Пешие прогулки - Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович. Страница 38

Это решение приободрило Амирхана Даутовича. Он распаковал несколько свёртков и коробок, и через десять минут в щербатом зеркале гардероба отражался высокий, элегантно одетый мужчина в светло-серой тройке, серебристой рубашке с голубым галстуком, в модных итальянских ботинках. «Да, пожалуй, этот тип, что в зеркале, уже ближе к Шубарину и Файзиеву, могут принять за своего», – с усмешкой подумал Амирхан Даутович, разделся и лёг спать.

На другой день, впервые за полтора года жизни в «Лас-Вегасе», Амирхан Даутович завтракал не в чайхане. Утром он прошёл обычным своим маршрутом и был в «Лидо» к восьми – он уже знал распорядок своих новоявленных шефов. И действительно, когда он вошёл в зал, Икрам Махмудович был там. Линию поведения прокурор уже выстроил окончательно и оттого уверенно, не дожидаясь приглашения Адика, сразу пошёл к столу.

– Доброе утро, – приветствовал Азларханов растерявшегося Плейбоя – тот явно не ожидал встретить прокурора здесь поутру, да ещё так неожиданно преобразившегося.

– С утра такой парад, решили нанести визит в горком, горисполком? – поинтересовался на всякий случай Икрам Махмудович.

– Нет, никаких официальных визитов. Артур Александрович не разрешил никакой самодеятельности.

– Да, он этого не любит, – подтвердил Плейбой.

За завтраком неожиданно пришла мысль и о линии поведения с Файзиевым. За два дня общения, из разговоров, коротких реплик, Амирхан Даутович понял, что хотя Файзиев вроде и является вторым лицом в деле после Шубарина, но вся власть, принятие важных решений остаётся за Артуром Александровичем, и не исключено, что не во все планы посвящал он своего помощника. Значит, ему следовало прибиваться к одному берегу, откуда могла исходить вся информация, и не бояться, даже если кому-то покажется, что он оттирает Файзиева и претендует на особое положение возле Шубарина. Такое поведение в подобном кругу вполне объяснимо и логично: кто владеет большей информацией и причастен к стратегии дела, тот и весит больше. Чем алчнее, бесцеремоннее он будет выглядеть, тем естественнее покажется его поведение – нравы дельцов он знал хорошо.

Поэтому под конец завтрака, давая понять, что над ним властен лишь один Шубарин, Азларханов сказал:

– Пожалуйста, распорядитесь, Икрам Махмудович, чтобы телевизор и видеомагнитофон перенесли с третьего этажа ко мне в номер. Артур Александрович рекомендовал мне посмотреть несколько фильмов, боюсь, когда он вернётся, мне будет не до домашнего кино. А я пока схожу к себе на новую квартиру и встречусь со строителями. Я решил все же отделать прихожую пенепленом, а не деревом – так, кажется, будет уютнее. – И считая, что разговор окончен, встал.

Икрам Махмудович, ещё не привыкший даже к внешнему преображению прокурора и явно не знавший, как истолковать неожиданное поведение Азларханова, ответил:

– Делайте, как хотите, Амирхан Даутович. Квартира ваша – лишь бы она вас радовала. А насчёт видика я сейчас же дам команду. Верно вы сказали: когда вернётся Артур Александрович, вам не до кино будет – слишком много для вас накопилось дел.

Из ресторана Ликург вышел в хорошем настроении – он чувствовал, что одержал первую маленькую победу, радовался, что выбранная линия поведения оказалась верной. В просторном холле «Лидо», обставленном на старый (нэпманский, подумалось Азларханову) манер фикусами и оранжерейными пальмами в кадках, отражавшимися в зеркальных стенах, прокурор увидел Факира. Сурик Мирзоян, дожидавшийся кого-то, окинул Амирхана Даутовича цепким взглядом, но прокурора в нем сразу не признал – только когда Азларханов уже дошёл до выхода, резко развернулся и бросился к стеклянной двери зала: наверное, хотел предупредить Файзиева на всякий случай.

В квартире у него уже вовсю кипела работа: в одной из комнат поверх деревянных полов настилали паркет, в ванной и кухне хозяйничали слесари – меняли сантехнику.

