Субмарина «Голубой Кит» - Мирер Александр Исаакович. Страница 14
– Понятно! – заключил Игорь, сильно окая. – Теперь понимаю. По радио тебя передавали, Катерина.
Катя вытянулась на стуле и побледнела, а Митя Садов засмеялся неудержимо. Честное слово, Кате было не до смеха! Но Митька хохотал и сквозь смех выдавливал:
– У-хи-хи… ой… Передаем пионерскую зорьку… Ух-х… и с добрым… утром!
– Дурачок! – сказала Катя с достоинством. – Полный дурачок!
Игорь вовсе не обратил внимания на глупый смех Садова. Он больше Катиного имел дела с мальчишками и спокойно повторил:
– Передавали, как радиограмму. Вот до чего наука дошла!
– Не может быть! – сказала Катя. – Ни за что! Я вовсе не радиограмма и не пионерская зорька. Треплешься ты, Игорь!
Тогда Квадратик чуть нахмурился и спросил, как же она объясняет перемещения? Может, вот этим способом? Он кивнул на икону с лампадкой.
– Конечно, нет, – отмежевалась Катя.
Но ведь она – человек, а не радиограмма… Она понимает, что можно передать изображение по телевидению. Это другое дело. Изображение не человек, понимаете? Она-то, она-то живая! В Англии и на корабле она была сама, не изображение, сама, такая же, как здесь! Как можно так говорить, будто она, Катя, радиограмма?!
От возмущения она стала заикаться и брызгать слюной. Но Игорь сказал безжалостно:
– Совсем темная!.. Как моя бабка. Она про телевизор говорит: «Соблазн диавольский, сатанинское наваждение».
– Ну знаешь! – возмутилась Катя еще пуще.
– Нет, постой… Ты вообрази, что двести лет назад увидели телевизор. Что бы они сказали? Не может быть? Ага! – Квадратик покачал головой. – Соблазн диавольский! – повторил он назидательно. – Радиотехника все может, понятно? Поначалу смогли передавать звук, потом изображение. Потом – цветное изображение. Сейчас, видишь, научились прямо человека передавать.
Катя молчала, подавленная. У Игоря была железная логика, и получалось все так просто – сначала звук, потом изображение, потом весь человек сразу. Просто, понятно, если бы речь шла о ком-то еще. А передавали ее, понимаете? Как телеграмму «поздравляем с праздником»…
– Ну хорошо, – прошептала она, – пусть передавали, как радиограмму! Но почему же меня, а не тебя или еще кого-нибудь?
– Ты приходила на камни во время передачи.
– Да-да, я и хотела спросить: почему передают камни? Они что – антенна? Разве бывают каменные антенны?
В этот момент Митя с шумом спрыгнул со стола и потребовал, чтобы они перестали валять дурака и обсуждать глупые фокусы. Он знает, что было с Гайдученко. Гипноз! Шутник какой-то прятался в камнях, в скельках этих знаменитых, и гипнотизировал Катю.
– Будто она путеше-ествовала, – передразнил Митя, – видела А-англию, Аме-ерику… Подумаешь! Каждый настоящий иллюзионист умеет гипнотизировать. Вот один такой и засел в камнях, и всё.
Легкомысленный Митя забыл, что он сам наблюдал Катины исчезновения и появления.
Катя возмутилась окончательно. Ее гипнотизировали?! Врешь! Никому не удастся ее загипнотизировать! И вообще…
Что «вообще», Катя не знала. Гипнотизера выдумал, фокусник!
– Ладно, – сказал Игорь, – откуда возьмется твой гипнотизер?..
– А передача откуда возьмется?! – крикнул Митя.
– Из института. Откуда еще?..
Замолчали. Действительно, все происходило прямо под институтским забором, в ста метрах от нового корпуса.
– Боюсь судить, – солидно сказал Игорь. – Боюсь судить, а наверное, тебя зацепило лепестком. Вот они и толковали про лепесток.
– Лепестком? Зацепило?.. Лепестки же у цветов, а не у радио.
– Есть и у радио, потом расскажу. Поздно сейчас. Пришли-то вы за делом. Про координаты что они говорили?
Правда, в споре они забыли, что пришли к Игорю за помощью.
Катя повторила про французских моряков и про опасные координаты. Рассказала еще раз о телевизионной передаче в Англии. Игорь снова переспрашивал и уточнял подробности.
– «Леонардо да Винчи»? Читал я, как он погиб. Поднимать его собираются, что ли? Не знаешь? Как они передавали, говоришь?
