Древнерусская игра: Много шума из никогда - Миронов Арсений Станиславович. Страница 32
(Эта часть записки, весьма объемная, опущена при переводе.)
АЛЕКСИОС ГЕУРОН — ДЕСЯТНИКУ ВАРДЕ (надпись на записке номер 1):
«1. Список знахарей, жрецов и особенно колдунов представить мне сегодня к полудню вперед прочего;
2. Нанять за существенную плату одного из этих колдунов с тем, чтобы составил по возможности полный перечень всех чудодейственных трав и прочих материалов, полезных в изготовлении магических снадобий. С колдуном обращаться вежливо, денег не жалеть. По завершении работы над перечнем колдуна заточить в подземелье до моего особого распоряжения. На всякий случай напомнить мне про него месяца через два-три;
3. Более подробно узнать о дивах и их способности выступать на поле боя в качестве организованной силы. Нужно также больше информации о ведьмах, полуденицах и русалках. Как известно, женская нечисть — самая опасная для войска.
4. Очень важно: что за потомок верховного злодея движется в эти земли? С какой целью? Совершенно один? Маршрут? Это — не срочно, можно завтра.
5. Мне нужна, наконец, карта этой местности и соседних земель. Доставай как хочешь. Без карты мы ничего не поймем в местных войнах и интригах.
…Это было классическое славянское городище с картинки школьного учебника. Признаюсь, меня насторожило удивительное сходство. Возникло ощущение, что славяне строились по чертежам Московского института реконструкции древней архитектуры. Если бы не настоящий византийский меч в этих ножнах — совершенно новенький и блестящий, — допустимо предположить, что передо мной не живое городище, а тематический парк «Славяне в Х веке». Деревня была настолько чиста, двуслойный частокол вокруг нее так плотен, а светлые рубашки жителей настолько свежи и выстираны, что становилось не по себе.
Я направил лодочку к маленькой пристани под бревенчатыми стенами — три или четыре челнока уже темнели на песке кверху днищами. Еще одно суденышко замерло у противоположного берега, и было видно, как белокурый мальчишка лет восьми сосредоточенно вытягивает из нагревающейся воды длинную веревку какой-то рыболовной снасти. Сердце гулко толкнулось в груди — я смотрел на этого мальчика и понимал, что он — славянин. Я понимал, что через минуту узнаю, что же произошло после удара в колокол: во что превратилась моя страна и я сам. И почему здесь, в преображенной России, я вдруг оказался… греком; таинственным византийцем с золотой цепью на шее.
— Сиди здесь, — вполголоса бросил я финскому подростку и, на ходу засовывая за пояс кинжал, выпрыгнул из лодки. Я не мог дождаться, пока днище зашуршит о песчаный берег. Пока мелкая речная волна шелохнет лодочку к берегу, выкатит на сухое и мягко отступит назад. Я соскочил в теплую воду. Я видел впереди высокие столбы распахнутых ворот и фигуры людей на тропинке, взлетавшей от пристани к городку. Шел быстро, взмучивая подошвами мелководье, криво щурясь на блескучее желтое солнце, затягивая в узел длинный подол хитона. И люди поворачивали ко мне головы. И собаки отрывали морды от горячей пыли и прислушивались к незнакомым шагам. Шум городища внезапно усилился, и в сухом воздухе повисли дымные запахи очага, блеяние и детские визги. «Нет, не наш», — думали собаки; «нет, не купец», — думали люди, и приподнимался с нагретого камня охранный ушкуйник, трогая пальцами ручку топора, и быстро посмотрела девушка, прижимавшая к груди корзину с бельем.
