Мистерия Христа - Аргивинянин (Аргивянин) Фалес. Страница 14

Центурион рассеянно глядел на эту сцену.

— Клянусь Юпитером! Я не знаю, что мне делать, — бормотал он.

— Не смущайся, храбрый солдат, — сказал ему Арраим, взяв его за руку. — Мне известны все намерения почтенного Понтия Пилата — он мой друг, — и поверь мне, что твоя милость по отношению к женщинам и ученикам Распятого не встретит его осуждения. Я знаю, он отдаёт тело почитателям Его…

— Спасибо тебе, эфиопянин, — ответил ему центурион, отирая пот, градом катившийся с его лица. — Но не скажешь ли ты мне, у кого я могу узнать подробно, кем был Распятый и что значат слова: «Сын Божий», невольно сорвавшиеся с моего языка? И что это за чудеса, свидетелем которых я был сегодня?

Задумчиво посмотрел на него Арраим.

— Не теряй из виду вот этого ученика, — ответил он, указывая на Иоанна. Он всё расскажет тебе, и ты узнаешь, Кем был Распятый.

— И будешь первым распятым на кресте христианином, — шёпотом добавил он, обращаясь ко мне. — Идём отсюда, Аргивянин, — сказал он громко, — да не будет лишних очей при изъявлении скорби Матери…

Мы медленно стали спускаться с холма. То там то сям лежали ещё не очнувшиеся от смертельного ужаса люди; несколько домов рухнули от подземного толчка. Небо немного очистилось, но ночь уже простирала покров свой над изредка ещё вздрагивающей землёй. Вдали показалась кучка спешивших людей; между них я узнал по длинной белой бороде мудрого Иосифа из Аримафеи [90].

Предпоследний аккорд Великой Космической Мистерии кончался. Начинался последний — Величайший.

Мир да будет с тобою, Эмпедокл!

Фалес Аргивянин

VII . Балкис — Царица Савская

Раздвинем туманы минувшего, друг Эмпедокл, и пойдём со мною в область того, что люди будущих столетий назовут сказкой, а мы, неумирающие сознания Сынов Мудрости, пребывающей в анналах [91] Вселенной — Былью.

Была ночь, и Селена алмазной лентой отражалась в таинственных водах Нила. Я, Фалес Аргивянин, стоял на башне храма Изиды и заносил на свиток папируса свои вычисления о восхождении новой звезды Гора [92] в созвездии Пса.

И вот — ласковая рука легла мне на плечо, и зазвучал тихий голос Учителя — Великого Гераклита.

— Аргивянин! — сказал мне он. — Знаешь ли ты историю блистательной Царицы Савской — прекрасной Балкис? [93]

— Учитель! Ты знаешь, тысячи лет я погружён в изучение великих рукописей Бытия, — и я указал на простиравшееся над нами безбрежное звёздное небо. — Когда же мне было заниматься историей цариц Земли, хотя бы они были столь же прекрасны, как царица неба звёздного — Звезда Утренняя?!

Гераклит тихо покачал головою.

— Аргивянин! — сказал он. — В ответе твоём звучит ирония, без которой не может обойтись ум сына благородной Эллады, но, поверь мне, своему Учителю, что не для праздной болтовни задал тебе я этот вопрос. Сядь, сын мой, и выслушай меня.

И я сел рядом с Учителем моим, и полилась его тихая, гармоничная речь, такая тихая и такая гармоничная, что порой она совершенно сливалась со звучанием лучей бледной Селены, обливавшей светом своим и меня, и Учителя, и башню храма Изиды, и воды таинственного Нила, и загадочную глубь простиравшейся за рекой немой пустыни.

