Масть пиковая - Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович. Страница 66

Камалов легко подтолкнул «афганца» в спину и сказал:

– И ты, парень, беги к вертолету, тебе нельзя оставаться в Аксае, а там что-нибудь придумаем, авось никто не видел тво­его участия. – И бритоголовый, ловкий парень побежал вслед десантникам, быстро уносившим хана Акмаля к бытовкам монтажников.

И вдруг, когда «афганец» уже сворачивал с освещенной ал­леи вглубь сада, он вскрикнул и упал. Камалов, бежавший сле­дом за ним, не видел, как кто-то сзади него в белом метнул вслед «афганцу» нож. Хуршид Азизович склонился над парнем и увидел, что нож пробил сердце насквозь, острие торчало из груди, метал человек, умевший обращаться с холодным ору­жием. А от ограды яблоневого сада бежали «монтажники» с ко­роткоствольными автоматами наперевес, уже слышался шум вертолета в небе и грохот бронетранспортеров, влетающих в сонный Аксай. Камалов положил «афганца» на откуда-то взяв­шиеся носилки и вдвоем с каким-то десантником понес к ба­шенному крану, а остальные кинулись в дом искать метателя. Но в пустом особняке нашли только тщедушного старика в бе­лом, молившегося в самой дальней комнате, и испуганного человека, показавшего обкомовское удостоверение. Когда че­ловеку в белом сообщили о злодейском убийстве «афганца», тот молитвенно сложил руки и сказал:

– Он был мой племянник, я его рекомендовал на работу в дом. – И старика больше ни о чем не расспрашивали. Сабир-бобо не простил предательства даже своему племяннику, кото­рого очень любил.

Через двадцать минут после начала операции вертолет с ханом Акмалем взмыл в небо.

Когда вертолет скрылся с глаз, произошло еще одно не­предвиденное происшествие, совсем недалеко от яблоневого сада, но уже в горах раздались поочередно три взрыва, заста­вившие прокурора Камалова задержаться в Аксае еще на не­сколько часов. Впрочем, с самым первым взрывом он догадал­ся, что это означает – потерю знаменитых досье хана Акмаля, на которые так рассчитывал Бахтияр Саматов. Хладнокровно­му Сабиру-бобо даже смерть любимого племянника не поме­шала уничтожить главные архивы, этот вариант у них был давно оговорен и отработан. Взрывом вслед вертолету духов­ный наставник как бы давал знать хану Акмалю, что архивов, главных улик его деятельности, нет и он волен избирать лю­бую тактику защиты, все тайны партийной и хозяйственной элиты края отныне находились при нем самом.

Вернувшись в Ташкент, Камалов забежал лишь на полчаса домой, чтобы переодеться, и тут же отправился в ЦК партии. Вначале он поднялся на второй этаж к Сухробу Ахмедовичу, но того не оказалось на месте, секретарша объяснила, что он сей­час на приеме у самого Первого. «Вот и хорошо, не придется дважды докладывать», – подумал прокурор и пешком поднял­ся на пятый этаж, в приемную. Помощник, увидев его в две­рях, пошел доложить, то ли у него было такое распоряжение, то ли его разыскивали, но тотчас пригласили к хозяину про­сторного кабинета. Завотделом ЦК действительно находился там, и, судя по двум толстым папкам перед ним, долго. Увидев Камалова, Первый вышел из-за стола и пошел ему навстречу улыбаясь, и прокурор сразу понял, что они еще не знают об аресте аксайского хана.

После традиционного приветствия Первый, оглядев его внимательно, участливо сказал:

– Выглядите вы неважно, словно всю ночь охотились за бандитами, у вас ведь появился отдел по борьбе с организован­ной преступностью, мне вот только сейчас об этом доложили, пусть они и занимаются этим, а вы уж вырабатывайте страте­гию, тактику, осуществляйте общее руководство.

Пока Первый не убрал с его плеча руку, провожая к столу, Камалов вдруг остановился и, глядя прямо в глаза Первому, сказал:

– А вы большой провидец, оказывается, я действительно всю ночь охотился, но только за одним бандитом, но он, по­верьте мне, стоит сотни преступников.

– И как, удачно? – спросил с интересом Первый. – И кто же у нас такой главный бандит, за которым охотился прокурор с особыми полномочиями из Москвы?

– Я арестовал Акмаля Арипова, бывшего доверенного че­ловека Шарафа Рашидовича.

