Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха - Минутко Игорь. Страница 102

«Остановка здесь явно не по расписанию, — подумал, усмехнувшись, Николай Константинович. — Скорее всего из-за нас».

Так оно и было. Трое в штатском появились в их вагоне, и поезд тут же тронулся, а милиционер почему-то все продолжал бежать по платформе рядом с их окном, и по его сытому красному лицу стекали капли не то дождя, не то пота.

— Болван какой-то, — раздраженно сказала Елена Ивановна, тоже все поняв.

В дверь соседнего купе деликатно постучали, тут же вышел Блюмкин.

Через некоторое время уже он трижды по-хозяйски громко стукнул в дверь купе и, не дожидаясь приглашения, предстал перед четой Рерихов и тщательно закрыл за собой дверь.

— Значит, так, дорогие мои путешественники, — он быстро оглядел чемоданы и баулы. — Веши собраны?

— Собраны, — ответила Елена Ивановна.

— Квитанция от багажа у меня. Обо всем позабочусь, не волнуйтесь. Все будет доставлено в гостиницу, где вы остановитесь. Носильщиков вызывать не будем — с ручной кладью помогут наши ребята, — он кивнул на дверь, за которой, похоже, топтались «ребята». — И дальше так… Нас встречают две машины. В одной мы с вами, Николай Константинович, — «лама» улыбнулся не без ехидства, — отправимся на работу. Только предварительный визит, очень короткий: наметим план встреч на ближайшие дни, вам будет доложено кое-что о предстоящем…

— Предстоящем — где? — перебил Рерих.

— Во время вашей экспедиции, которая, как мы все надеемся, скоро продолжится. Но повторяю: только предварительный недолгий разговор. А на второй машине вы, Елена Ивановна, с сыном отправитесь в гостиницу «Метрополь». Там наши, — на слове «наши» было сделано ударение, — гостевые номера. Для вас забронирован люкс с видом из окон на Манежную площадь и Кремль. Вы располагайтесь, приводите себя в порядок, и через некоторое время появимся мы с Николаем Константиновичем. В шестнадцать часов — праздничный товарищеский ужин: встреча дорогих гостей на долгожданной родине. Против такой программы не возражаете?

Елена Ивановна молчала, жёстко сжав губы.

— Не возражаем, — спокойно ответил Рерих.

— Вот и отлично! Пойду. Я еще не все веши собрал. Блюмкин вышел.

— Мы уже марионетки в их руках! — раздраженно воскликнула Лада.

На этот раз промолчал Николай Константинович.

А поезд уже тащился по окраинам Москвы, казавшимся серыми, унылыми, грязными. Может быть, виноват был дождь, который разошелся и с ожесточением хлестал по московским крышам и мостовым.

Перрон Казанского вокзала, встречающие, суета. Все мокро. «Ребята» с трудом волокут изрядную рериховскую поклажу, но им на помощь приходят еще четверо молодых людей в штатском. Почему никто из них не здоровается? Почему у всех напряженные хмурые лица? Все спешат.

— Скорее, товарищи! Скорее!..

Рерихи и сопровождающие их выходят на привокзальную площадь, над головами гостей услужливо распахиваются большие зонты, по которым тут же начинает барабанить дождь. На площади вереница извозчиков, спины лошадей покрыты брезентовыми попонами, уже промокшими. И только две машины, легковые, черные, сверкающие; «наверно, какие-то новые немецкие авто», — подумал живописец.

Распахиваются дверцы.

— Просим дорогих гостей!

— Николай! — в голосе Елены Ивановны нескрываемое возмущение. — Не задерживайся, пожалуйста! Тебе надо отдохнуть.

— Мы мигом, Елена Ивановна! — смеется Блюмкин, скаля металлические зубы.

В огромном здании ОГПУ на Лубянской площади Рерих вместе с Блюмкиным поднимаются в лифте на третий этаж. Длинные коридоры. Ковровая дорожка, и шаги по ней бесшумны. Двери, двери, двери… Странно: полное безлюдье, тишина, и возникает ощущение, что за всеми этими дверями никого нет, там пустота. Или — «ничто»…

Поворот за угол. Одна дверь, третья по левой стороне, приоткрыта: их ждут. Константин Константинович распахивает ее.

— Прошу!

Большая комната, три окна. Совсем не казенная мягкая мебель, стол накрыт белой скатертью, на нем самовар, чашки, что-то к чаю. На стенах картины неизвестного Рериху живописца: виды Крыма и Кавказа, довольно все аляповато, безвкусно, но ярко.

В комнате трое. И навстречу художнику идет, улыбаясь, Глеб Иванович Бокий:

— Здравствуйте, дорогой Николай Константинович! С благополучным прибытием! — крепкое короткое рукопожатие. — Разрешите представить коллег: заместители товарища Дзержинского Михаил Абрамович Трилиссер и Генрих Григорьевич Ягода.

