Двое - Милн Алан Александр. Страница 57
– За Бетти я не беспокоюсь.
– Она выйдет замуж снова, как ты думаешь? Она нравится мужчинам. Во всяком случае, большинству мужчин.
– Я думаю, да.
– А в чем дело, дорогой?
– Ни в чем. Но меня всегда чуточку смущает вопрос нравственности. Я хочу сказать, вообще в подобных случаях.
– Нравственности? – растерянно переспросила Сильвия. – Как мистера Хильдершема?
– Ну нет, – улыбнулся Реджинальд, – не совсем так, но я считаю, что здесь затронут вопрос нравственности. Если ты клянешься женщине в вечной верности, следует сдержать клятву. Но при этом считается, что истинная любовь – самая прекрасная в мире вещь и за нее не жаль отдать любую цену. Что из этого верно?
Сильвия молчала; потом показала ножкой на камнеломку, выросшую у стены, и спросила:
– Красиво, правда?
– Очень. Жаль только, они скоро выцветают.
– Если бы я была замужем, когда мы встретились, ты бы не стал просить меня уйти с тобой?
Реджинальд долго смотрел на нее, потом покачал головой.
– Почему?
– Мне просто не пришло бы это в голову.
– Я бы ушла.
– И ты могла бы бросить меня, если бы полюбила кого-нибудь еще?
– Разве я могла бы полюбить кого-нибудь еще – теперь?
Реджинальд засмеялся, посмотрел на нее с любовью и сказал:
– Любимая, с тобою все становится невероятно сложным. Не представляю себе, как тебе удалось полюбить меня, и не представляю, как это я еще не надоел тебе. Когда я впервые увидел тебя, мне казалось, что ты явилась из сказки. И до сих пор кажется. Я едва решился признаться тебе. Если бы ты тогда была замужем, я бы знал, что твой муж боготворит тебя, а ты не можешь жить без него. Как бы я осмелился стать между вами?
Сильвия накрыла его руку своею и сказала:
– Я рада, что не была замужем до того, как встретила тебя. Что не совершила ошибку.
– В этом все и дело. Как быть с теми, кто ошибку совершил? А если они ошиблись однажды, не повторят ли они ошибку в другой раз? Поэтому супружеские узы так крепки. Чтобы удержать нас от новых пристрастий.
– Мистер Бакстер не был новым пристрастием, напротив, очень-очень старым.
– Да, конечно, будем надеяться, что в этот раз он не ошибся, что он явно сделал, женившись на Бетти.
– Дорогой, – с беспокойством спросила Сильвия, – ты ведь не... Грейс говорила, что Фарли против того, чтобы она зналась с мисс Воулс, если они... А ты?..
– Боже мой, конечно, нет. Мне страшно хочется повидать их обоих. Ну конечно! Но что ты сказала? Неужели Хильдершем... Это ужасно!
– Они выглядели такими счастливыми, когда я их видела. Какими-то умиротворенными и как бы зачарованными.
– Вот видишь. Это ведь довольно сложно – быть одновременно плохим и счастливым. Я уверен, что Бакстер бы не смог. Но все же я считаю, что оставить жену – поступок сам по себе необязательно благородный и восхищения не заслуживает. Только в этом мы с Хильдершемом и сходимся.
– Конечно, нет.
– Многие считают, что да.
– А я думаю, – серьезно сказала Сильвия, – что брак без любви гораздо хуже, чем любовь без брака.
– Ты совершенно права, – отозвался Реджинальд, удивляясь, как верно она это сформулировала. (Неужели я вправду считал, подумал он, что с Сильвией нельзя разговаривать?) Она права. Любовь освящает брак, а не брак придает святость любви. – Видишь ли, – продолжал он, следуя собственным мыслям, – в основе всех рассуждений относительно брака и развода лежит чудовищная мысль, связанная с религией: любовь сама по себе греховна, она допустима только потому, что служит продолжению рода. Поэтому они неохотно говорят: “Что ж, можете любить друг друга, если дадите страшную клятву, что будете совершать это только с одним партнером, как религиозный обряд, с единственной целью принести миру ребенка”. Вот почему они всегда...
– Кто “они”, дорогой?
– Они? – Реджинальд рассмеялся. – Я толком не знаю кто, но именно они заправляют почти всем на свете. Их я никогда не любил. – Он минуту подумал. – Представь себе полицейского в сутане, кровожадного, как языческий божок, с внешностью и манерами оксфордского преподавателя и вдобавок занимающего высокий государственный пост... Нет, мне не нравится такое сочетание.