– Вы хотите сказать, Героя Соцтруда, депутата Верховного Совета СССР, члена ЦК, Лауреата Государственной премии, выдающегося хозяйственника? – спросил Первый абсолютно беспристрастным, спокойным голосом, и трудно было понять, куда он клонит.

– Я человек новый и не знал, что у обыкновенного дирек­тора агропромышленного объединения столько почетных зва­ний, но уверен, что ему придется расстаться со всеми наградами, титулами и регалиями…

И вдруг хозяин кабинета вполне равнодушно прервал:

– Арестовали так арестовали, вам виднее, мы не собира­емся влиять на правовые органы, не так ли, Сухроб Ахмедо­вич?

Акрамходжаев, не зная, как реагировать, встал и сказал, обращаясь к Первому:

– Я забираю, с вашего позволения, прокурора и, ознако­мившись детально с арестом, доложу вам. – И они покинули кабинет, из окон которого открывалась удивительная панора­ма на живописный сквер имени Гагарина, с прекрасным па­мятником ему на природном возвышении, с фонтанами, лягу­шатниками для детворы и утопающим в зелени стадионом «Пахтакор», на котором любил бывать сам Шараф Рашидович.

С пятого на второй этаж спускались пешком, и с каждой мраморной ступенькой, устланной ковровой дорожкой, проку­рор ощущал, как росло напряжение между ними, хотя шли они молча. Казалось бы, по логике, вроде радоваться надо, но радости на лице Акрамходжаева не читалось. Скорее наоборот, даже Первый среагировал на неудачную реакцию своего заве­дующего отделом, это не ускользнуло от внимания Камалова. Вот хозяин республики держался что надо, хотя и понимал, наверное, что арест аксайского хана опасен для него, а вдруг Арипов решит выложить карты на стол, потащит за собой на скамью подсудимых всех остальных, не принявших должного участия в его судьбе? Нет, хозяина больше устраивала бы смерть хана Акмаля, но почему же столь хмур Сухроб Акрам­ходжаев? Такая вот мысль одолевала прокурора Камалова, по­ка они добирались до кабинета на втором этаже.

Только они вошли в кабинет, хозяин бросил папки с доку­ментами на стол и, не скрывая раздражения, спросил:

– Что это вы себе позволяете, Хуршид Азизович?

Камалов, словно не замечая тона, не спеша уселся и спро­сил спокойно:

– Я не понимаю, о чем это вы?

– Об аресте уважаемого в республике человека. Вопрос о привлечении его к уголовной ответственности решать не нам, и даже не на пятом этаже, Ариповым занимается Москва. – И он многозначительно поднял палец, что выглядело в данной ситуации нелепо.

– А как же ваши статьи о праве, уважаемый доктор юри­дических наук, о верховенстве законов над идеологией, над те­лефонным правом и прочей номенклатурной неприкосновенностью? Вы ведь так блестяще разгромили подобную практи­ку! – заведомо распаляя хозяина кабинета, спрашивал Камалов, пытаясь наконец-то разобраться со столь популярным юристом в крае.

– Ах, оставьте вы, – раздраженно отмахнулся тот, – тео­рия одно, а практика совсем другое, вам ли мне объяснять, на­верное, не так просто дослужились до генеральских погон.

– Да, непросто… – задумчиво ответил Камалов, чем со­всем сбил с толку собеседника. – А впрочем, – продолжал прокурор после затянувшейся паузы, – мне кажется, Первый одобрил мой поступок, он, видимо, знает, какой вред может нанести Арипов, оставаясь на свободе. К тому же, помните, он сказал, что ЦК не будет вмешиваться в дела правовых органов, отчего же вы расстраиваетесь? Ведь это вполне в нашей с вами компетенции, я вам такие документы покажу, что у вас прой­дут все сомнения и тревоги по поводу моей самодеятельно­сти. – Последними фразами Камалов открыто блефовал, де­лая из себя этакого наивного служаку.

Шеф долго и откровенно хохотал, он действительно пове­рил в сказанное Камаловым.

– Да, не ожидал я от вас подобной наивности, а впрочем, понятно, Москва одно, Восток другое. Вы что, на самом деле поверили, что Первый в восторге от вашей акции?

– А как же, он вообще никак всерьез не прореагировал, по­мните он сказал, – «арестовали так арестовали», станет он вмешиваться в дела какого-то директора совхоза, – гнул свое прокурор.