Пир во время войны - Миронова Елена. Страница 52
Только вот забор подкачал: он был невысоким, старым, с прорехами, в одну из которых и смотрела Жанна. Видимо, у Мальчика ещё не дошли руки до забора.
Жанна чувствовала жгучую, непримиримую ненависть и ярость. Да как мог этот урод, эта сволочь, так поступить с человеком, который вырастил его? Как он мог предать Малика?
Она прислонилась к дереву: голова закружилась. В последнее время она и так чувствовала себя на троечку, а сегодня ей совсем плохо. Жанна с утра помолилась Аллаху, чтобы он позволил ей осуществить задуманное прежде, чем она умрёт.
В одной руке девушка сжимала пистолет. Она отлично стреляла — её, как и Мальчика, обучал искусству стрельбы сам Малик, бывший мастер спорта по пулевой стрельбе.
Жанна стояла в одной и той же позе с самого утра. Она боялась упустить появление Мальчика. Он был очень осторожным и обладал звериным чутьём: не зря же Малик предназначил его в качестве телохранителя для Жанны. Поэтому она боялась подойти ближе, ведь Мальчик мог заметить из дома какое-то движение, и тогда он будет предупреждён. Если это случится, он подготовится, и Жанна не сможет убить его. Стрелять надо внезапно, неожиданно для него, только в этом случае можно будет совершить этот поступок, о силах для которого она молила Аллаха.
У Жанны сильно болел затылок — то место, которым она ударилась, упав несколько лет назад с лошади. Тогда она была на волосок от смерти, но выжила. Но зато теперь затылок болит очень часто — и на перемену погоды, понижение давления, и просто в зависимости от настроения. Жанна вспомнила, что забыла о боли только во время встреч с Павликом.
Ей стало грустно. Больше никогда она не увидит его, не сможет прикоснуться, поцеловать… Они никогда не будут счастливы вместе, у них не будет весёлой, пышной свадьбы, и детей тоже не будет. То есть, всё это будет у Павлика — ведь когда-нибудь он женится. Но Жанне этого не дано. Её вообще скоро не будет.
От такой несправедливости у неё заныло под ложечкой. Самое ужасное в этой жизни — это безысходность. Обычно из любого положения можно найти выход — устраивающий того, кто его ищет. Но в случае Жанны выхода не было. Она не могла изменить события, не могла дать болезни обратный ход. И это её угнетало больше всего. Приколист Тофик говорил, что, если даже вас съели, у вас всё равно есть два выхода. Но чтобы он сказал сейчас ей?
Жанна вспомнила, что так ни разу после похорон и не сходила к отцу на могилу: всё ещё сильной была обида на то, что Малик позволил себя убить. На то, что он совершал поступки, которые к этому привели. На то, что он не поверил в свою дочь, и пошёл наперекор ей. Правда, она отмечала третий и седьмой день с момента его смерти. Пила чай с халвой, как и предписано мусульманскими традициями, хотя не любила ни того, ни другого.
Жанна вздохнула. И именно в этот момент увидела Мальчика. Он вышел на высокое широкое крылечко, и щурился на солнце, заливавшем окрестности. Жанна стояла против солнца, и ей было видно, как доволен жизнью этот ублюдок, как он улыбается. Их разделяло примерно метров сорок, но Жанна точно знала, что попадёт в него.
Попадёт в это улыбающееся, красивое холодное лицо, и успеет увидеть страх в его глазах. Она не сразу его убьёт. Сначала она прострелит ему обе ноги — чтобы он не успел убежать, пока она будет идти к нему. Он ведь должен знать, кто и за что покарал его.
А потом Жанна подойдёт, и будет методично стрелять в каждый его орган, в каждую клеточку, пока он сам и его великолепное белое крыльцо не окрасятся в красный цвет. Он будет молить о пощаде, но Жанне не знакомо это слово по отношению к предателям. Она накажет его по заслугам. Ей, умирающей, не страшно, что обязательно найдётся свидетель, и её посадят. Всё равно ей недолго придётся сидеть. Зато она совершит поступок — настоящий поступок, которым сможет гордиться — на том свете, если он, конечно, существует. И Малик будет доволен тем, что дочь отомстила за него… После смерти Мальчика она примирится с тем, что сделал Малик.
Жанна подняла пистолет и прицелилась. Чтобы занять устойчивое положение, ей пришлось отступить на шаг назад.
