Опасная игра - Миллз Анита. Страница 41

Спать в такую жару было просто невыносимо, хотя Маккриди, кажется, не очень-то это и замечал. После обильнейшего обеда, состоявшего из цыплят с клецками, бобов, картофеля, печеного ямса [27] и горячих галет, да еще вдобавок огромного фруктового пирога из сушеных персиков, Мэтью с Сетом сели за шашки и, попивая домашнее вино из бузины, стали рассказывать друг другу бог знает какие небылицы. А пока они таким образом развлекались, Верена и Сара чинили и гладили то, что осталось от одежды незадачливых путешественников после прыжка с поезда.

На этот раз Верене повезло больше: она получила от Сары гигантских размеров халат, сшитый из мучного мешка, настолько огромный, что ей пришлось подвязаться веревкой, а бедняга Мэтью вынужден был влезть в старую рубашку Сета, чудом не треснувшую по швам, когда были застегнуты пуговицы, и в плотный саржевый комбинезон, который, хоть и был предназначен для надевания поверх другой одежды, едва налез на Маккриди.

Верене, в роли его жены, досталась сомнительная привилегия стирать его рубашку и белье, которые она затем повесила сушить на веревку рядом со своей одеждой. Чтобы удалить пятна грязи с его брюк, достаточно было потереть их кое-где тряпкой с мылом, но самое неприятное было потом, когда ей пришлось сидеть с иголкой в руках, скрючившись над починкой его одежды, в то время как он распивал вино и играл в шашки. Но она испытывала и своего рода удовлетворение от того, что сумела доказать ему свою полезность даже в таких непривычных для нее условиях. Хотя, конечно, Маккриди, опустошив вместе с Сетом Брассфилдом почти целую бутылку бузинового вина, с готовностью одобрил бы все, что она сделала. Несмотря на все свои повадки и привычки джентльмена, Мэтью старался держаться с Брассфилдами как с равными. И даже когда Молли, подняв вверх свое безобразное рыло, положила его на край обеденного стола, пытаясь заглянуть ему в тарелку, он лишь легонько запнулся, а затем как ни в чем не бывало продолжал говорить дальше. Во избежание подобных Моллиных выходок, Верена, потихоньку бросив на пол большой кусок галеты, сумела отвлечь животное в сторону. Попрошайничеству свиньи положил конец Сет Брассфилд, коротко бросивший: «На место, девочка!», на что Молли недовольно хрюкнула и поковыляла в другой конец комнаты.

Верена невольно улыбнулась в темноте, вспомнив, как Сет и Мэтью, расправившись с тремя четвертями содержимого бутылки, стали распевать дуэтом песню «Собираем снопы рано», причем каждый исполнял ее на свой лад: если Брассфилд горланил «Собираем мы баранов, собираем мы баранов», то Маккриди старательно выводил своим мягким баритоном правильные слова, зато не помнил остальные куплеты.

Взглянув на Сару, Верена заметила, что глаза у той повлажнели. Песня в исполнении мужчин ее явно растрогала, и она хрипловатым голосом проговорила:

— Давненько не были мы в церкви… А твой муженек горазд петь, я погляжу. Как по-твоему, они не будут перечить, если и мы подпоем?

Для этой женщины сказать значило сделать, и никакие протесты Верены не могли ее остановить; у нее на все был один ответ:

— Для всемилостивого Создателя главное — душа, а остальное — ерунда.

В конце концов Верене ничего не оставалось, как стать позади Мэтью, положив ему руку на плечо, и затянуть вместе с другими «Доставь нас домой, о, небес колесница!», надеясь при этом, что он ее не слышит.

Она закрыла глаза, и ей пришли на память и ощущение надежности, создаваемое прикосновением к его плечу, и теплое, желтое пламя жестяной керосиновой лампы, играющее на чистых, блестящих черных волосах Мэтью, и бархатное звучание его голоса, заполнившего всю комнату. А когда он поднес руку к плечу и сжал ее пальцы, она еще острее почувствовала возвышенность этого момента и забыла на какое-то время, кто он, этот Мэтью Маккриди, и сколько баек они с ним рассказывали о себе Брассфилдам. Она даже забыла об опасности, таящейся в человеке, на плече которого лежала ее рука.

