Субмарина «Голубой Кит» - Мирер Александр Исаакович. Страница 8

Что же делать? Горбоносый Жан не шутил. Он серьезно говорил. Смотрел серьезно. И остальные смотрели убедительными глазами. Как быть?

Остаток дня и весь вечер Катя думала об одном и том же. Изрисовала тетрадку для черновиков цифрами «40» и «70». Принималась писать в «Пионерскую правду» и бросала. Начатые письма рвала на мелкие клочки и ссыпала в мусорное ведро.

Не поверят! Никто и нигде не поверит! Может быть, сегодня она и рассказала бы всю историю отцу. Но поздно вечером он позвонил и сказал, что вернется из института часа в три ночи. Работает на большой электронной машине. Катя уснула, не дождавшись Якова Ивановича. И ночью ей приснился жирный паук в огромной капитанской фуражке, бегущий прямо по воде на волосатых лапах.

6. СЕКРЕТ ПОГИБ

Контрольную писали в новом, втором физическом кабинете, открытом «иждивением доцента Салтановой». Так говорил – для ехидства – молодой литератор Владимир Федорович. Еще он говорил, что занятия литературой тоже требуют отдельного кабинета.

Все это пересказала Кате ее соседка, Аня Масленникова. Она сидела за новым столом, брезгливо оглядывая физический кабинет. Как кошка посреди большой, очень мокрой лужи.

Катя написала на промокашке: «40 x 70» и добавила для развлечения: "АМ

ВФ = Л!". Это обозначало: «Аня Масленникова плюс Владимир Федорович равно любовь». Анечка сейчас же ответила на своей промокашке: «Идиотка». Катя великодушно удержалась от ядовитого ответа: «Очень рада, будем знакомы!» И тут же ее вызвали – получать билет.

Дора Абрамовна устроила контрольную с билетами, как в институте. Разложила на столе листочки с условиями задач, чистой стороной вверх, и все по очереди подходили и тянули на выбор любой. Текст был аккуратно отпечатан на пишущей машинке, а латинские буквы вписаны круглым, аккуратным почерком. Вытянув листок, каждый называл номер. И Дора Абрамовна отмечала его в специальном списке, отпечатанном на той же машинке. Все, как в институте! Говорят, что на школьных экзаменах тоже тянут билеты, но это ведь на экзаменах. У Доры Абрамовны никогда урок не обходился без новых затей. На той неделе, например, она принесла моток латунной проволоки и спросила: кто возьмется сделать щетку вроде сапожной, но с латунными волосками? Витька-Газик сначала вызвался, а после уж спросил: зачем нужна щетка? Оказалось, для вывески с бегущими огненными буквами к Первому мая. Три класса будут оформлять иллюминацию школы, «чтобы вышло не хуже, чем на Центральном телеграфе в Москве». Позавчера все ребята принесли из дому по лампочке для иллюминации, а бригада радиолюбителей давно готовит машинку для бегущих букв.

…Катя подошла к столу, получила и прочла свой билет. Две задачи, совсем несложные. За полчаса она бы решила эти задачки. Решить, а? Ведь пустячные, легкие, если разобраться… Не поверит ей Дора, что она эти задачки не решила. Поймет, что нарочно… как это называется?.. Симулирует. Нет, симулирует – значит, притворяется больной. Ага, саботирует.

Катя сделала вид, что думает изо всех сил. Начала грызть колпачок авторучки. Невкусно. Деревянные ручки были много приятней.

И пусть невкусно! Она сидела и грызла, сглатывая горькую слюну. Кругом уже скрипели перья. Двадцать пять человек (двое больны) торопливо списывали условия задач с билетов. В классе стояла особая тишина, которая бывает только на контрольных. Одна Катя Гайдученко грызла ручку и исподтишка оглядывалась. Даже Садов пишет. Тоська вся раскраснелась – дело идет, значит. Если не получается, она бледнеет. Шведов строчит, покачивается от усердия. Он-то получит пятерку…

Катя начала вертеться. Дора Абрамовна мельком взглянула на нее, неторопливо поднялась и отошла к окошку. Невыносимо! Рука сама тянулась – написать решение. Написать, и будь что будет. И в этот момент сзади просунулась рука с запиской. Катя так и выхватила бумажку. Вовремя она подоспела… Еще минута, Катя начала бы решать свои задачки.

Записка была от Мити Садова.

