Судить буду я - Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович. Страница 22

Как только Танечка получила аттестат, мать побежала в ди­рекцию, каждую неделю в Москву летал служебный самолет, в особо важных случаях разрешали воспользоваться бесплат­ным рейсом и рядовым рабочим, не отказали и ей. Вернулась она тем же самолетом на другой день. Оказалось, что в МГИМО, как в обычные институты, документы не брали. Нужно было иметь специальное направление из республики, требовалась куча других бумажек, вплоть до рекомендации ЦК комсомола. Приуныли Шиловы всерьез. Но выручила, как ни странно, вера в общество равных возможностей, в социальную справедли­вость – они ринулись сломя голову на штурм казенных кабине­тов. Добыли они направление – эта эпопея сама достойна романа, и только за муки, героизм Танечку следовало зачис­лить в престижный вуз. Через месяц, опять же заводским само­летом, счастливая Таня Шилова улетела в Москву, где в рабочем общежитии дали ей комнатку на время экзаменов. Зво­нил по этому поводу в столицу из Ташкента сам директор авиапредприятия – удивительный по нынешним временам поступок.

То были годы семимильных шагов к коммунизму, эра Брежне­ва, как говорят нынче историки. В МГИМО учился внук самого Леонида Ильича…

Уже на первом экзамене Таня поняла, что тут учатся не простые люди. Ее общежитие находилось в пригороде Москвы, в Монино, и, чтобы не опоздать, она выехала семичасовой электричкой. Когда же стали съезжаться абитуриенты, ей пока­залось, что все до одного приехали на черных правительствен­ных «Чайках» и в роскошных иностранных машинах, каждого сопровождала целая свита дедушек, бабушек, дядюшек, важ­ных и вальяжных родителей, еще каких-то шустрых молодцов, то и дело бегавших в здание, хотя доступ туда официально был запрещен. Среди некоторых сопровождающих Таня узнавала людей, чьи фотографии печатались в газетах, чьи лица мелька­ли на экране телевизора. Ее, стоявшую в сторонке, с бумажной папкой в руках, в жарком кримпленовом платье, вряд ли кто принял за абитуриентку, у нее одной швейцар потребовал доку­менты и заметно удивился, увидев в руках экзаменационный лист.

В тот день писали сочинение, и Татьяна видела, как слева и справа от нее, особенно не таясь, списывали. Чувствовалось, тему почти все знали заранее, готовые работы были под рукой. Около Тани с подозрением прохаживалась разодетая препода­вательница, но девушка, увлеченная работой, не замечала ее. Первый экзамен она сдала на пятерку. И второй, и третий… Ее заметили и с недоумением поглядывали – откуда такая взя­лась, не маскарад ли, не ловкий ли розыгрыш – голубое платьице, скромные босоножки…

После каждого экзамена Татьяна отбивала короткую теле­грамму в Ташкент с единственным словом «пять», понимала, как переживает дома мать. Перед последним экзаменом – историей – она чувствовала себя уже победительницей, пред­мет этот она не только знала, но и любила, и даты ее не пугали, памятью она обладала феноменальной.

По спискам поступающих, вывешенным в холле, она, конечно, узнала, кто есть кто. И, воспитанная на вере в справедливость, думала – а меня должны принять не только за пятерки, но и социальное происхождение, будет, мол, деканату чем козы­рять – в таком вузе дочь уборщицы учится.

Возможно, мог быть и такой расклад. Но к последнему экзамену число соискателей студенческих билетов оказалось гораздо больше вакантных мест. На экзамене отвечала она первой, даже особенно не готовилась, билет, на ее взгляд, попался удачный. Когда она заканчивала, в аудиторию уверен­но вошел средних лет мужчина, член приемной комиссии, и, спросив у экзаменаторов разрешения поприсутствовать, стал внимательно слушать. Когда Татьяна закончила отвечать, вошедший задал ей один дополнительный вопрос. Татьяна ответила на него менее уверенно, чем на билет. Всегда можно задать вопрос типа: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Получила она «удовлетворительно» и сразу поняла, что ушлые дяди ловко подставили ей подножку.

В ближайшем скверике она дала волю слезам, в голову лезли всякие дурные мысли – ей было стыдно возвращаться в Ташкент. Как показаться на глаза матери, соседям, подруж­кам, ведь в нее все верили. Но выручил какой-то парень, он, видимо, сразу догадался, в чем дело, протянув конфетку, спросил:

– Что, двойку получила?

