Время перемен - Аренев Владимир. Страница 4

Разумеется, я пока не намерен рассказывать о своем открытии другим исследователям. И не намерен отступаться только из-за того, что запах выдает меня. Уверен, я отыщу способ устранить эту досадную мелочь.

…Однако ни одно наблюдение за моими подопечными издалека не поможет по-настоящему ответить на целый ряд важнейших вопросов. Подзорная труба есть подзорная труба, она годилась лишь на первое время, теперь же… да, теперь мне надлежит действовать по-другому!

Есть и еще один момент. Коль уж я не стал посвящать в эту тайну моих «коллег», которые и так получают львиную долю всего того, о чем я узнаю здесь, — странно было бы свернуть с половины пути, ведь так? Раз я намерен впечатлить их, нелепо было бы впечатлять наполовину.

Словом, я решился на опасный, но и захватывающий эксперимент. Нет никакой гарантии, что у меня что-либо получится, даже не знаю, останусь ли я живой… но встав на путь, считаю, нужно пройти его до конца!

На случай, если я не смогу вернуться, оставляю эти записи. Как и всегда, я спрячу дневник, но отыскать его будет легко (а ведь в хибаре наверняка учинят обыск; они все еще боятся, что я сбегу! — наивные!) Забираясь на территорию звероящеров, я обнаружил наконец то, что дало бы мне ответ на один вопрос, а именно: как они размножаются? То есть, даже не это; в конце концов, ничего кардинально нового в их способе размножения нет, тут все ясно. Вот как обстоят дела с детенышами? Ведь звероящеры откладывают яйца, а не рожают детей, как мы. Однако я не видел гнездовий, хотя где-то таковые точно должны быть.

И вот наконец это плато. Я давно уже обратил на него внимание, но никак не находил время, чтобы подобраться поближе и выяснить, что же там у них такое. Многие звероящеры время от времени покидают свои деревушки и ходят туда — но зачем? Иногда они при этом собираются в группы по несколько звероящеров. Я понемногу начал различать отдельные слова в их языке, и мне кажется, что слово, звучащее как «кхарг», обозначает именно их самих. Так вот, меня очень заинтересовало это плато, и я наконец выяснил, зачем кхарги туда ходят. Там у них, если можно так выразиться, инкубаторий.

Я давно уже не рискую отправляться в рейды наблюдения, не вымазавшись предварительно соком крэтиллна. Это растение можно отыскать в здешних джунглях сравнительно легко; разломанное, оно выделяет зеленую клейкую жидкость, которая впечатляюще воняет и перебивает, как мне кажется, все другие запахи. Вместе с тем вонь эта часто висит тяжелым облаком над кустами крэтиллна, поэтому я не рискую оказаться своеобразным запаховым пятном-сигналом, сообщающим: «я здесь!» Разумеется, если в мои планы входит вести наблюдение не из зарослей, а с деревьев, приходится прибегать к соку других растений, в частности нескольких наиболее характерных для данного ареала эпифитов.

В очередной раз измазавшись с ног до головы (иногда мне кажется, я никогда уже не отмоюсь от этой зеленой бурды!), я взобрался на высоту достаточную, чтобы наблюдать в подзорную трубу за тем, что творилось на плато. Оказывается, у них там нечто, похожее на свою маленькую страну. Несколько котлованов, рядом с ними — хибары смотрителей. В одни котлованы, недавно освободившиеся от детенышей, самки (женщины?) кхаргов спускаются, чтобы отложить яйца. В других только началось вылупление и смотрители, старые звероящеры, которые тем не менее не утратили сноровки, следят за происходящим внизу, хотя почти никогда не вмешиваются, если не считать сбрасываемой детенышам пищи. Наконец в третьих котлованах детеныши выросли уже настолько, что за ними являются другие кхарги из, так сказать, внешнего мира, и забирают их с собой. Некоторых оставляют в деревне, но многих увозят — куда?

Эта информация, сколь бы неполной она ни была, привела меня к довольно смелому решению.