Этот шаг стал для Жанны роковым. По нелепому стечению обстоятельств она наступила на брошенную кем-то шкурку от банана, поскользнулась и, неловко взмахнув руками, упала на землю. Пистолет, словно птица, вырвался из руки и улетел в кусты. В средней полосе России, ближе к югу, уже давно зеленела трава, и кустарники были пушистые и объёмные.
Жанна, падая, пыталась уцепиться за что-либо, но ветки были далеко. Она неловко повернулась и ударилась затылком, тем самым местом, которое пострадало у неё при падении с лошади.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Асланбек Цагароев стоял на крыльце собственного дома и думал, как же хорошо ему сейчас — когда нет вокруг постылых мерзких рож, когда никто не отдаёт тебе приказы, не называет унизительно, не по имени, а Мальчиком, и самое главное — когда Малик наконец-то получил по заслугам.
Асланбек столько лет стремился наказать его, найти подходящий случай, чтобы в смерти Малика не обвинили его, что сейчас, когда, наконец это случилось, чувствовал себя опустошённым.
Ему требовался отдых, и он отдыхал — как хотел. С утра до вечера он находился в своём прекрасном доме, лишь иногда выезжая в магазин — чтобы забить холодильник пивом и пиццей. Потом он возвращался и смотрел телевизор, слушал музыку, и думал, думал, думал…
Он вспоминал, как Малик сказал ему — тогда ещё восьмилетнему, что убийца его отца Зелимхана — это Умар. Умар Бикушев убил его отца по пьянке — они что-то не поделили. И не что-то, а жену Зелимхана, мать Асланбека.
Он помнил всё до мельчайших подробностей, будто это случилось совсем недавно, хотя прошло много лет.
Вот он, восьмилетний мальчик, просыпается среди ночи оттого, что слышит какой-то шум и крики. Он бежит на свет, и видит рыдающую мать, склонившуюся над телом человека. Он, словно во сне, подбегает ближе, и понимает, что человек, у которого в груди торчит нож — его отец Зелимхан.
Рядом стоит ещё один мужчина, незнакомый. Он явно растерян, и руки у него — в крови. Дяди Малика, который приехал к ним в гости, нигде не видно. Он появился после, сказал, что вышел покурить, и убийство случилось за несколько минут, без него.
А вот дальше Асланбек плохо помнит, как развивались события. Всё произошло очень быстро, и в его воспоминаниях словно застлано пеленой. Сейчас ему не верилось в то, что он тогда сделал.
Потакаемый дядей Маликом, и его увещеваниями о том, что он, Асланбек, последний мужчина в этом тейпе, то есть роду, и что он просто обязан отомстить тейпу Бикушевых. Что, кроме него, остаётся только древний дед, отец отца, и две малолетние сестрички. Кто же, если не он, достоин и обязан отомстить за отца?
Малик учил маленького Асланбека стрелять. И научил. А перед первым же заседанием суда дядя Малик прикрепил пистолет ТТ с помощью лейкопластыря к ладони Асланбека — чтобы не было пути назад. Кроме того, пистолет был очень тяжёлый, и мальчик с трудом его удерживал.
Когда в зал заседаний ввели подозреваемого, Умара Бикушева, Асланбек медленно поднялся, и всадил в него шесть пуль.
Все они попали в цель.
Малик потом хвалил его, и сделал подарок — оставил ему тот самый пистолет. А мать Асланбека молча плакала — даже после того, как он отомстил за отца.
— Мама, почему ты плачешь? — спросил Мальчик. — Я убил того, кто убил отца!
Но мать не отвечала, и продолжала плакать. По молодости лет мальчику ничего не сделали. Для колонии для несовершеннолетних он был ещё мал, к тому же на Кавказе никто не осуждал месть, считалось справедливым, что родственники должны отомстить за убитого. Правда, Асланбека допрашивали. И мать его тоже. Мать молчала, только плакала. Она вообще всё время плакала с того дня, как убили её мужа. А Асланбек на вопросы милиционеров отвечал, что нашёл пистолет в лесу, ещё в прошлом году, и что он сам решил отомстить Умару, потому что больше некому это сделать. И что пластырем примотал пистолет к руке, потому что пистолет тяжёлый. А стрелять он не умел, просто так само вышло, что пули попали в цель. Да и расстояние, посмотрите, до подсудимого, было не больше семи метров, и дурак попадёт! Правда, была ещё инспекция по делам несовершеннолетних. Они собирались поставить Асланбека на учёт и вообще отправить его в какой-то специнтернат. И вот тут уже вмешался Малик.