Сватовство по ошибке - Миллер Надин. Страница 34

Тристану отчаянно захотелось влепить этому старому тирану пощечину, хотя он и понимал, что гнев его объясняется не только бездушным признанием Харкура, но и собственным его, Тристана, чувством вины.

– Будьте вы прокляты, Харкур! – рявкнул он. – По вашей милости мы с вашей дочерью попали во Франции в чертовски опасную ситуацию. Но нам удалось выжить, и в результате мы, естественно, сдружились, Трудности сближают. Хоть это вы понимаете? Мне крайне неприятно, что вы предполагаете, будто я мог злоупотребить этой дружбой.

К вашему сведению, сэр, тот факт, что я – незаконнорожденный, ничуть не мешает мне вести себя достойно!

Харкур смущенно заморгал.

– Остыньте, дружище. Я не хотел вас обидеть. Я ничего не имею против бастардов. Сказать по правде, я и сам бастард во всех смыслах этого слова. Именно поэтому я и желаю лучшей судьбы для своей дочери. Я видел, как мучилась ее мать из-за нашего мезальянса. И я не потерплю, чтобы эти светские хлыщи захлопнули двери перед носом у Мэдди! Не потерплю, чтобы с Мэдди поступили так же, как когда-то – с Клариссой!

– Это я понимаю. Думаю, будь у меня дочь, я испытывал бы точно такие же чувства, – сдержанно проговорил Тристан. – А теперь, сэр, если мы с вами все обсудили, то я хотел бы откланяться. Мне предстоит двухчасовая поездка в Уинтерхэвен, а я уже валюсь с ног. Да и моим рысакам нужен отдых.

– Вам не надо ехать в Уинтерхэвен.

– Сэр?

– Леди Урсула просила меня передать вам, что лондонский дом графа уже отремонтировали и что ваша семья проживет там до конца сезона. Леди Урсула перевезла в Лондон ваши веши.

Тристан не поверил своим ушам. Он провел в лондонском доме графа Рэнда две ночи перед отъездом во Францию и просто не мог себе представить, что его семья поселилась там. Все слуга давным-давно разбежались, а большую часть мебели, картин и прочих вещей четвертый граф Рэнда продал, чтобы покрыть свои игорные долги. Оставалось предположить, что Калеб Харкур уже начал пополнять пустые кошельки Рэмсденов в предвкушении свадьбы своей дочери с Гартом.

Тристан знал, что так оно и случится, и даже успел убедить себя, что смирился с неизбежным. Но это осязаемое подтверждение того, что Мэдди скоро станет женой его брата, показалось ему последним ударом неотвратимого рока.

Без лишних слов Тристан поднялся и начал прощаться, не дожидаясь, пока Мэдди отдохнет: еще одной мучительной встречи с нею он бы сейчас не вынес.

Калеб Харкур пожал ему руку и выразил сердечную признательность за то, что Тристан все-таки доставил его дочь в Англию, несмотря на все препятствия.

– Дайте нам три-четыре дня, чтобы как следует подготовить Мэдди. Затем вы с братом можете нанести ей визит, – добавил купец, провожая Тристана до двери.

– Нанести визит?! – Сердце Тристана готово было выпрыгнуть из груди.

– Так предложила леди Урсула. Прекрасная женщина! С удивительным чувством такта. Она полагает, что Мэдди должна познакомиться с вашим братом наиболее естественным образом. Лучше всего будет, если вы представите их друг другу. – Харкур улыбнулся, невероятно довольный собой. – Я полностью с ней согласен. Видите ли, я не хотел бы, чтобы Мэдди решила, будто ее брак с графом – это союз по расчету. Юные девушки придают такое большое значение любви! Понимаете?

Тристан сдержанно кивнул и торопливо удалился, прежде чем этот старый лис успел догадаться, что в сердце его зияет открытая рана, из которой по капле сочится жизнь.

Мэдди спала так глубоко, словно приняла настойку опия. Пробуждение ее было внезапным, и некоторое время она лежала, не шевелясь и пытаясь понять, где же она находится и как здесь оказалась. Наконец она все вспомнила. Она в доме своего отца, а это – спальня, в которую привел ее этот чудной дворецкий.

– Вот ваша каюта, мисс Мэдди, – сообщил ей старик, распахивая дверь в небольшую уютную комнату. – Здесь не так роскошно, как в мейферских особняках, но я надеюсь, вам понравится. Капитан сам подбирал занавески… и все такое прочее.

