Можно, я попробую еще раз?! - Минаков Игорь Валерьевич. Страница 43

Рядом лежит артефакт в виде восьмиконечной звезды, предназначенный для помощи потерявшимся в пути: называешь место назначения, кладешь его на ладонь, и идешь, следуя указаниям зажигающихся лучиков. Но сломался: срывается и норовит сам, как нетерпеливая гончая, добраться до цели (а далеко не всегда человек может пройти там, где проскользнет шустрый предмет размером с небольшое блюдце).

Вот висит куртка с бездонными карманами. Что угодно можно было туда положить: пару бутербродов в дорогу, горстку монет, запасной комплект одежды, набор инструментов… да мало ли что – и они ничего не весили, – а достать из кармана можно было любой нужный в эту секунду предмет, без необходимости перерывать груду остальных. Но беда случилась в тот день, когда один безответственный волшебник решил поплескаться в этой куртке в море, упав за борт корабля, и в карман случайно вплыла акула. С тех пор курткой, не решаясь сунуть руку вовнутрь, так никто и не пользовался.

Медальон верности. Уезжая в длительное путешествие, один из влюбленных или супругов надевал на шею другому этот медальон (естественно, снять его, потом мог только надевший). Действовал он очень тонко и коварно: исподволь внушая носившему его, что любой встреченный потенциальный «предмет страсти» не достоин и доли внимания, представлял этого претендента в совершенно невзрачном и непритязательном виде. Но как ненужная побрякушка был медальон выброшен и объявлен неработающим. И тут, вполне возможно, произошла ошибка, и сам он нормально функционировал, но, как выяснилось, наличие его не спасало от самих измен. Видимо, если человек уж очень хочет изменить, то, как ты не искажай черты партнера, роли это уже не играет.

Благородный меч, благоприятствующий сражению. Он всегда создавал вокруг своего обладателя ту обстановку, что была наиболее удобна для его стиля битвы: если человек привык сражаться при холодной погоде, вокруг него дул пронизывающий ветер, если он всегда чувствовал себя комфортнее в зарослях ядовитых цветов, то посреди поля боя расцветал прекрасный смертоносный сад (разумеется, неопасный самому владельцу меча). Но, в конце концов, меч состарился и стал забывать свое назначение (такое иногда случается с вещами и магическими предметами) и начал создавать обстановку случайным образом: то погружая хозяина по колено в зловонную тину болота, то бросая ему в глаза колючий песок с барханов, а то помещая его под заунывный скрип весел на ходящую ходуном палубу корабля. После того как заметили, что меч стал очень часто менять владельцев, почли за лучшее отдать его в музей.

Широко известны ботинки невидимости. Но один потерялся – и теперь либо будешь невидим наполовину, либо скачи на одной ножке, что тоже неудобно.

Волшебник жадно смотрел на Камень Понимания на груди Урчи, борясь с искушением незаметно уронить и исковеркать его, тем самым добавив сей роскошный экспонат в свой музей (вот оно, проклятье и искус истинного коллекционера).

Ярл, который ни на минуту не забывал о своей клятве охранять Камень, с не меньшим интересом поглядывал на самого волшебника (кто знает, какие мысли блуждали в тот момент в его голове, возможно, он тоже хотел пополнить свою коллекцию, остановив самым болезненным образом очередного претендента на оберегаемое сокровище).

Эльф, как лев, сражался с огромной кольчужной рубахой. Изначально она должна была при надевании идеально облегать любую фигуру, обороняя от удара копья в честном бою и острия кинжала под покровом ночи, но сейчас она путалась с размерами, поэтому Аэлт, неосмотрительно заинтересовавшийся ею, был словно запеленатый младенец.

Зар, отведавший еды с испорченной скатерти-самобранки (кто мог подумать, что ее коварно постелят на стол, стоящий посредине комнаты, – неужели таким иезуитским способом защищались от грабителей?), метался по комнате и искал воды, чтобы хоть как то избавиться от того невообразимого вкуса, что, казалось, навсегда пристал к его небу.

