Ход черной королевы - Миронова Елена. Страница 6

Джонни выжидал, сам не зная чего, но он точно знал, что придёт время, и он поквитается с Антоном за всё: и за убитого им зверька, и за бесстыжий секс в бассейне с самой прекрасной женщиной на земле. Если уж на то пошло, Джонни и сам не знал, что именно заставляет его ненавидеть Антона так сильно — смерть коалы, или любовь Милы к этому парню.

Павел не спал. Глаза его были закрыты, но он слышал за спиной недовольное сопение жены, слышал шлёпание её босых ног по тёплому, с подогревом, полу ванной комнаты. Он чувствовал её брезгливость по отношению к себе, прямо-таки волной накрывшую его, но ему это было безразлично. И сама Мила была ему так же безразлична, как и эта ванная, эта комната, как и вся его жизнь. Он не стремился сделать вид, что спит, ему просто не хотелось видеть жену. Павел уже давно понял, что их брак — это ошибка. А некоторое время назад он равнодушно заметил, что Мила явно симпатизирует Антону. Мало того, он был уверен, зная жену, что она и его брат — любовники. Но это его совсем не трогало. Мила вышла из комнаты, и он тут же открыл глаза, чтобы увидеть, что эта комната не изменилась, так же, как и его жизнь. С утра до вечера будет продолжаться одно и то-же: сначала он выпьет кофе, затем прочтёт утренние газеты. Зачем он это делает, ведь ему совсем неинтересны новости? Потом он выйдет прогуляться по двору, вернувшись, позавтракает, или пообедает, в зависимости от времени подъёма. А потом начнёт наливаться виски или коньяком — по желанию. И всё это время будет думать о Жанне. О том, какой она была, и каким счастливым был он рядом с нею. А потом придут с работы отец и Антон, и дом оживится. Мать будет бегать вокруг Антона, без конца расспрашивая его об успехах и трудностях сегодняшнего дня, тот будет скупо отвечать сквозь зубы. Мила станет крутиться рядом, нежно улыбаясь своему любовнику. Отец скроется в своём кабинете, и ему ни до кого не будет дела. Или вообще появится слишком поздно. В последние месяцы у него слишком много неприятностей на работе, поэтому отец работает допоздна, но это никого не волнует. Раньше Любовь Андреевна беспокоилась за его здоровье, следила, чтобы он лёг спать не утром, а хотя бы поздно ночью, приносила ему чай с мёдом и лимоном прямо в кабинет, а сейчас ей есть, за кого волноваться.

Павел всё ещё нежился в постели, когда услышал короткий, но отчаянный крик жены. Он машинально вскочил, и в одних трусах бросился в коридор. Он двумя прыжками достиг лестницы, и увидел у её подножия, внизу, лежащую на полу жену. Около неё уже сидел ветеринар, наклонившись над Милиной щиколоткой. Павел замер. Неужели с ней что-то случилось, что-то страшное? Несмотря на всю его неприязнь к Миле, он вовсе не желал ей смерти. Он было открыл рот, чтобы крикнуть, чтобы спросить у Джонни, жива ли Мила, как вдруг увидел, что жена пошевелилась и застонала. А Джонни, рыжий, сумасшедший Джонни, вдруг аккуратно, бережно, взял лодыжку Милы в обе руки и приник к ней губами, и стал покрывать поцелуями ногу Милы, ласковыми, нежными, и в то же время страстными. Павел молча смотрел, с какой безграничной любовью Джонни целует ногу его жены, и не решился помешать ему. Мила жива, так пусть ветеринар получит свои драгоценные секунды счастья.

Мила завозилась на полу, приходя в сознание, и Джонни мигом вернул её ногу в исходное положение.

— Боже, — простонала Мила, — что со мной? Я жива?

Павел быстро спустился по лестнице.

— Нога опухать, — невозмутимо сообщил Джонни.

Если бы Павел не видел ещё минуту назад, как он целует ногу Милы, ни за что бы не заподозрил, что рыжий ветеринар влюблён в его жену.

— Моя нога, — запричитала Мила, склоняясь над действительно распухшей лодыжкой.

Павел позвонил их домашнему врачу, Валентине Назиповне, живущей в домике на территории поместья Резников. Подоспевшая женщина обнаружила вывих лодыжки, ловко наложила повязку на ногу Милы и вколола ей обезболивающее.

Павел помог жене добраться до дивана в гостиной, вручил ей пульт от телевизора и исправно бегал на кухню, вручая Миле то кофе, то сэндвичи с зелёным салатом и сёмгой, которые она обожала, то пирожные. В конце концов Мила даже попросила его посидеть с ней рядом, и они выпили по две рюмочки ликёра «Гранд Марнье». Вернее, Мила выпила две, а Павел продолжал потихоньку потягивать ликёр.