Осмотревшись, Мэдди решила, что спальня и вправду хороша. По крайней мере, насколько можно было разглядеть при, тусклом свете ароматной восковой свечи, горевшей на столике у кровати. Мэдди смутно припомнила, что дальнюю стену украшает камин из венецианского мрамора, а покрывало, на котором она уснула не раздеваясь, было из бледно-зеленого шелка с узором из листьев.

Мелодично прозвонили часы на каминной полке, и Мэдди удивленно ахнула. Оказывается, она проспала больше двух часов! Отец, наверное, устал ее дожидаться и поужинал в одиночестве. В желудке у Мэдди было пусто, как в нищенской чашке для подаяний… вот уже двенадцать часов она ничего не ела.

Вскочив с постели, Мэдди сунула ноги в туфельки и подошла к отделанному мрамором комоду, умылась прохладной водой из таза и пригладила пальцами кудрявые волосы.

Взгляд ее упал на полку, где между миниатюрным парусником и кукольным домиком, обставленным крохотной мебелью ручной работы, лежала тряпичная кукла с лохматыми волосами и черными глазами-пуговицами. Ее игрушки, которые мать второпях забыла, когда бежала во Францию пятнадцать лет назад! Отец хранил их все это время… он выставил их с такой же гордостью, как прекрасную модель парусника в прихожей! При этой мысли слезы снова навернулись Мэдди на глаза.

В доме было тихо как в могиле, когда Мэдди со свечкой в руке спустилась по винтовой лестнице на первый этаж. Где же отец? И Григгинс? И все прочие слуги?

Но тут Мэдди вспомнила, как старый Григгинс появился из-под лестницы, когда отец оторвал его от ужина. Если ей удастся найти кухню, там наверняка будет какая-нибудь еда… а быть может, она даже сама приготовит себе что-нибудь поесть. Мэдди питала большое недоверие к английской кухне, а своим кулинарным искусством, которое освоила вопреки неодобрению деда, чрезвычайно гордилась.

Как она и подозревала, под лестницей тянулся узкий коридор; пройдя по нему, Мэдди сразу же услышала мужские голоса.

Распахнув дверь в конце коридора, она очутилась на кухне, чрезвычайно похожей на кухню в ее бывшем лионском доме.

– Мэдди, детка! Наконец-то ты проснулась! – эхом прокатился по кухне громовой голос Калеба Харкура. Обернувшись, Мэдди увидела, что он все в том же затрапезном виде сидит за дубовым столом, а перед ним стоит тарелка с горячим ужином. Рядом, прихлебывая чай, сидел Григгинс. Мэдди невольно попыталась представить себе деда, ужинающего на кухне со слугами, но это было невообразимо.

Отец радостно улыбнулся ей и помахал вилкой.

– Я уж грешным делом решил, что ты проспишь до утра. – Он кивком указал на соседний стул. – Садись, садись. Ты, должно быть, умираешь с голоду. Лакомка приготовил потрясающее жаркое.

Только сейчас Мэдди заметила третьего человека на кухне. Она удивленно вгляделась в его лицо – смуглое, с черными выпуклыми глазами, увенчанное шапкой кудрявых черных с проседью волос. Если бы не испачканный белый передник, этот коротышка, склонившийся над духовкой, как две капли воды был бы похож на ее лионского спасителя – мсье Форли.

– Джузеппе Понтицетти дель Флорино к вашим услугам, принцесса, – нараспев произнес коротышка с сильным итальянским акцентом

Калеб Харкур усмехнулся:

– Понимаешь теперь, почему мы прозвали его Лакомкой? Но в кулинарии этот лягушонок – настоящий бог. Потому-то мы с Григгинсом уверены, что ему цены нет. – Он проследил взглядом за тем, как Лакомка ставит перед Мэдди дымящуюся тарелку жаркого, от аромата которого у девушки буквально потекли слюнки. – Вот, дорогая моя, – продолжал Харкур, как только Мэдди взялась за вилку, – это и есть все мои домочадцы.

– Всего три человека? В таком большом доме?

Харкур кивнул.

– Днем еще приходят экономка, две горничные, лакей и мальчик-уборщик. Если бы я знал, как без них обойтись, я не потерпел бы их в своем доме и минуты. Но к этим двоим… – Калеб жестом указал на дворецкого и повара. – …К этим двоим я привык. Григгинс когда-то был моим помощником на первом моем корабле, а Лакомка – коком. С тех пор минула уже четверть века.