Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха - Минутко Игорь. Страница 31
В декабрьском номере журнала «Жизнь для всех» за 1911 год появляется примечательная статья Барченко «Душа природы». В ней, как указывалось в редакционном обзоре, «даются сведения о том перевороте в научном мировоззрении, который влечет за собой открытия в области лучистой энергии».
«Благодаря Солнцу, — писал в статье Александр Барченко, — атмосфера, нас окружающая, насыщена теплом, светом, химической, „нервной“ и радиолучистостью. Впрочем, не смело ли, в частности, такое предположение по отношению к последнему виду энергии? Колебание напряжения солнечной деятельности не может не вызывать возмущений в таинственных излучениях, тесно связанных, как мы увидели, с нашей духовной жизнью. Кто знает, не установит ли когда-нибудь наука связи между такими колебаниями и крупными событиями общественной жизни? 1905 год соответствовал, например, ближайшему к нам высшему напряжению „пятнистой“ деятельности Солнца (имеется в виду нарастание солнечной активности, напрямую связанное с возникновением так называемых „солнечных пятен“ — И. М.). Быть может, в 1916 году Солнце не так себя „запятнает“… (Похоже, оно себя „запятнало“ в следующем, в 1917 году…— И. М.)».
«Душа природы» завершается весьма знаменательной для ее автора сноской:
«Существует предание, что человечество уже пережило сотни тысяч лет назад степень культуры не ниже нашей. Остатки этой культуры передаются из поколения в поколение тайными обществами».
Позже появляются и другие очерки Александра Барченко, озаглавленные еще более красноречиво: «Загадки жизни», «Передача мысли на расстояние», «Опыты с мозговыми лучами», «Гипноз животных» и так далее.
В статье «Передача мысли на расстояние», опубликованной в № 32 журнала «Природа и люди» за 1911 год, Барченко описывает аппарат, используемый им для опытов:
Располагая самым дешевым воздушным насосом, можно построить оригинальный прибор: внутри тонкого стеклянного колпака каплей дамар-лака, канадского бальзама или расплавленного с бурой стекла подвешивается сухая тонкая шелковая нить, на конце которой укрепляется в равновесии тонкая сухая соломинка, служащая стрелкой-указателем. На конце соломинки распущен тончайший хлопочек гигроскопической ваты. Диск насоса посыпан мелко толченной солью. Отверстие насоса защищают кусочком сухого картона с пробуравленными дырочками и небольшим бортом, чтобы не сдуло соль. Разреживают воздух осторожно, и аппарат готов к действию. Сосредоточьте взгляд на клочке ваты, и вы убедитесь: стрелку можно повернуть взглядом.
В это же время Барченко публикует и два своих мистических романа: «Доктор Черный» и «Из мрака».
На некоторое время изыскания Александра Васильевича были прерваны Первой мировой войной. Однако после ранения в 1915 году он продолжил работу. Теперь Барченко собирает материалы, штудирует первоисточники, по которым впоследствии составляет курс лекций «История древнейшего естествознания», послуживший основой для его многочисленных выступлений в частном Физическом институте Соляного городка под Санкт-Петербургом.
И вот сначала Февральская революция 1917 года, за ней — «Великий Октябрь».
Прежний мир рухнул.
…Он поднимается на сцену, становится к трибуне, всматривается в зал. Чадящие керосиновые лампы стоят по две на подоконниках, три на длинном столе президиума, который пуст, и это придает невысокой сцене несколько странный, даже пугающий вид:' пустой стол, покрытый захватанным грязными руками бордовым бархатом, с коптящими керосиновыми лампами; одна из них придвинута ближе к кафедре, и ее желтый, вздрагивающий свет падает на человека, одетого в длинное пальто с поднятым воротником (шапка-ушанка снята и оставлена на столе), и освещено только пол-лица: прямой четкий профиль, всклокоченные волосы, поблескивает темный глаз, в стекле очков отражается фитиль керосиновой лампы.
Александр Васильевич Барченко всматривается в зал. Над рядами клубится махорочный дым, красными пятнышками то тут, то там вспыхивают огоньки самокруток. Скрытые полумраком, лица, но он почти физически чувствует сотни взглядов, устремленных на него. В четвертом или пятом ряду он видит профессора Льва Платоновича Красавина и молодого человека, который был ему представлен как Константин Константинович Владимиров; они о чем-то переговариваются.
