Лунные дороги - Аринбасарова Наталья. Страница 34

У этой женщины — интересная и трагичная судьба. В молодости Нина Павловна была потрясающей красавицей, даже тогда, после всех испытаний, выпавших ей, лицо Нины Павловны сохраняло следы былой красоты. Она вышла замуж за известного поэта — Михаила Герасимова. У них дома был литературный салон, куда часто приходили Маяковский и Есенин. Как рассказывала Нина Павловна, Есенин был влюблен в нее. Светская львица ввела в литературный круг своих знакомых молоденькую Наташу Кончаловскую.

В 39-ом году мужа Нины Павловны арестовали и расстреляли, а ее сослали в Казахстан. Некогда салонная красавица провела в лагере десять лет, вернувшись оттуда совсем больным человеком. Она заболела бруцеллезом, этой редкой болезнью заражаются от скота. Ей все время было холодно, даже летом Нина Павловна часто ходила в шубе.

Герасимова рассказывала Наташе, как страшно она жила в лагере, как голодала, как озверевшие женщины насиловали надзирателей. Она показывала девушке свои молодые фотографии, ее лицо было восхитительно — мерцающие глаза, высокий лоб, маленький аристократический рот. Когда Нине Павловне удавалось достать в лагере кусочек масла, она мазала им лицо, пытаясь сохранить ускользающую красоту.

Через десять лет Нина Павловна вернулась в Москву, все ее напуганные родственники отказались от нее. Герасимовой пришлось обратиться за помощью к Наташе Кончаловской, которая была уже замужем за Сергеем Владимировичем Михалковым. Сергей Владимирович, прикрытый броней авторства Гимна Советского Союза, выхлопотал для "врага народа" комнатку в коммунальной квартире и маленькую пенсию. Герасимова поселилась неподалеку от них в Трубниковском переулке. Наталья Петровна опекала Нину Павловну до самой ее смерти — каждый месяц прибавляла денежек к мизерной пенсии, отдавала свою одежду, присылала продукты. Иногда благодарная Нина Павловна помогала Михалковым по хозяйству. Закончилась ее жизнь очень печально, она выбросилась из окна.

К светлым советским праздникам в Москве выпал снег, было холодно. В своих армянских туфельках, незадачливая Наташа тут же промочила ноги. В такси, по дороге на Николину Гору, Андрей грел на коленях ножки любимой.

Когда они вошли в дом, все с шумным любопытством уставились на нее, Наташа выдохнула: "Ой, я сейчас", и быстро убежала в ванную комнату. Там она сняла бигуди, долго колдовала над прической, подкрасилась. И, сдержавши свое обещание, ровно через час появилась в столовой. "Ах, ну это же абсолютный Гоген!" — восхитилась Наталья Петровна — "Какая хорошенькая!". Сели обедать. Юная гостья ела с большим аппетитом, что очень понравилось будущей свекрови.

После трапезы Наталья Петровна завернула девушку в огромную оренбургскую шаль и выдала свои боты. Отправились гулять. По дороге зашли в несколько домов. Бережно раскутывая ее, Наталья Петровна радостно представляла своим друзьям: "Невеста Андрона!". Все с любопытством смотрели на экзотический экземпляр, ласково поддакивали Кончаловской — "Да, да абсолютный Гоген!". Наталья Петровна, так же осторожно закутывала невестку, и они шли дальше. Так они посетили дома всех знакомых на Николиной Горе.

Наталья Петровна сразу же понравилась девушке, она была очень ласкова с Наташей, отдала ей свою шаль и резиновые сапоги и, чтобы та не обиделась обыденности подарка, заверила: "Возьми, пригодится. В Киргизии скоро начнутся холода". Эта крупная дама, несмотря на свой уважаемый возраст, была энергична, восторженна, даже шаловлива. Все, что рассказывал Андрон, обожавший свою мать, подтвердилось. А дом Кончаловских! В него невозможно не влюбиться, он искусно соблазняет гостей своей красотой, уютом, там всегда вкусно и празднично.

Московские чудеса продолжались. Восьмого сентября Андрон пригласил невесту пообедать в "Националь", сказал, что хочет познакомить с самым близким другом. Наташа удивилась, с каким подобострастием гардеробщики поклонились Андрону: "Здравствуйте, Андрей Сергеевич, давненько вы у нас не бывали!".

— Ну, прямо, как в "Повестях Белкина"! Как они Вас любят!

— Х-м, если бы не революция, они были бы моими крестьянами. Они из Михалково — нашего имения.

