Украшения строптивых - Миронов Арсений Станиславович. Страница 11
Будто взрыв. Звон распахнулся быстро, как закипает гром — сдавило и заныло в ребрах, воздух растекся стеной жидкого серебра: миллионы нервных игл пронизали все тело. Сквозь сухую суету молний я увидел, как рядом повалился на пол Данила, мотая головой и будто задыхаясь в разливах серебряного звона. Похолодевшее звездное небо накренилось и быстро-быстро поехало, отрывая мои ноги от дощатого настила — должно быть, я потерял сознание.
Что было дальше? Я покосился на бритый затылок сребра. Несчастный парень. Он, видимо, до сих пор в шоке. Не может понять, что произошло. А я догадываюсь. Наверное, это напоминало чудовищное цунами: тугие волны разбуженной древности плеснули в небо брызгами оборванных секунд, разошлись кругами по планете. Потом соленая пена хаоса отступила, и небо, ласково заглядывая в размывы меж облаков, увидело новое посвежевшее лицо мира. Детское лицо средневековья.
— Вы помните, что произошло вчера вечером? — спросил я Ракету.
Наступила гулкая тишина. Он не ответил. Я улыбнулся.
— Наверное, это было красиво, — пробормотал я. — Вспышка в небе над Кандалакшей вмиг сжигает все компьютеры на планете, всю электронику, все провода и предохранители в мире. Сейсмоприборы фиксируют мощнейшее сотрясение земной коры. Небесный гнев волнами расходится по планете — только в этот раз на развращенное человечество наступают отнюдь не воды великого потопа. Наступает детство. Варварство, чудовищное в своей девственной прелести. Леса и дикие степи, дремучая темень чащ, жестокие, небывалые разливы могучих рек! — мир наполняется звуками леса, ревом возродившихся хищников и пением воскрешаемых птиц. Словно густые россыпи кровавых брызг, из-под земли проступают на травяную поверхность ярко-алые ягодные россыпи. Непуганые олени выходят из леса на окраины городов, на скоростные шоссе — асфальт крошится и тает у них под копытами. Медленно, как умирающие гекатонхейеры, оседают в мелкую асбестовую пыль высотные человечьи термитники. Повсюду бетон взрывается фонтанами колючей крошки — словно ракеты, стартующие с подводной лодки, к посвежевшему воздуху вырываются томившиеся под асфальтом корабельные сосны. Одна за другой расседаются плотины электростанций. Одуванчики зацветают на взлетно-посадочной полосе Шереметьево и Джей-Эф-Кей. Миллионы запаркованных автомобилей сжимаются в оплавленные комки ржавого железа. Люди выходят из обжитых подземелий XX века к свежему воздуху будущего. Тугие, невидимые знамена давно забытых запахов вновь летят над землей, в небе роятся вихри древних полудетских помыслов и желаний человечества, горячим ветром разворачивается над крышами домов старинная речь…
— Ну ты, брат, врло силен выпити! — перебил Ракета (в его голосе почувствовалось нескрываемое уважение). — Надо ж такому привидеться! Мне с полуведра браги само-только девочицы голые мерещатся. А у тебя — гляди-ка — одуванцы сплошь зацветают, невидимы знамена разворачиваются…
— Молодец, — не унимался он. — Посоветуй, где си брагу купил? Если кнез Веча помилует и главу не отрубит, сигурно попробую так же накушаться. Это ж надо красота какова: сосны с-под земли вылетают! Олени сотнями из лесу прут! А главно дело: знамена, знамена реют! Лепота…
— Бросьте юродствовать, Ракета! — строго оборвал я. — Скажите честно: неужели вы не замечаете перемен в окружающем мире?
— Замечаю, — подумав, сказал затылок Ракеты.
— И что же?
— Да хреновы перемены, — буркнул сребр. — Попрежде я бражку йе тянул да песни пел, а нынче в темницу сел… Вот так перемены! Главу отрубят — и весь сказ.
Я горько вздохнул. Видимо, магическое превращение демократической России в древнюю Русь произвело на некоторых граждан слишком сильное впечатление — у них подвинулась крыша и отказала оперативная память. Скорее всего, еще вчера Ракета защищал интересы микрорайонной братвы из Южного Бредятино — а сегодня от прошлой жизни ему осталась только тюремная татуировка на черепе да гордая рэкетирская кликуха.
Я снова вздохнул, ворочаясь в бочке. Лежать приходилось, поджав ножки и обхватив колени руками. Озлобленный палач, надзиратель в карцере смертников, специально подобрал под мою стройную фигуру самый тесный бочонок с узким отверстием в крышке — просовывая в это отверстие мою голову, он е2 не оборвал мне уши! Теперь уши болели, а также остальное тело, сов7 недавно упавшее с третьего этажа. Подумать только: я летал по воздуху в ванне с теплой водой. И не разбился! Что ж: в игре как в игре. Должно быть, языческие божки уберегли.