— Добрый вечер, уважаемые граждане! — негромко, покашляв в кулак, говорит Александр Васильевич, и в зале наступает мгновенная и полная тишина. — Продолжим наши беседы. В последний раз мы говорили с вами, что в человеке, в каждом из нас, сокрыты огромные возможности. Они сосредоточены в голове, в мозге, и далее во всей нервной системе…
— И в сердце! — нетерпеливый юношеский голос из зала.
— Верно, и в сердце. Но сегодня развитие человека таково, что мы пользуемся двумя-тремя процентами той творческой, деятельной энергии, которая нам дана для жизни и добрых дел. Подчеркиваю — добрых!
Движение в зале, шепоток…
— Наша революция — самое доброе дело! — выкрик из задних рядов.
— Бей буржуев!
— Братский привет пролетариату Германии!
— Тише, братва! У нас не митинг!
— Продолжай, очкарик!
Но тишина восстанавливается не сразу…
— Повторяю то, что я вам уже говорил, — голос лектора спокоен и терпелив. — Все возможности человека могут полностью раскрыться только в обществе, созданном на основе справедливости, равенства условий деятельности для всех, всеобщей образованности и высочайшего уровня культурного и нравственного развития…
— Это ж коммуна! — восторженный выкрик из зала.
— Правильно. — И возникает непонятная пауза. Александр Васильевич опять покашливает в. кулак. Тишина осязаемо утяжеляется, в ней, над. головами слушателей, нависает нечто невидимое, но давящее.
— Так вот, — продолжает лектор, что-то преодолев в себе (и это, может быть, почувствовали профессор Красавин и его юный друг Константин Константинович). — И такое общество, друзья мои, уже однажды существовало на Земле: «Золотой век», то есть великая всемирная федерация народов, построенная на основе чистого идейного коммунизма, господствовал некогда на всей земле. Продолжалась эта золотая эра человечества сто сорок четыре тысячи лет!
Зал исторгает общий вздох изумления. Матрос, сидящий в первом ряду (огромен, широкогруд, с большой кудрявой рыжей головой, которую еле прикрывает бескозырка) восклицает:
— Ни х…я себе!
— В исторических источниках не обнаружена причина катастрофы, которая поглотила эту великую цивилизацию, как не известно и то, в чем заключалась эта катастрофа. Пока… Но поиски и исследования продолжаются, зато доподлинно известно, что около девяти тысяч лет тому назад была сделана попытка восстановить эту федерацию в Азии, в пределах современного Афганистана, Тибета и Индии. Эта эпоха известна в дошедших до нашего времени легендах и мифах, как поход Рамы, вождя и философа. Этим именем начали называть и новую культуру или идеологию, как бы сказали сейчас — рамийская культура. Кстати, друзья мои, в федерацию Рамы входили все земли современной Российской импер… простите… современной России!
— Ура-а-а! — мощный ликующий вопль двух сотен молодых глоток сотрясает своды аудитории.
— Именно в федерации Рамы наука создала некий синтетический метод познания, который активизирует все заложенные в человеке творческие возможности, давая их энергии свободный выход для деятельности во благо и во имя справедливости всего человечества…
— Даешь ситеч… даешь ентот метод нашей революции!
— В том-то и дело, друзья мои, — лектор на трибуне теперь сама грусть и сокрушение, — знания эпохи Рамы и вместе с ними синтетический метод погибли во время восстания, которое возглавлял принц Иршу…
И следует леденящий душу рассказ о коварном принце, который в погоне за властью сокрушил федерацию Рамы. И все же ее мудрецы, хранящие все накопленные знания, спасли их, уйдя в неприступные горы, и постепенно там возникла недоступная простым смертным страна, которую стали называть Шамбалой.
Повествуя о Шамбале, которая не исчезла и сохранила свои тайные знания и возможности до наших дней, Александр Васильевич Барченко вдохновляется, впадает в экстаз, забыв все на свете: где он? Что с ним? Какая эпоха за темными окнами аудитории? Зримо возникает перед ним Шамбала, ее мудрецы-махатмы, лаборатории, гигантские светящиеся космические карты на каменных стенах, посадочные полосы на высокогорьях — для приема летательных аппаратов посланцев внеземных цивилизаций…