Друг Андрона — Влад Чесноков был переводчиком у Хрущева, часто ездил за границу. Он очень много знал, иронично рассказывал о жизни "слуг народа", Советскую власть называл Софьей Власьевной. Влад любил Андрона, и его ласковая любовь тут же распространилась и на Наташу. В этот вечер, опьяненная счастьем, обаянием собеседников и бокалом "Киндзмараули", Наталья позвонила Симе Владимировне. Директриса обрадовалась, услышав воспитанницу: "Где ты? Как у тебя дела? Как ты оказалась в Москве?". "Сима Владимировна, я выхожу замуж! Да, да! За Андрона Кончаловского! Я прилетела в Москву познакомиться с его родителями!". От радости Наташа не могла стоять на месте, на каждом слове она смешно подпрыгивала.

Вечером 11-го ноября молодые люди вернулись во Фрунзе. Когда они вошли в свой номер-люкс, тут же раздался телефонный звонок.

— Наташа, мне плохо. Срочно приезжай! — услышала девушка голос своей мамы. Андрон повез невесту на автовокзал, посадил в такси. Наталья очень нервничала — "До Алма-Аты 230 километров. Скорей бы доехать!" — всю дорогу подгоняла таксиста. Через три часа, поздно ночью она добралась до дома.

На пороге ее встретила мама. Мария Константиновна не выглядела больной: "Мне позвонила Серафима Владимировна", — сказала она, гневно теребя пояс платья — "Почему я от нее, из Москвы, узнаю, что ты выходишь замуж? А-а-а?"

В ответ растерянное молчание.

— Молчишь! Никуда ты больше не поедешь. Сниматься мы тебя не отпустим!

— Я не могу сорвать съемки — у меня договор!

— Он — мерзавец! Он первым делом должен был прийти к нам!

Имени Андрона не желали произносить, дабы не осквернять уста. Не раздеваясь, Наталья села в кресло — четверо суток она ничего не ела, только пила. Вся семья ополчилась на девушку. Только Танечка тайком пробиралась к сестре, совала под нос яблоко и, плача, уговаривала: "Ну, хоть яблочко съешь! Ведь с голоду помрешь!". Беспрерывно кто-то звонил по телефону, Мария Константиновна резко отвечала, бросала трубку.

Через день после пропажи артистки взволнованный режиссер примчался в Алма-Ату, захватив с собой директора картины Воловика. Они затаились возле Наташиного дома, от переживаний у Андрея Сергеевича начался понос. Поэтому помимо слежки за подъездом возлюбленной, он был занят поисками укромного местечка, где можно было бы приземлиться. Верный Воловик стоял на карауле. Каждый час Андрон звонил Марии Константиновне, умоляя вернуть Наталью. Никакие уговоры не помогали, мать была непреклонна. Она, подобна церберу, сторожила двери в комнату, где четверо суток прела в сапогах и пальто ее непокорная дочь. Тем временем отца семейства вызывали в ЦК — уговаривали, грозили исключить из партии. "Пожалуйста, исключайте", — спокойно говорил он — "Но дочь не отпущу".

На пятый день Натальиного заточения пришла какая-то женщина. В соседней комнате Мария Константиновна и незнакомка громко о чем-то спорили. Наташа с бьющимся сердцем, осторожно встала, вышла в коридор. И вдруг обнаружила, что входная дверь открыта. Перелетая через ступеньки, она выскочила на улицу, и попала прямо в объятия Андрона. Он тут же посадил девушку в "рафик" и они скорее помчались прочь.

Крепко обнявшись, Андрон с Наташей сидели и плакали. Наконец, он опомнился и воскликнул:

— Надо заехать в ЦК к секретарю Джангильдину, поблагодарить за помощь.

— За какую помощь?

— Он вызывал твоего упрямого отца. Требовал вернуть тебя.

Наталья разволновалась за папу. Но влюбленность так эгоистична — она быстро утешилась рядом с Андроном. Молодые люди заехали в ЦК, поблагодарили благодетеля и понеслись во Фрунзе.

Следующий день был ознаменован предложением Андрея Сергеевича своей руки, сердца и фамилии: "Все, бежим в загс. Скорее распишемся, чтобы никто не мог у меня отнять тебя". От предложенной славной фамилии Михалковых, Наталья отказалась: "Ваша фамилия и так знаменита, а я хочу, чтобы и фамилия моего папы тоже стала известна". В районом загсе — маленькой комнатушке, сплошь засиженной мухами, Андрея Сергеевича и Наталью Утевлевну расписали.