Древнерусская игра: Много шума из никогда - Миронов Арсений Станиславович. Страница 11

Бородатый мужиченыш на тачке между тем улыбчиво поздоровался и стал объяснять:

— Уж не ведаю, что и за попутчик такой у меня был. Тать нощной или пословный человек, не инако, — закричал он мне, подмигивая. — Пристал ко мне у млина: подвози да подвози! Тьху! (Старик сплюнул и снова подмигнул).

— Не ори, папаша, — не в лесу, — сказал я, переводя взгляд на верхушки дерев.

— И все-то он от людей хранился, за бочки кутался, — шепотом продолжал подмигивающий старикан. — Вота: ногату [46]мне подсунул, да быть мне нему и за его попутствие ни единому лешему не речи… А мне что? Я молчу себе…

— Во-во, папаша, это ты здорово придумал. Помолчи еще разок. Уж больно у тебя это ловко получается, — посоветовал я, наметанным глазом оценивая конфигурацию бочек на телеге. — Это чего? — спросилось вдруг, глядя на бочки.

— Где? — Старик страшно заинтересовался и круто обернулся через плечо. — А-а-а, это телега, — сказал он несколько разочарованно.

— Ясно. — Я удовлетворенно кивнул. Из лесу послышался отдаленный крик и глухие высказывания: мои мальчики беседовали с незнакомцем. Старик тоже прислушался, но вдруг вздрогнул, будто вспомнив о судьбоносном:

— Да! А меня ведь Порхеем зовут! Из Калинцева починка, бортника Гонялы дед!

Я просто ушам своим не поверил. Встретить деда Порхея — это подарок судьбы, я считаю. Захотелось вдруг сердечно обнять старика! Радостно улыбаясь, я представился и протянул ему визитку. Между тем лесные голоса приближались — вынырнув из-за кучи бурелома, в поле зрения возник Гай, а за ним и Травень, тащивший кого-то за ноги по земле. Жертва была всячески обвязана веревками и покрыта в отдельных местах отпечатками босых, но грязных ног.

— Эво: самого Берубоя споймали! — выдохнул Травень, гордо улыбаясь и прислоняя тело к колесу телеги. Втайне наслаждаясь абсурдом ситуации (имя Берубоя я слышал впервые), я властно приподнял брови. Потом (не менее властно) опустил веки и приказал немедленно развязать свежепойманного гражданина Берубойского, усадить, если это еще возможно, на стул и предложить чаю.

— Видите ли, гражданин Берубоев, — обратился я к подозреваемому, в глубине души недоумевая, что мне от него нужно. — Вы должны понимать, что попали в серьезную организацию. У нас крайне много дел, потому что ползает еще по нашей многострадальной земле недобитая контрреволюционная гадина. И мы, сотрудники органов, в своей нелегкой работе рассчитываем, гражданин Берубоев, на вашу деятельную помощь. Чем скорее вы признаетесь в содеянном, назовете соучастников и организаторов известных вам противозаконных действий, тем скорее окажетесь снова в кругу семьи.

Направив мощный луч настольной лампы в лицо подозреваемого, я прищурился и заставил себя вглядеться в эти запыленные и поцарапанные, черты. Арестованный сидел, прислонившись к колесу, и медленно растирал свои конечности в тех местах, где они давеча соприкасались с веревками. Глаза его были серьезными — нет, это не панк. И отнюдь не хиппи. Скорее всего, такой же вольный испанский летчик, как и я сам: узкое наглое лицо мальчика-мажора. Волосы собраны сзади в понитэйл [47]: наверное, фанат «БГ». В левом ухе серьга… Среднего роста и легок телом — тонкие руки биоробота в оплетке вздувшихся жил, жесткие пальцы с аккуратными ногтями. Известный сорт молодых негодяев: в детстве они катаются верхом, играют в поло и в жаркий майский полдень проезжают мимо тебя в черном джипе с открытым верхом и кучей загорелых девушек в белых теннисных юбочках.

— Гляни-ка, патрон, что я при нем сыскал. — Отирая со лба влагу, Гай приблизился и протянул крохотный лоскуток бересты. Я аккуратно принял документ двумя пальцами и подумал, что местной азбуке придется все-таки научиться.

— Как я его узрел, враз помнилось: Берубойка, сукин кот, с тайным поспешным посланием течет во град, — продолжал мой подчиненный немного возбужденно. — Ну, перехватить его — а бегает, поганец, что твой мерин: без Травка и не споймался бы!