Позднее, когда женщины снова сидели в креслах, делая последние стежки, а мальчики грели утюг во дворе, Сара наклонилась к Верене и прошептала:

— Скажу тебе, Рена, супруг у тебя что надо — одним словом, завидный мужчина. Кабы не этот синяк под глазом, так он бы и мое старое сердце заставил колотиться. Но через пару дней синяк сойдет, так что я бы не шибко беспокоилась.

Ее глаза затуманились, и она, коснувшись огрубевшей от работы рукой седеющих волос, задумчиво добавила:

— Смотрю на вас и вспоминаю, как было здорово, когда мы с Сетом были такие же молодые, как вы. Я в то время была недурна собой — ну, конечно, не такая хорошенькая, как ты, но все-таки…

— А вы и сейчас ничего, — поспешила заверить ее Верена, стараясь отвести разговор от себя.

— Ты так считаешь?

— Конечно.

— Ну, мне это без разницы, пусть только и Сет так считает, правда?

— Я тоже так думаю.

— Сарочка, говорил он, бывало, мне, у тебя глаза, что те звезды на небесах, сверкают, как приянты на всяких там шикарных дамочках, — продолжала вспоминать хозяйка.

— Приянты? — переспросила Верена. — То есть…

— Ну да — те самые, которые носят на пальцах.

— Ах, бриллианты.

— Верно. Мне они, знаешь, всегда были без надобности, — доверительно сказала она. — А тебе?

— Мне? — Верена глянула на купленное ею скромное золотое колечко на пальце и вздохнула: — Мне тоже.

— Да-а-а, он у тебя парень что надо, — внушительно проговорила Сара, — и к тому же нашел себе стоящую жену. Так оно и должно быть. Пока вы есть друг у друга, значит, вам больше нечего и желать.

— Да, конечно. — Верена смущенно заерзала в своем кресле, лихорадочно пытаясь найти другую тему для разговора, и, так ничего и не придумав, скороговоркой спросила: — А здесь всегда так жарко?

— О, милая, скоро будет еще жарче, а сейчас, скажу тебе, — это пустяки для Техаса.

Перспектива, конечно, малоутешительная. Осторожно переместившись в кровати, Верена резким движением подтянула влажную ночную рубашку вверх, чтобы ночной воздух мог коснуться ее ног. Она была измотана до предела, но жара делала сон невозможным. Впрочем, легкое, ровное дыхание Маккриди за ее спиной доказывало иное. Если бы она, подобно ему, выпила полбутылки вина, то, может быть, тоже не замечала бы жары, но она и капли в рот не брала. Если ей так и не удастся заснуть, то у нее будут круги под глазами под стать синяку у Мэтью.

Будь она одна, то спала бы в своей сорочке, но, увы, она не одна. К тому же сорочка поглажена и лежит, аккуратно сложенная и готовая на завтра, на сундуке. Так что ей придется всю ночь промучиться в этом огромном, объемистом балахоне, облегающем складками ее ноги, словно обрушившаяся на землю палатка.

Она не спала, в сущности, более двух суток, и ей уже трудно было сосредоточиться на какой-либо одной мысли. Снова открыв глаза, она посмотрела на окно, пытаясь определить, можно ли его открыть. Осторожно спустив на пол ноги, она встала и на цыпочках подкралась к окну, чтобы поближе взглянуть на него. Да, его можно поднять — рама подвешена на веревке. Верена потянула раму вверх, и та со скрежетом сдвинулась с места. Но, отнимая от окна руку, она почувствовала, что рама под действием собственного веса начинает съезжать вниз. Надо было что-то под нее подложить. Отходя от окна, она чуть было не споткнулась о ботинок Маккриди. Затем снова приподняла раму и подперла ее положенным на бок ботинком, отчего образовался просвет сантиметров в десять высотой, открывший доступ свежему воздуху.

Не успела она снова улечься в кровать, как послышался зловещий писк, за которым сразу же последовал укус москита. Прихлопнув его, она начала было переворачиваться на бок, но тут же услышала, как подлетает другой москит, затем еще один, а потом несколько сразу. Создавалось впечатление, что они собрались под окном заранее, чтобы в первую же секунду полчищами ринуться в комнату на долгожданный пир.

Послышался звучный шлепок, сопровождаемый сдавленным возгласом «Черт!», и стало ясно, что безмятежному сну Мэтью Маккриди наступил конец. Он приподнялся в постели и сел, а Верена, боясь шелохнуться, продолжала лежать.