– А ты считаешь, что любить и не иметь детей – грех? – спросила Сильвия, крепко держа его под руку.
Реджинальд посмотрел на нее в изумлении.
– Любовь моя! Как ты могла!... – Он замолчал, взял ее ладони в свои и мягко спросил: – Почему ты... так вдруг...
– Я так счастлива, дорогой. И хотела узнать, счастлив ли ты.
– Ты знаешь, что да.
– Но ты был бы счастливее, если бы у нас был ребенок?
– Если бы они продавались в магазинах, может быть, я как-нибудь попросил бы тебя присмотреть какого-нибудь покрасивее. Но если...
– Совсем маленький, похожий на тебя, дорогой, мог бы оказаться прелестным.
– Поначалу они все совсем маленькие, – улыбнулся Реджинальд.
Сильвия улыбнулась в ответ, а потом сказала, чуть ли не извиняясь:
– Мне кажется, нельзя быть женою и матерью. По-моему, меня хватает только на роль жены. Я так ужасно люблю тебя.
– Любимая, я счастлив.
– Но если...
– Любовь моя, я совершенно счастлив с тобою. Я и думать не хочу, что ты станешь бояться, чувствовать себя плохо и выносить такую боль.
– Я боюсь, хотя думаю, что не должна бы. Поэтому я спрашиваю тебя, хотел бы ты иметь ребенка.
– Нет, нет и нет!
– Но если это случится, ты ведь простишь меня, дорогой?
– Что ты, любимая! – воскликнул Реджинальд, вдруг охваченный стыдом за себя, за свой пол, за все, что вынуждены женщины терпеть от мужчин.
Сильвия кивнула головой и сказала:
– Я просто хотела знать.
IV
Сильвия ушла на кухню рассказать миссис Хоскен все про Лондон. Наверное, миссис Хоскен собирается рассказать миссис Уэллард все про деревню; что теперь означает – все про Бакстеров. О них сплетничают не только любой Том, Дик и Гарри, но и любая Гарриет. Странно, думал Реджинальд, идя среди азалий (сплошь покрытых бутонами, они никогда еще не были так хороши), – странно, что во мне все восстает при мысли о том, чтобы обсуждать проблемы Бакстеров с Эдвардсом, а Сильвии кажется совершенно естественным толковать о них с миссис Хоскен. Чем вызвано это удивительное содружество женщин всех сословий? Наверное, род оборонительного союза против засилия мужчин, наследие времен, когда женщины были настоящими рабынями. И если Женщине недостает чувства чести, чувства стиля, чувства спортивного духа, которыми так гордится Мужчина, то это объясняется тем, что подсознательно она находится в состоянии войны, а на войне им нет места. В любви и войне все средства хороши, говорит Мужчина, а потом обвиняет женщину в том, что она следует этому принципу.
До чего глупы эти обобщения насчет Мужчины и Женщины! А может быть, не так уж глупы? Глупо утверждать, что если подбросить пенни шесть раз, то три раза выпадет орел, а три раза решка. Но утверждение, что чем дольше подбрасывать монету, тем заметнее эта тенденция, абсолютно верно.
Неожиданно ему на глаза попался цеанотус (Gloire de Versailles), чьи голые побеги, как обычно, ни в какой мере не обещали красоты и голубизны еще не появившихся цветов. Реджинальд в который раз задумался, стоит ли держать в саду этот цветок. Природа не должна проделывать таких шуток. Дерево зимой красиво своеобразной, совсем иной, чем летом, красотою; дельфиниум зимою просто ничто; его не существует до тех пор, пока первые светло-зеленые побеги не начнут снова будить ваше воображение. А это растение? Оно просто оскорбляет глаз, пока вдруг не становится для него отрадой. Нужно будет как следует все взвесить, прежде чем принять решение. Черт возьми! Снова вьюнок...
Да, Реджинальд снова оказался там, где почти два года назад впервые подумал о книге. Напишет ли он когда-нибудь другую? Нет... Ни за что, назло мистеру Пампу. А все-таки – можно ли жить, ничего не делая? Два года назад ему казалось, что он что-то делает. Он даже полагал, что очень занят. Сможет ли он вернуться к прежним занятиям? Размышлять и полоть цветники? Ах, чертов Памп! Ну ничего, он может писать и не публиковать написанное. Или – почему бы и нет? Он напишет пьесу.