И вдруг, когда под ногами уже скрипнул сырой песок — откуда-то сверху, из-за слепящей солнечной паутины: снежное трепетание в воздухе — и легкий светлый удар чем-то сухим и теплым по губам! Жесткий перистый веер белого крыла перед глазами — маленький голубь с громким ворчанием опустился мне на плечо… Распушил хвост и, деловито перебирая нежными цепкими лапками ткань хитона, завертелся, неторопливо складывая крылья. Что это — почтовый голубь или просто добрый знак? — но в ясном небе вверху уже мелькает еще один белый лоскуток, и второй, третий голубь с треском снижается мне на грудь, обдавая горячим птичьим запахом, щекоча перьями шею!
Встревоженно вскакивает рыжий кобель, поводя мохнатой бровью. Девушка резко оборачивается и едва успевает подхватить выскользнувшую корзину за жесткую ручку. Приземистый ушкуйник так и остается сидеть на камне, потеряв пальцами рукоять топора. Ближайший ко мне человек бледнеет, и я вижу, что у этого сорокалетнего мужчины прозрачные голубые глаза.
Восемь людей на пристани — охранник, девушка и шесть рыбаков. У них на глазах огромная птичья стая, игравшая в воздухе над деревенскими голубятнями, вдруг рассыпается на секунду, потом снова собирается и — блистающим, трепещущим, перистым комом сваливается вниз, к земле, к воде — как чайки на стаю молодого жереха. И этот незнакомый высокий человек в странной узкой сорочке заморского покроя уже весь окутан снежным голубиным облаком… Добрым оранжевым золотом теплятся на груди человека жидкие звенья тяжелой цепи — в солнечных отблесках шумят, взлетая и вновь цепляясь за ткань хитона, белые голуби, привлеченные игрою бликов. И — «может быть, это наш новый бог?» — отчетливо думает девушка, опуская тяжелую корзину к земле и поправляя левой рукой влажный локон у щеки.
…На следующий день жители Санды говорили, что старый Пучегон был прав, предсказывая скорое появление нового князя Вышградского. Все голуби городища, плескавшиеся в полуденном небе, опустились к нему, наполняя тихую деревенскую пристань трескучим шорохом перьев, возбужденным воркованием и кипением теплых пушистых крыл. Ни один вооруженный человек не остановил незнакомца с золотой цепью, когда тот шел вверх по тропинке, и сквозь ворота, и по остолбеневшим улочкам мимо замерших горожан… Никто не остановил нового князя, окруженного вспархивающими и шумящими голубями, когда он, замешкавшись немного на главной площади, свернул к только что отстроенному терему княжеского управителя. Свернул потому, что у крыльца мирно обрывала пыльную травку небольшая гнедая кобыла в тяжелой боевой упряжи византийской кавалерии эпохи Константина Багрянородного.
И когда десятник Варда Гончий, задыхаясь от радости, помог князю протиснуться в узкую дверь терема, мягко стряхивая попискивавших голубей с княжеского хитона, он услышал первые слова своего господина.
— Кажется, эти голуби обеспечили мне авторитет у местных жителей, — весело сказал князь, обводя комнату спокойным взглядом близоруких глаз. И только по легкому необычному акценту Варда Гончий догадался, что эпизод с голубями сильно взволновал Алексиоса Геурона, князя Вышградского.
ЗАПИСКА НОМЕР 2 ДЕСЯТНИКА ВАРДЫ ГОНЧЕГО КНЯЗЮ АЛЕКСИОСУ ГЕУРОНУ:
«Высокий князь мой! По твоей воле подготовлен список наиболее опасных язычников, упорствующих в ведовстве, магии и знахарстве.
ГРУППА АЛЬФА. Так называемые „старшие боги“, из них самые ярые слуги лукавого:
1. Безымянный бог, известный под косвенным прозвищем Щурили Чур. Обитает за восточными горами. Покровительствует азиатским кочевым ордам и мерцающей нечисти подземелий и лесных чащ.
2. Плена Кибала. Женское божество, крайняя степень духовного падения слабого пола. Обитает на юго-западе, в предгорьях Татрани в ранее процветавших, а ныне затемненных и обезлюдевших землях Даличского княжества.