Трилиссер — худой, щуплый, глаза под очками в тонкой оправе бегают, большой умный лоб, волосы коротко стриженные, всклокоченные, под семитским носом маленький пучок черных усиков, которые непонятно почему делают Михаила Абрамовича похожим на большую мышь, очень нервную и вспыльчивую; его рукопожатие быстро, суетливо, рука влажная и вялая. Генрих Григорьевич пожимает руку сильно, с чувством, долго, и в этом рукопожатии ощущается его некая мужская заинтересованность («Какая мерзость!..» — брезгливо думает Рерих), взгляд темных глаз прям и жгуч, а сам товарищ Ягода — он один здесь в военной форме, на лычках воротника по три ромба — просто красавец: правильные черты лица, черные брови, длинные ресницы, сладострастно-чувственные губы, и что удивительно, под носом такой же пучок черных усов, как у коллеги Трилиссера.

Чай разливает Глеб Иванович, и по всему видно, что Бокий тут выполняет роль гостеприимного хозяина. Он и начинает — после приветствий, вопросов о том, как доехали и прочее — основной разговор.

Кстати: Николай Константинович не заметил исчезновения Владимирова, который во время совместного путешествия был буквально его тенью. Или Константин Константинович остался в коридоре, открыв дверь в это несколько странное для Лубянки помещение.

— Сейчас мы очень коротко, — говорит Бокий, — определимся по двум главным вопросам. Это просто замечательно, Николай Константинович, что вы решили посетить родину. Итак… Мы вам скажем о том, как мы намереваемся продолжить операцию «Тибет-XIV» с вашим участием, и по-прежнему вы в ней играете главную роль. Если, конечно, вы не отказываетесь продолжить Трансгималайскую экспедицию.

— А вы нам скажете о ваших целях, — вступил в разговор Трилиссер, — или цели посещения Москвы. Ведь она у вас есть?

— Безусловно, есть.

— С кого же начнем? — спросил Глеб Иванович.

— Я бы хотел…— крайнее волнение охватило живописца,-…узнать, что же дальше?

— Позвольте мне, — голос у Ягоды был высокий и резкий. — Операция «Тибет-XIV» будет развиваться по двум схемам. Или-или. В зависимости от того, каковы будут обстоятельства. Первый вариант: ваша экспедиция, дойдя до Тибета, движется в Лхасу, вы везете послание Далай-ламе от американского буддийского общества. Или как там называется эта ваша организация? А на самом деле — щедрые дары от нас…

— Попросту мы их покупаем, — усмехнулся Трилиссер — откровенно, цинично.

— И поскольку оппозиция Далай-ламе, которая группируется вокруг сбежавшего Таши-ламы, — продолжал

Ягода, — делает ставку на Китай, и эту оппозицию поддерживает Англия, мы, то есть вы в конфиденциальной беседе после вручения даров передаете правителю Тибета наше послание, устное и письменное, о том, что мы, поборники борьбы с колониальным угнетением, готовы правительству Лхасы оказать всяческую поддержку, вплоть до военной. Далай-лама принимает нашу помощь, и дальше…

— А если не принимает? — перебил Николай Константинович.

— Наши люди в Тибете в этом направлении уже работают, — сказал Бокий. — Ваша задача… Вернее, наша с вами задача заключается в том, чтобы экспедиция прошла в Тибет и достигла Лхасы. И основное препятствие здесь — позиция Англии. Не будем от вас скрывать, Николай Константинович, мы готовы и к чрезвычайному развитию событий, вплоть до военных действий против британских войск, которые, как вы наверняка могли заметить, уже подтянуты к китайской границе. Однако вы правы: Далай-лама может отказаться от нашего предложения. И тогда…

— Тогда, — подхватил Михаил Абрамович, — второй вариант. Реанимируется ваше перевоплощение в Великого Пятого в ипостаси Далай-ламы четырнадцатого. Этот вариант имеет две составляющие. Первая: сначала мы организуем переезд опального Таши-ламы в Монголию, в Ургу. И оттуда — это уже Вторая составляющая — с вами, новым Далай-ламой, под красными революционными знаменами, с монгольской армией торжественно вступаем в Тибет. Справедливость восстановлена! На троне восторженно встреченный трудящимися буддийскими массами их любимый вождь Далай-лама, то есть вы, Николай Константинович, и в своем дворце духовный отец нации — Таши-лама, который целиком и полностью в наших руках. При таком развитии событий тоже вполне вероятно военное столкновение с британцами. Что же, мы не сомневаемся в своей победе! И из Лхасы, сердца Азии, мы будем диктовать свои условия…