Катя повторила:
– «Бэтискэйфбритн опустится в пучину завтра». – Она перевела с английского «опустится в пучину завтра», а непонятное слово так и произнесла: «бэтискэйфбритн».
– Слышала ты сегодня? – уточнил Игорь. – Значит, опустится он завтра. Хорошо. Ты «бэтискэйфбритн» в словаре не посмотрела?
Катя не искала этого слова в папином словаре, не догадалась.
– Эх, нерасторопная! – сказал Квадратик. – Постой. Как по-английски «батискаф» произнесется?
– Бэтискэйф, наверное. А что это за слово?
– Слово и слово. Батискаф по-русски. Значит, завтра они будут опускаться в новом батискафе. «Бретань» называется. Понятно? Вместо батискаф «Бретань» – бэтискэйфбритн, так?
Тут Митя выступил с новым предположением. Тем людям – в институте – нужен был кто-то маленький, но хорошо знающий английский язык. Вот они и взяли Катю. Она еще и французский знает, правда?
Эту мысль Игорь отбросил с презрением и больше не стал распространяться, как да почему. Сказал, что надо действовать, а не болтать. Потому что Катя при втором перемещении побывала на подводной лодке. Возможно, на атомной лодке.
Катя спросила тут же – почему на подводной лодке? Там был корабль, не военный. Откуда Игорь взял, что на подводной лодке?
Квадратик уклонился от ответа.
Он объяснит потом, когда будет разговор про лепесток. Пока что он согласен пойти на почту и отбить депешу в Центральный радиоклуб. О координатах. В принципе согласен, однако…
– Я с тобой, Квадратик! – загорелся Митя. – На почту!
Игорь взглянул на него и слегка улыбнулся. Почему-то ему нравился толстый трусоватый Митенька, который осмелился прилепить ему, вожаку Зимнего оврага, довольно обидную кличку. Возможно, Игорю нравилось, что Митя смотрит на него с восторгом, – кто из людей равнодушен к славе и поклонению?
– Не пойдет, Митяй. Надо одному, дело государственное… А ты, Катерина, подумай. Никому из ребят больше не рассказывай и подумай. Отец у тебя профессор, начальник. Лучше, чем нам, ты ему бы рассказала…
Катя энергично замотала головой.
– Это не дело, Катерина! От атомных подлодок добра не ожидается. Я готов депешу дать. Но сначала поговори с отцом.
Катя еще раз помотала косичками и еще раз уступила. Третий раз за день. Страшно ей стало чего-то. Очень сложные сходились загадки: и атомные подводные лодки, и лепесток непонятный, и какой-то батискаф «Бретань»… Пожалуй, на Катю больше всего повлиял батискаф. Как быстро Игорь разобрался в непонятном английском слове!
Такого человека трудно было не слушаться.
Но тут они едва не поссорились. Катя сказала, что отец сегодня домой не придет – он днем еще предупредил. Игорь возразил, что ему можно позвонить, и неожиданно добавил: «Если он в институте, а не…» – и щелкнул себя по шее, намекая, если он не пьет где-нибудь. Ох, как Катя взвилась!
– Как ты смеешь… про папу! Он работает!
Митя обидно хихикнул, а Игорь очень серьезно попросил прощения.
– Ты не сердись, Катерина. Другие-то пьют. Прости, если не так. Митрий вот знает – пьют… Пошли звонить, здесь будка рядом.
– Все равно не смей! – сказала Катя. – А две копейки у тебя есть?
И они пошли звонить. Выбрались на улицу мимо рыжего сторожа. Теперь он знал, что Катя своя, и дружелюбно хрипел и гремел цепью, пока они закрывали калитку. Потом они обогнули двор. И Катя, волнуясь, зашла в будку и назвала в телефон номер института.
Дозвониться папе в институт было совершенно невозможно даже днем: то он совещается, то заперся в лаборатории и велел себя не беспокоить, то в машинном зале, а то и вообще телефон не отвечает. Так было и сейчас. Сонная телефонистка отозвалась:
– Гранит слушает!
Потом долго гудели гудочки. И телефонистка злорадно доложила:
– Не отвечает два-три-три!
Только две копейки пропали, сколько ни пытались их выколотить из автомата.
Митя еще возился в будке, пыхтел и колотил по рычагу, а Катя с Игорем советовались, что делать. Неизвестно, удастся ли найти профессора Гайдученко и завтра – когда он принимается считать свою физику, то не ест, не спит, только считает. Правда, бабушка тогда понесет обед в институт: «Бо цей отравой только собак травить, что в столовой подают». Пойти завтра с бабушкой? За проходную института посторонних не пускают.