Удача улыбается храбрым! Мне кажется, они даже не заметили того, что произошло. Все дело в их уверенности. Кхарги считают, что земли, занятые ими, избавлены от сколько-нибудь опасных существ. Во многом это правда — почти все крупные хищники истреблены ими или же численность их сокращена до критической. Потом, есть еще такой фактор, как обоняние кхаргов. Они весьма чувствительны в этом смысле, так что ни у одного хищника нет шансов пробраться на плато незамеченным.

У меня такие шансы были. И я их использовал.

И вот теперь… теперь главное сделать все, чтобы детеныш вылупился. Жаль, что я вынужден был своровать яйцо, которое только-только снесли, — но это была единственная возможность. Когда котлован еще не укомплектован и открыт для приходящих, чтобы снестись, самок, попасть туда легче, нежели в уже «опечатанный» смотрителями. К тому же после того, как котлован закрыт, яйца там пересчитывают.

Словом, что сделано, то сделано. Мне намного важнее, чтобы никто из кхаргов никогда не заподозрил, что вообще было какое-то похищение. Если же по каким-либо причинам я не смогу вырастить детеныша, всегда имеется возможность попытаться еще раз.

Однако появляются и новые сложности. Во-первых, «коллеги». Я не намерен покамест показывать им яйцо — только сразу выращенного и воспитанного детеныша. Посему прежде, чем пойти на похищение, я вынужден был построить еще одну хибару, в отдалении от своей, чтобы ее не заметили «коллеги», когда наведаются в гости.

Во-вторых, хоть я и тщательно наблюдал за тем, как происходит инкубация в котлованах, я не уверен, что смогу все сделать как следует. Яйцо я могу хранить в своей хибаре и уносить в «запасную» только накануне визита «коллег» (а те появляются в строго определенные дни). Но как отразятся на зародыше возможные перепады температуры и влажности? В конце концов, климат-то здесь отличается от того, который преобладает на плато. Там яйца буквально жарятся на солнце, а здесь…

Есть еще и «в-третьих». Судя по всему, психология кхаргов отличается от нашей, причем значительно. Если у наших детей буквально с первых же дней возникает стойкая привязанность к родителям (или тем, кто кормит их и заботится о них), то у кхаргов подобное чувство появиться не может — откуда? Ведь они вылупляются из яиц и некоторое время живут сами, пока за ними не приходят взрослые. Привязанность к родителям компенсируется у них привязанностью к месту рождения. Топофилия, вот, что это такое, — «любовь к местности». Вероятно, данный феномен обусловливает многое в жизни кхаргов, играет едва ли не решающую роль в ней. Подозреваю, топофилия при этом является аналогом некой инфантильности, когда любовь к месту рождения и постоянное стремление быть рядом с ним становятся преградой в социальном развитии звероящеров. Скорее всего, у них нету государства, и причиной тому именно топофилия. Идея объединения под чьими-либо знаменами чужда и непонятна им, поскольку значение для кхарга имеет место, а не личность. Отсюда — разбросанные по джунглям деревеньки, сгруппированные вокруг тех плато, на которых вылупились их обитатели.

Как же мне воспитывать в таком случае детеныша-кхарга? Будет ли он меня слушаться? Сможет ли выучить наш язык или хотя бы Всеобщий?

Я не знаю. Пока не знаю. Однако время, уверен, расставит все по своим местам.

Все-таки хорошо, что накануне приходили «коллеги»! Это вынудило меня унести яйцо в «запасную» хибару. И вот результат, о котором я только мог мечтать: кхаргеныш «привязан» не к моему основному жилью — и хвала Создателю! Иначе я бы наверняка поимел то еще количество хлопот. Малыш практически не покидает сооруженного мной инкубатора, а когда я появляюсь поблизости, воинственно шипит и даже пару раз пытался атаковать. К счастью, я достаточно проворен, иначе лишился бы пальцев — зубы у кхаргеныша острые.

Вообще он ведет себя как животное, а не как разумное существо. Если мои наблюдения и выводы верны, то начинать обучение имеет смысл не раньше, чем через месяц (именно через месяц вылупившихся детенышей уносят с плато).

Я кормлю его мясом, как и смотрители, но стараюсь разговаривать с ним, чтобы он привык к моему голосу. Не исключено, что месячный срок удастся сократить. Во всяком случае, мне бы этого очень хотелось.