Вчера, получив от Артура Александровича нераспечатанную пачку пятидесятирублевок, Амирхан Даутович подумал: «Зачем мне такая сумма, куда я буду девать деньги?» Но после визита на торговую базу у него осталось даже меньше половины. Один кожаный бельгийский плащ, который ему навязали, стоил ровно тысячу рублей только в кассу. Но сейчас он не жалел о вчерашних тратах, показавшихся вначале бессмысленными: в окончательно выбранной стратегии подобным тратам отводилась не последняя роль. Соря деньгами, тратя их направо и налево, он скорее сократит дистанцию недоверия. Да и плащ, надо отдать должное, хорош и сидит на нем, словно сшит на заказ.

Новая стратегия натолкнула его на неожиданную мысль, и он пешком, не спеша отправился в мебельный магазин.

Магазин принадлежал областной потребкооперации и, как все построенное в последние годы, поражал размахом. Наверное, следовало бы кое-кому заинтересоваться волшебством сельских кооператоров, как это им удалось в столь короткий срок настроить столько ресторанов и кафе, одно богаче другого, или вот таких магазинов. Или попросить бы их поделиться опытом с органами здравоохранения и просвещения, чьи здания, даже вновь отстроенные, не могут сравниться по качеству с предприятиями торговли и общепита.

Богатым оказался магазин и внутри. Откровенно говоря, Амирхан Даутович заходил в мебельный магазин последний раз лет пятнадцать назад, когда, став областным прокурором, получил коттедж на Лахути. Лариса тогда затащила его посмотреть немецкий спальный гарнитур – очень уж он нравился ей, но купить его так и не удалось. Затеяли музей под открытым небом, и все свободные деньги, что откладывала Лариса на мебель, как-то растаяли. Позже купили две отдельные кровати, и вопрос о спальном гарнитуре отпал сам собой.

Глядя на это деревянное изобилие, Амирхан Даутович невольно подумал: «Да-а, выходит, теперь не только песни другие, но и другая мебель».

Площадь магазина позволяла, и товар подавали, что называется, лицом: жилые комнаты, спальные гарнитуры, кухонная мебель, зеркала, ковры – все представало перед покупателем в продуманном интерьере, дизайнеры поработали на славу. Но больше, чем сама мебель и работа художников-оформителей, прокурора поразила цена. Тот некупленный спальный гарнитур, ставший для них с Ларисой семейной легендой, стоил всего семьсот рублей – Амирхан Даутович хорошо запомнил цену. Теперь на эти деньги он мог бы приобрести только письменный стол настоящего дерева, да и то не всякий, или пару кресел, и тоже с оговоркой, потому что стояли кресла и по пятьсот, и по шестьсот рублей.

Ныне спальные гарнитуры стоили от двух до шестнадцати тысяч, кухонные

– от шестисот рублей до двух тысяч, а жилых комнат здесь меньше пяти тысяч не было ни одной. «Это на кого же рассчитаны такие цены? – думал прокурор.

– Ведь не все состоят на службе у Шубарина и могут высокое жалованье получить за год вперёд».

Что и говорить, и сами гарнитуры, и выбор поражали, хотя Амирхан Даутович заметил, что глянувшаяся мебель вся оказалось импортной. Расхаживая по огромному залу, он размышлял о странной своей задаче – истратить как можно больше денег. Но даже замыслив ошеломить Артура Александровича своим неожиданным жизненным энтузиазмом, он не предполагал, что могут предстоять такие расходы. Нет, он вовсе не собирался приобретать ни резную венгерскую спальню «Чаба» за четырнадцать тысяч, ни жилую комнату «Сибилла» за двенадцать или шведский кухонный гарнитур «Викинг» за пять тысяч, но, даже надумай он кое-что купить по самым средним ценам, это обошлось бы ему не менее чем в десять тысяч. Сделав кое-какие заметки в записной книжке, прокурор покинул ошеломивший его магазин.

На другой день после обеда, когда Ликург смотрел у себя в номере «Репетицию оркестра» Феллини, раздался неожиданный стук в дверь.

Амирхан Даутович нажал на клавишу «пауза» и нехотя пошёл к двери. На пороге стоял Шубарин.

– Извините, что помешал, – сказал Артур Александрович, увидев на экране застывший кадр.

– Нет, что вы, проходите, пожалуйста. Вы знаете, в том и состоит прелесть домашнего кино, что можно прервать и возобновить в любое время…