«К. Гайдученко. Погибаю, но не сдаюсь», а дальше условие. Конечно, задача была Митьке не под силу. Садов приписал еще что-то, наверное, обещания и клятвы в вечной дружбе, но Катя не читала дальше. Перевернула записку чистой стороной и быстренько начала решать. Дора Абрамовна все равно поймет, что Митя списал, но где доказательства?

Катя потихоньку хихикнула, подумав, что рыбак попался в свои собственные сети. У других учителей каждый ряд пишет свой вариант. Значит, всегда можно списать через плечо сидящего спереди. При этой институтской системе не спишешь, казалось бы. А все равно ухитряемся. Но где доказательства? Нету. Только бы записку не увидела Дора Абрамовна.

…Задачка была хитрая, но пустяковая. В четыре вопроса. Катя аккуратно написала текст вопросов: Митя и в этом напутает, если за него не сделать! Выписала действия, знаки жирно, чтобы не ляпнул плюс вместо минуса… Ответ. Посмотрела на часы. Хватит ему времени, чтобы переписать. Все в порядке. Дора Абрамовна снова пошла к окошку…

Но, уже складывая записку, Катя решила прочесть Митькины льстивые слова. И у нее запершило в горле от злости.

«Кать, с каким аквалангом ты ныряла? Я было вчера со страха помер. Спасибо заранее».

Все пропало… Общительный толстячок Садов растрезвонит по всему городу про Катины приключения. Секрет погиб. И за контрольную будет двойка.

В неподдельном отчаянии она опустила голову на локоть. Дора Абрамовна от окошка глянула на нее с тенью тревоги в глазах.

Пусть смотрит. Она сунула записку на задний стол и невеликодушно подумала: «На, подавись!» Опять опустила голову и замерла в горестной неподвижности, и уже не видела, как Митя, пыхтя, списывал с бумажки. Как Шведов проплыл к кафедре и положил свои листки. Наконец, как в глазах Доры Абрамовны промелькнула усмешка, похожая на солнечный блик в стеклах сильного бинокля… Многого мы не знаем друг о друге! Никто из седьмого класса и вообразить не мог, что Дора давно разгадала их хитрость и знает, почему Катя сидит над пустым листком. Усмехается Дора Абрамовна про себя и в общем не сердится. Катя не знала, что Толя Шведов сейчас, в коридоре, укрылся за фикусом и бюстом Ушинского и, глядя на свое отражение в оконном стекле, пробормотал: «Мерзавец!» Он простоял там всю перемену, чтобы не встретиться с Катей – Толя не выносил женских слез.

А Катя не плакала, наоборот – ей стало все безразлично. Она спустилась в буфет, лениво сжевала две сосиски. Все испортил этот шпион Садов. Выследил ее, как собака-ищейка.

Вот чего никто не знал о Кате. Ей хотелось завести собаку – большого рыжего пса, и чтобы хвост у него был баранкой, а уши торчком, а зубы – длинные и белые под черными бахромчатыми губами и чтобы он провожал ее в школу, и носил портфель, и дожидался ее после конца уроков.

7. КВАДРАТИК

Митя вовсе не ходил за Катей, как собака-ищейка. (Нам придется теперь вернуться ко вчерашнему дню, когда Тося и Катя объясняли Садову закон Кирхгофа.) Сражение с непонятной «проводимостью» не очень утомило Митю. Девочки устали куда больше, чем он, – у него был веселый и беспечный характер. Он спрятал свои тетрадки, вытер доску и бодро выбежал на улицу. И увидел понурую Катину спину. Это его огорчило. И он решил догнать Гайдученко и развлечь. Может быть, спеть веселую песню или показать несколько фокусов с монетами. Он неплохо умел показывать фокусы, но стеснялся выступать на сборах и утренниках. Приятели – другое дело.

Пока Митя составлял программу действий, Катя скрылась из виду. Митя побежал тяжеловатой рысцой вдогонку. Приготовленные для фокусов монетки он держал в левой руке – два пятака и одну трехкопеечную. Он бежал, погромыхивая всякими нужными вещами в портфеле, и раздумывал – завязать шнурок на правом ботинке или так обойдется. Наступил на шнурок, чуть не шлепнулся. Пришлось завязывать, не выпуская монет из кулака. Хитрое занятие! Но Митя недаром был фокусником. Он ловко завязал бантик, поднял голову и увидел трех мальчиков из старого города. Они стояли на мостовой и смотрели вдаль с недружелюбным интересом.