто соприкоснулись сами их души, а не просто губы.

А ведь он предупреждал ее, что оба они пожалеют о том, что поддались взаимному влечению! Как же глупо с ее стороны было не прислушаться к этому предостережению! Как глупо, как по-детски должны были звучать ее рассуждения о “мериле совершенства”! Неудивительно, что Тристан обвинил ее, сказав, что она играет с огнем!

Ну что ж… теперь ей придется расплачиваться за эти дурачества. Ибо теперь, после этой краткой и страстной ласки, Мэдди уже не могла закрыть глаза на правду, которую она так долго старалась не признавать: она влюбилась в этого упрямого, своенравного англичанина. Влюбилась с первого взгляда.

Мэдди даже себе не смогла бы объяснить, почему так случилось. Просто Тристан был единственным мужчиной, от одного взгляда которого сердце ее начинало биться быстрее, от одного прикосновения которого ее охватывало дивное, необъяснимое чувство блаженства.

Мэдди вздохнула. Беда была в том, что именно этот мужчина, которому она невольно отдала свое сердце, легче любого другого мог разбить его.

Если только не… Ведь он был испуган так же, как она сама, когда оттолкнул ее после этого головокружительного поцелуя; он даже счел необходимым соорудить баррикаду, поскольку, по собственному его признанию, Мэдди оказалась для него почти непреодолимым соблазном.