И, узнав обо всем, вдруг сказал:

– Хочешь анекдот про экзамен, очень похожий на твой случай. – И, не дожидаясь ответа, затараторил: – Экзаменатор спрашивает: «Скажите, пожалуйста, сколько советских людей погибло в Великой Отечественной войне?» Абитуриент уверен­но отвечает: «Двадцать миллионов…» Тогда профессор, сверк­нув очками, потребовал: «Назовите всех поименно…»

Татьяна весело расхохоталась, и черные думы отлетели с души.

Вот тогда, возвращаясь в Монино, она твердо решила стать юристом, чтобы каждый мог рассчитывать не только на свои силы и возможности, но и на закон. Юности свойствен максима­лизм, и Татьяна верила, что когда она станет юристом… Но чтобы стать юристом, нужно было закончить университет. Таня, вернувшись в Ташкент, поступила на работу на тот же авиа­завод, к маме, инструментальщицей в ее цех. Умные люди посоветовали обзавестись на всякий случай стажем, лучше – рабочим.

Юридический факультет, как поняла Таня Шилова после первого провала дома, в республиках Средней Азии и Кавказа был чем-то вроде МГИМО для москвичей. Нет, здесь не приво­зят своих чад в «Чайках» и «Мерседесах», тут все решается тихо, через посредников, за глухими дувалами и закрытыми дверями, без внешней мишуры, ажиотажа – на Востоке свои правила, традиции. В первый раз она не прошла мандатную комиссию, сказали, производственного стажа не хватает… Во второй – объяснили, что в этом году наплыв золотых медали­стов, воинов-интернационалистов и вообще отслуживших ар­мию, в общем, вполне убедительно. Но опять же, как и в МГИ­МО, ее приметили, даже записали в какой-то резерв, обещали вызвать, но так и не позвонили…

Возможно, своими знаниями и упрямством она одолела бы приемную комиссию в третий раз, но тут ей повезло.

В день первого экзамена она встретила в вестибюле одного из секретарей ЦК комсомола, знавшего ее еще по школе, он же некогда подписывал ей рекомендацию в МГИМО. Услышав ее историю, он сделал какую-то запись в блокноте, прощаясь, сказал, что этот год для нее непременно будет удачным. Так оно и вышло. Набрала она максимум баллов и, как отличница, с первого курса до самого окончания института получала специ­альную стипендию имени Бируни.

Студенческие годы Татьяны пришлись на период перестрой­ки. Наверное, ни в одном ташкентском вузе перестройку не приняли в штыки так, как здесь. Родители многих студентов привлекались к уголовной ответственности за взятки, приписки, злоупотребления служебным положением, казнокрадство. Одни пытались скрыть сей факт, и порою это удавалось, но большин­ство громких дел получали широкую огласку в прессе и станови­лись достоянием всех.

Конечно, на этом факультете узнали о переменах и в МВД республики, и в Верховном суде, и в Министерстве юстиции, и в прокуратуре особенно, ибо многих поступающих на юридиче­ский привлекает работа именно прокурора. Кто из нас в молодо­сти не желает выступить в роли обличителя! Таню и ее товари­щей интересовал путь к правовому государству, они с упоением читали проблемные статьи на эти темы, публиковавшиеся чуть ли не ежедневно. Конечно, они обсуждали и знаменитые статьи Сухроба Ахмедовича Акрамходжаева в местной печати, ибо они касались и проблем республики, и подготовки юристов тоже. Помнится, они даже пытались организовать встречу с ним, но у Акрамходжаева не нашлось времени. Жаль, в ресторане «Лидо» в подсевшем к ним за столик человеке она его не узнала.

Студенты, как и все общество, раскололись по своим убежде­ниям, принципам, симпатиям, молодежь металась, не находя себе места, запутавшись среди огромного количества ново­явленных пророков и оракулов. Рушились учебные программы, устаревали законы и установки, но Татьяна была убеждена, что ее выпуск оказался как никогда сильным. Они – первое поко­ление студентов в республике, ощутивших огромную ответ­ственность юристов перед обществом, – понимали, что пере­стройка с ее четкой направленностью к правовому государству возлагает на них большие надежды: ведь всему требовалось юридическое обеспечение, все должно определяться законом, а не приказом райкома партии. Оттого они внимательно следили за успехами и неудачами реформ в республике. Но скоро стало ясно, что перестройка задыхается, умирает.