3. Чурила. Внук „Щура“ — странствующий злодей-совратитель, большой специалист по части женских слабостей. Место обитания — постоянно в пути, якобы перемещается по воздуху. Наделен, по нашим данным, значительной гипнотической силой, усыпляет человеческую волю, умеет нравиться смердящей толпе.
ГРУППА БЕТА. „Боги“, а точнее колдуны, наделенные огромной властью, но в значительно меньшей и разной степени развращенные нечистыми силами:
1. Дажьбог. Номинально — верховный правитель в столичном Престоле. Обитает на Боричевом взъеме; центральное святилище на берегу реки Лыбедъ. По мнению местных, занимается главным образом тем, что оплодотворяет землю горячим и свежим „живительным“ дождем и следит за урожайностью всходов.
2. Мокошь. Супруга Дажьбога. Обитает там же, однако весьма часто путешествует по отдаленным княжествам, лояльным Престолу. Любит сырость, болота, обложные дожди и вообще любые проявления расхлябанности, размытости и жидкости. В последнее время активно занимается политикой.
3. Стожар. Брат Дажьбога и недоброжелатель богини Мокоши. Будучи изгнан последней из своей прежней вотчины (город Властов) примерно двадцать лет назад, обитает в укромном святилище совсем недалеко от западных границ нашего княжества. Чем занимается — неизвестно. Судя по неохотным признаниям аборигенов, готовит реванш и надеется отомстить Мокоши за старые обиды. (От себя замечу, что склонен считать весьма удобным подобные разногласия и ссоры между этими „божественными“ язычниками.)
4. Дидилия, она же — Циця, Дзизя. Женское божество, представляющее в сознании славян все достоинства зрелой женщины, матери взрослых детей и хозяйки дома. Обитает в Зоряни, то есть почти точно к югу от нашего княжества. Аполитична и особой опасности не представляет, скорее всего, уступит Христу власть над душами жителей без борьбы.
Таковы божества, наиболее почитаемые в этих землях (следует помнить, что в отдаленных районах страны могут властвовать иные „боги“, о которых здесь многие не знают).
ГРУППА ГАММА. Мелкие волшебники, не почитаемые в божественном качестве, а также жрецы святилищ, находящихся в границах либо вблизи княжества Вышградского.
1. Куруяд, жрец Чурилы. Чрезвычайно опасный проходимец, беспрестанно злодействующий во славу своего богомерзкого господина. При святилищах не обретается, но путешествует вместе с самим Чурилой либо по его заданию. Одет в темные долгополые одежды, повелевает дивами и железными вранами. Умеет высекать из воздуха искры, руководит группой молодых приспешников.
2. Плескун. Несколько более цивилизованный, но столь же коварный волшебник. Служит понемногу всем богам, а в большей мере своему кошельку. Последние пять лет состоит советником при молодом княжиче Рогволоде Опорьевском, который печально известен как разбойник. Одевается в неброские дымчатые хламиды, наделен благообразной, но обманчивой внешностью. Очень малого роста, почти карла.
3. Полувран. Жрец святилища Дажьбога и сыновей его в деревне Санда. Сорока лет от роду, лицом приятен и в речах смел, не столько занимается исполнением жреческих обязанностей, сколько подрабатывает платным свидетелем при составлении купеческих договоров.
4. Колута. Жрица при святилище Мокоши на реке Санде. Древняя старуха, почти совершенно глухая, но почитаемая среди местного племени узолов. Представляется вовсе безобидной.
5. Пучегон. Знахарь из Вышграда. Старик, знающий секреты некоторых отваров и порошков.
6. Самогон. Знахарь из Опоръя. По слухам, брат Пучегона. Зарабатывает на жизнь лечением скота и подпольной варкой дешевого меда.
7. Клуха. Знахарка из Стожаровой Хаты. Славится умением залечивать бранные раны».