И вот что рассказал мне Учитель: «Когда Огонь Земли поглотил Чёрную Землю [94] перед рождением блаженной Атлантиды, и массивы первозданной Аемурии стали дном океана, — катастрофа не коснулась храма Богини Жизни, долго бывшего местопребыванием Царя Чёрных — таинственного Арраима. Но задолго до катастрофы неведомо куда исчез великий Царь, оставив свою землю, свой народ, свой храм и свою единственную дочь, ставшую первой жрицей Богини Жизни. Окружённая семью мудрыми жрецами, она, эта дочь, прекрасная Балкис, мужественно встретила ужасную катастрофу и мужественно перенесла её. И когда наконец спустя много месяцев рассеялись облака пепла и дыма, застилавшие небосклон, и обитатели храма Богини Жизни увидели себя на небольшом острове, окружённом мутными, пенистыми волнами нового океана, прекрасная Балкис совершила первое богослужение пред алтарём Богини Жизни и громко дала обет посвятить жизнь отысканию своего отца — таинственного Арраима, ибо она знала, что на нём почиет дыхание Богини Жизни Вечной и что умереть он — не мог.

И выступил тут старейший из жрецов — древний-древний старец Каинан [95], третье око [96] которого видело еще великую погибшую расу Титанов Севера [97], и сказал:

— Балкис! Как даёшь ты обет, не зная, хочет ли великий повелитель наш, Сын Разума Арраим, чтобы ты искала его? Ибо вот — когда на планете жили ещё Титаны Севера, таинственный Арраим был уже на Земле, которая вовсе не его колыбель; ибо другое небо и другая земля в иных глубинах Космоса были свидетелями его рождения. Как бы прекрасна и мудра ты ни была, Балкис, ты всё же только былинка на его загадочной, непонятной дороге… Минует срок жизни твоей — и земля примет твоё тело согбенным от старости, а он, великий и таинственный, пойдёт далее, и каждый шаг его будет равен тысячам твоих жизней…

Нахмурив брови, нетерпеливо слушала прекрасная Балкис мудрые слова трёхглазого жреца.

— Каинан! — воскликнула она. — Далеко видит твой третий глаз, но не ему разглядеть глубины сердца моего, сердца дочери Арраима, Премудрой Балкис. Приведите сюда Арру, — коротко бросила она приказание жрецам и обратила лицо своё к статуе Богини.

Неодобрительно покачал головою Каинан.

— Балкис, Балкис! — сказал он. — Подумай, какие силы хочешь ты затронуть? Какие законы хочешь обратить в свою пользу? Ведь способностями Арры пользовались до сих пор только для сношения с Владыками Жизни и самой Богиней…

— Уйди, старик, — гневно сказала Балкис. — Или я уже не дочь Арраима и не верховная жрица Богини?

Она выпрямилась — и точно! — столько божественно-прекрасного было в её дивной фигуре, дышавшей мощью несказанной, что старый жрец потупился и, бормоча что-то, тихо отошёл назад.

А жрецы тем временем ввели в храм невысокую, чудную девушку. Была она другой, неведомой расы, ибо кожа её была бела как снег в противоположность тёмно-коричневой коже лемурийцев, а глаза были не сине-изумрудные, как у прекрасной Балкис, а чёрные; волосы не ложились волнующимися кудрями по плечам, а ниспадали каскадом до самого пола. И всё существо её, казалось, было проникнуто чем-то неземным, не здешним: будто дыхание иного мира вошло вместе с нею под своды храма.

Старые жрецы знали, что напрасно было бы искать отца и мать Арры среди лемурийцев: известно было, что смелый мореплаватель Фаласаил привёз несколько семей этих странных людей из своего путешествия к таинственным ледяным пустыням далёкого Юга; Премудрый Арраим тотчас велел поместить женщин при храмах и научил жрецов пользоваться их странной, загадочной способностью. Мужчины неведомого племени скоро вымерли все, и только женщины продолжали жить при храмах жизнью тепличных цветов.

Вошедшая девушка пугливо смотрела вокруг.

— Иди сюда, Арра, — властно сказала ей Балкис. — Иди и сядь на священное место.

Девушка послушно подошла к жертвеннику и села у его подножия в некое подобие кресла из базальта, инкрустированное разноцветными драгоценными камнями. Балкис надела ей на голову обруч из золота, с укреплённым спереди полированным диском из огромного алмаза, и осторожно повернула голову Арры так, чтобы центр диска улавливал отражение Солнца от гигантского золотого вогнутого диска, висевшего на столбе посреди храма.