Я встал и, покусывая мундштук, прошелся к окну. Снаружи молодое солнце республики согревало северный город, но я знал, что гадина ползает, и заговоры в силе, и Юденич идет на Петроград. В этих условиях партия требовала от сотрудника органов нордической ненависти к врагам и евразийской беспощадности. Подойдя к Берубоеву, я неловко пнул его босой подошвой в плечо.

— Колись, контра, где спрятал валюту?

— Не накормил, не напоил, баньки не истопил, а с вопросами подступаешься, — внезапно сказал Берубойцев и тут же улыбнулся — мгновенно и нагло: — Слышь, Мстиславко, не за свой ухват взялся — не обожгись… Отпусти меня, добро тебе советую!

— Ща я те устрою баньку, — заверил я и мрачно добавил: — Кровавую. Я те вспомню и Чапаева, и Баумана, и бакинских комиссаров. Прохладно не покажется.

Травень, почувствовав, что нужна его помощь, усилием воли сделал злобное лицо и ткнул арестованного кончиком кнута.

— Гни-ида… — протянул он подземным голосом и тут же вопросительно глянул на меня, ожидая оценки начальства. Я поощрительно кивнул и поспешно перевел взгляд на портрет Ильича, висевший на белой стене кабинета. Вождь требовательно смотрел на меня, словно приговаривая: «Гляди в оба, товарищ! Добивай гадину!»

— Короче, гражданин Берубойский! — начал я твердым голосом. — Или ты мне сейчас говоришь, где у вас тут штаб дивизии, или я тебе быстро и профессионально отрываю задницу.

Мажор нахмурился.

— Эге, какой стрелый! Не садил, не поливал, не окучивал — а рвать приспел! — не спеша произнес он. Всего-то секунду я смотрел в сторону, обдумывая, как отреагировать на услышанную дерзость, — а Берубой уже вскочил на ноги! И тут же рядом со мной, — серый взгляд блеснул недобро, а пальцы цепко легли мне на запястье:

— Отпущай меня, Мстиславе, подобру-поздорову! А не то наместнику Катоме про твою нападку скажу!

Я напрягся, соображая, каким коленом действовать, — но тут металлическое выражение Берубоева лица резко потеплело. Слегка, словно играючи, запрокинув голову и прогибаясь в спине, противник повалился на газон. Позади него стоял Травень (обратите также внимание на дубину в его руке).

— Напрасно ты его убил, — сказал я, вглядываясь в остывающее тело Берубойского. — Теперь экологическое равновесие нарушится.

— Ага, его убьешь! — скептически скривился Травень. — Погодь, еще очнется.

Я нагнулся над телом. Наметанный глаз чекиста различил на указательном пальце берубоевской конечности небольшой золотистый взблеск — симпатичное колечко, подумал я, разглядывая перстень в ладони. На нем было что-то вроде печатки — не то крылатая собака, не то улыбающийся Бэтман.

— М-да, — рассеянно обратился я к подчиненным, — устал, видать, паренек: набегался за день. Спортом, конечно, не занимается — вот организм и ослабел вконец.

— Ох и верно! — опять возник старичок Порхей. — Нонче молодь больно мелковата родится. Един-то разок палицею по крепи, а уж оземь. В наши-то годы хошть наковальней лупи по темени, а с ног не свалишь.

Мысленно сожалея, что под рукой нет наковальни, я с трудом оторвал наметанный глаз от лысого темени Порхея.

— Хоша, впрочем, на Берубойку внапраслину пенять, — тут же поправился старик, покачивая головой. — По слухам, он парубок крепкий: чудом вы его споймали! Говорят, недавним делом одиночкою от мохлютского разбоя отбился на Вервятиной дороге, за озером. Народ брешет, буди Берубойка — богатырь…

— Да брехать-то не топором махать, любой умеет, — оборвал его Гай. — Сыскали себе богатыря: давеча в лесу я твоего Берубойку с первого щипка на лежку отправил. Нонче воров-то — как в печке дров, а богатырь придет и огонь разведет…

Я прервал размышления Гая, протянув ему конфискованную у Берубойцева грамотку.

— Зачитай-ка содержание перехваченного документа. Причем вслух, — добавилось на всякий случай.

Дружинник взялся за бересту всеми десятью пальцами и старательно зачел:

вернуться

46

Ногата — мелкая медная монета (40 ногат = 1 куна = 1/12 серебряной гривны).

вернуться

47

«Понитэйл» — хвостик (от англ. — ponytail).