Но — жить игроку оставалось недолго. Уж полдень близится, и экзекутор наготове.
— Эй, ламеры! — заорал я, перекатываясь в бочке поближе к двери (я был раздосадован). — Выпустите меня немедленно! Я хочу говорить с вашим князем!
Как ни странно, тяжкая дубовая дверь отворилась, и на пороге появились заляпанные куриным пометом сапоги грозного надзирателя. Рискуя свернуть шею, я задрал голову и увидел его огромный живот в клочьях замасленной рубахи, а также толстый кошель и связку грубых ключей на поясе.
— Немедленно извлеките меня из бочки и отведите к князю, — твердо сказал я. — Меня зовут великий вебмастер Степан Тешилов, ловчайший из хакеров и неуловимейший из взломщиков. Я возглавляю русскую мафию в глобальной сети «Инфернет». Буду жаловаться лично господину Биллу Гейтсу. У вашего князя возникнут существенные неприятности. Требую тысячу извинений, миллион гривен и ковер-самолет с опытным пилотом. Иначе мы заразим ваш город жесточайшим сетевым макровирусом. Придут наши парни с базуками и вынесут всех.
— Не надо разговаривать, — мягко сказал надзиратель, вытирая подошвы сапог о мои русые волосы. — Сейчас до вас придут покупатели. Ведите себя прекрасно! Может быть, князь Веча удобрится заместо казни продать вас доброй господарке Морене из граду Потравнице…
Чтобы я не вертелся, он ухватил пальцами мое ухо и крепко сдавил, продолжая очищать подошвы о шевелюру великого Степана Тешилова, мудрейшего из хакеров. Видимо, этому морону понравились блеск и сила моих здоровых волос. Захотелось рычать и плакать, но я не мог даже повернуть голову, чтобы плюнуть ему на сапоги. Грязная тварь. Припомню, если выживу.
— Господарка Морена скоро придет до вас, — продолжал стражник, полируя сапоги остатками моего некогда стильного каре. Придав обуви желаемый блеск, садист легонько толкнул мою бочку пяткой, дабы она откатилась к дальней стене подвала (я четырежды кувыркнулся вместе с бочкой и затих, испытывая головокружение). — Морена сказала, что нужен ей неглупый раб… Молите своих богов, дабы ей понравиться…
— Нет!!! — заорал вдруг Ракета, мотая бритым черепом. — Басурмани! Не желаю к Маринке! Нечу ичи код Маринке!
Хлопнула дверь, громыхнул в скважине запор. Я тряхнул головой и недоуменно покосился на Ракету. Тот неистовствовал; его бочка трещала.
— Послушайте, господин юнак, — обратился я, угадав паузу. — Кто такая Морена из Потравнице? Разве плохо, если онa нас выкупит и тем самым избавит от неприятной процедуры обезглавливания?
— Шта? — Ракета изумленно затих на мгновение. — Да ли не знашь Маринку Потравницу?
И Ракета рассказал о Маринке (когда играете в ролевые игры, всегда внимательно слушайте, что говорят нейтральные персонажи — это полезно). По словам сребра, это была самая страшная ведьма в Татрани (так именовался этот край). Она жила в замке на западном склоне горы Силун и внешне вела себя безобидно: гуляла по склонам планины, нашептывая и собирая особо редкие растения для гербария. Иногда даже пела песни на чужом языке и плела венки — только не из цветов, а из болотной травы. Видимо, неспроста жители окрестных сел каждое новолуние приносили ей богатый оброк — надеясь, что задобренная колдунья не станет опробовать свои новые заклинания на их стадах и посевах…
По слухам, юность волхвицы прошла далеко-далеко, в краях соленого Упадка. Там Маринка жила на чудесном яблоневом островe. Земля была пепельно-серой и мертвой, без единой травинки — только низенькие темные яблони, знаменитые своими молодильными плодами (а также тем, что поливать их надлежало кровью). Маринка была хранительницею сада. Ближние немцы звали ее Морген, а дальние прозвали Морганой — потому что она родилась в море. Ледяне из Млетока знали ее под прозвищем «морской ведьмы». На Руси о ней прежде слыхом не слыхали — до тех пор, пока бурной летней ночью она не появилась на постоялом дворе города Потравнице в мокром дорожном плаще. Говорили, что Маринку изгнал с яблоневого острова человек в капюшоне, который пришел, удерживая в руке трилистник. И вот морская чаровница нашла себе новый дом. Славянские язычники — не знавшие ни креста, ни даже трилистника — были перед нею беззащитны. Некогда оживленный городок Потравнице опустел за полгода. Недалеко от него господарка Морена построила свой красивый белый замок под черепичной крышей. Никаких мертвых голов, насаженных на железные жерди тына. Как можно? Напротив, на роскошной вилле кипела жизнь: проезжие путешественники, забредшие на ночлег, настолько привязывались к радушной хозяйке, что оставались погостить еще недельку-другую. Потом до конца года. Потом еще на год…