Оказалось, что говорить им было не о чем, и они перебрасывались пустяшными фразами о погоде, о том, что на улице слишком жарко для первого месяца лета, о том, что теперь Мила не сможет несколько дней выходить из дома. В конце концов, апельсиново-коньячный напиток ударил в голову, и Павел неожиданно для себя произнёс:

— Может быть, нам стоит развестись?

Мила взглянула на него округлившимися глазами и чуть не опрокинула рюмку с ликёром на шёлковый пеньюар.

— Разве нам плохо вместе? — неестественным голосом спросила она. — Ты меня больше не любишь?

Павел не удержался от смеха.

— Мила, Мила, — повторял он, продолжая смеяться и чувствуя, что у него на глазах уже выступают слёзы. Вот только непонятно отчего — от смеха или от той безысходной грусти, которая уже давно сжимала его сердце металлическим обручем. — Дорогая моя Мила, давай не будем лгать друг другу! По крайней мере, хотя бы сейчас! Не говори со мной так, словно всё ещё пытаешься стать моей женой, и тебе необходимо производить на мою семью и на меня наилучшее впечатление! Дорогая, ты уже этого добилась! А теперь я прошу тебя признать вместе со мной, что наш брак не удался, не принёс нам радости, и с самого начала был обречён на провал. Когда двое женятся в надежде обрести в браке что-то иное, то, чего им не хватает, и при этом любовью здесь и не пахнет, это почти всегда проигрышный вариант.

— А мне кажется, браки по расчёту более долговечны, чем браки по любви, — ответила Мила.

Она была спокойна. Поперечная морщина словно перерезала её лоб, и глаза были печальны. Павел понял, что сейчас настал тот редкий миг, когда они и впрямь могут поговорить по душам, без лицемерия и кривляния, больше не теша себя мыслью, что всё образуется и наладится.

— Ты думаешь, если мы разведёмся, тебе будет лучше? — продолжала жена. — Неужели ты и впрямь считаешь, что это я мешаю тебе спокойно и счастливо жить?

— Конечно, нет, — вздохнул Павел. — Но мне всё равно, что мы женаты, ты понимаешь?

— Понимаю, — кивнула Мила, неловко закинула ногу на ногу, и поморщилась от боли в ноге. — Только если тебе всё равно, женаты мы или нет, зачем ты хочешь развестись? Почему бы не оставить всё так, как есть? Или ты надеешься встретить другую женщину? Или уже встретил?

Она впилась в него острым взглядом, пытаясь вырвать из мужа признание в адюльтере.

— Нет никакой другой женщины, — вздохнул Павел. — Но мы оба несчастны в нашем союзе. Возможно, нам станет легче, если больше мы не будем прикидываться мужем и женой. К тому же тебе не надо будет прятаться, когда ты бегаешь в комнату к Антону.

Мила покраснела.

— Значит, ты знаешь… Вот почему ты хочешь оставить меня!

— Да нет же, — досадливо бросил Павел, — дело не в этом. Мне всё равно, с кем ты встречаешься, будучи моей женой! Просто зачем нам продолжать этот фарс, к чему?

Мила немного помолчала, а потом ответила:

— Я пока не готова к разводу. Извини, если разочаровала тебя. Но я и впрямь не хочу с тобой разводиться. Во всяком случае, пока.

— Хорошо, — пожал плечами Павел. — У тебя будет время подумать. Я собираюсь уехать на какое-то время, и ты сможешь поразмыслить над моими словами.

— А куда ты? — вскинулась Мила.

— В Англию, — коротко ответил он. — Я хочу посетить то место, в котором был впервые в жизни по-настоящему счастлив.

— Возьми меня с собой, — неожиданно для себя проговорила Мила.

Павел покачал головой. Он не собирался портить единственное, что у него осталось — драгоценные воспоминания — присутствием собственной жены.

Новости, которые Анатолий Максимович узнал с самого утра, оказались неутешительными. В составе министерства природных ресурсов — МПР — было создано управление мониторинга и контроля за выполнением условий лицензий по крупным объектам недропользования. Министр решил показать свою суровость в отношении нарушителей лицензий. И в этом не было бы ничего необыкновенного, если бы не объект, выбранный для проверки самым первым — «Теллурика — нефть». Кроме того, начальником созданного управления был назначен Андрей Байкальский, ещё год назад трудившийся в «Сикбуре», том самом предприятии, с которым у «Теллурики» должно было состояться слияние. Ни о каком слиянии двух крупнейших компаний, конечно, речи уже не шло. «Сикбур» мягко самоустранился. И Резник не винил его руководителей за это. Следовало признать, что за «Теллурику» слишком крепко взялись государственные чиновники. Так чему же удивляться, что «Сикбур» отступил? Резник знал, что руководители этой корпорации затаились и выжидают кончины «Теллурики», того момента, когда можно будет скупить все акции по дешёвке. И за это он тоже не винил руководителей «Сикбура», ведь это прежде всего — бизнес. А в бизнесе, как и в любви, нет друзей. Ничего личного, как принято говорить.