И в этой атмосфере, полной душевного спокойствия, миролюбия и благополучия, Урчи пытался выведать информацию о предмете их поисков – загадочных деревьях Арборея.

Сделать это было непросто хотя бы потому, что даже взглянуть в лицо волшебника, после того как тот выполнил свой изначальный долг хозяина и провел их по помещениям, было проблематично. Маг метался по всему пространству музея, то поправляя покосившуюся картину, при этом балансируя на шаткой лестнице, что норовила подпрыгнуть повыше, то влезая в кучу мусора, в которой шевелились металлические щупальца, а в следующую секунду он уже переносился на летающей платформе к верхней полке шкафа, хватал толстый талмуд и, лихорадочно перелистывая его, бежал в другую комнату, чтобы опять проделать какие-то непонятные телодвижения.

Поэтому большую часть времени Урчи то успевал сказать пару слов загорелым пяткам, весело шлепающим по ступеням, то обращался с просьбой к коротко постриженному затылку, вертящемуся во все стороны, или уклонялся от острых растопыренных локтей, что мелькали перед глазами всякий раз, когда волшебнику приходила в голову очередная мысль и он несся воплощать ее в дело.

Наконец, когда из обрывков фраз выстроилась цельная картина, Ахтиох на секунду остановился и воскликнул:

– Я с радостью помогу своему давнему другу Эмралу и выделю ему лучшие, выдержанные корни дерева Арборея – уж он-то найдет им достойное применение. – И чародей лукаво рассмеялся.

При этих словах Урчи в очередной раз задумался, что же такого особенного в этих деревьях, что сделало их такой редкостью, и почему они настолько необходимы Эмралу для того, чтобы его эксперименты были завершены качественно и в срок.

– Но дело в том, – продолжал волшебник, – что у меня совсем нет для этого времени: они находятся в кладовке неразобранных вещей, а поиск там может занять несколько дней, и то, если сами вещи не будут возражать, – а некоторые из них такие капризные… А мне срочно нужно готовиться к визиту почетных гостей, которые будут осматривать мой музей. Поймите, ко мне приедут самые знаменитые хранители других музеев и, меньше всего, мне бы хотелось перед ними ударить в грязь лицом.

Ярл, который понял, что и в этот раз его таланты сторожа не будут проверены в бою, решил поучаствовать в разговоре, чтобы хоть так развлечь себя:

– Неужели вы думаете, что сможете удивить своих гостей, если просто приведете все экспонаты в идеальный порядок? Нужно придумать что-то такое, что им надолго бы запомнилось. Предложите им то, чего у них еще нет.

Сказано – сделано, и, сев вокруг стола (спрятав от греха подальше скатерть, вызывающую неконтролируемую ярость Зара), друзья принялись сочинять то, чем можно было изумить и потрясти посетителей этого необычного музея.

Сначала появились красочные буклеты, подробно рассказывающие о каждом из неработающих магических предметов. При этом буклет мог принимать форму того или иного артефакта, а если его пробовали приложить ко лбу, то перед внутренним взором проплывала вся история магического предмета (разумеется, не реальная, а та, которая была известна самому Ахтиоху, – в конце концов, именно он и наколдовывал это представление), начиная от момента его создания и до момента порчи. (Была также идея вызывать духи мастеров-создателей магических амулетов, но от нее пришлось отказаться: большинство из них были людьми малоприятными в общении.) Отдельно рассказывались забавные случаи, происходившие с владельцем того или иного предмета уже после его поломки.

Затем для каждого из артефактов, исключая наиболее опасные, были созданы сувениры, которые имитировали их магическое действие уже после поломки. Повторить сам магический артефакт, конечно же, очень сложно. Для этого нужны знания мастера, правильно выбранный материал и ингредиенты, важно было учесть расположение светил, направление ветра и день года, сотни других, самых разнообразных параметров (из-за чего, собственно, практически каждый артефакт и является уникальным). Зато сотворить похожую копию для неработающей модели оказалось значительно легче.