Возвращение - Миронова Елена. Страница 25

Но ведь не Антон же и впрямь убил коалёныша! Зачем ему это, он же не монстр, не зооманьяк! Конечно, Антон ему не нравится, но надо быть объективным. Зачем взрослому парню причинять вред невинному медведю?

Джонни, правда, утверждает, что он видел Антона в зимнем саду, а тот клянётся, что не был там до того момента, когда услышал горестный вопль ветеринара, и даже не подозревал о наличии в доме австралийских зверьков.

Люба, естественно, отругала Джонни, ей и в голову не может прийти, что Антон виноват. И всё-же по какой причине умер медвежонок?

Резник тяжело пережил смерть малыша, он очень любил своих коал. Это, конечно, не конец света, но очень больно и обидно.

А Антон…

Что-ж, он и впрямь сын Любы. Резник обратился в детективное агентство при «Теллурике», и отправил человека в город, где Люба родилась и жила до встречи с ним. Всё именно так, как говорил Антон и жена.

Тёща Резника не желала видеть ребёнка юной дочери, не хотела, чтобы та была в таком нежном возрасте матерью — одиночкой. Поэтому мальчик был отдан в детдом, а Любе сказали, что малыш умер. Так что жена была ни в чём не виновата.

И всё — же она старалась как можно больше времени проводить со старшим сыном, баловать его, и возмещала материнскую любовь и ласку, которых он был лишён много лет.

Антон с удовольствием принимал её заботы и подарки, впрочем, он постоянно говорил о том, что ему ничего не надо, и что он абсолютно счастлив тем, что обрёл семью.

Резник усмехнулся. Семью? Как таковой, семьи уже нет. Павел женился — значит, у него уже своя семья. Может быть, Мила соизволит родить ему детей, а Резнику — внуков! Люба занята исключительно Антоном, теперь он — её семья, она даже на Павлика не обращает никакого внимания. А он, Резник, остался в одиночестве.

«Все подружки по парам в тишине разбрелись, только я в этот вечер засиделась одна…» — вспомнилась ему русская народная песня. И всё-же, где его семья? Вернее, нет, не так. Не где, а кто… Вот в чём вопрос…

— Я думаю, нет никакого смысла продолжать это бесцельное совместное существование, — сообщил депутат Ковалёв своей жене рано утром за завтраком.

Обычно Галина не поднималась в такое время, однако же в последние месяцы исправно выполняла роль хорошей хозяйки, поджаривая мужу хлеб в тостере и отваривая яйца с сосисками. Это были почти все блюда, которые она научилась готовить за долгие тридцать с лишним лет брака.

— Не поняла, — она вздрогнула, и кипящее молоко в турке, которое она подогревала для кофе, чуть выплеснулось на плиту.

Ковалёв тоскливо посмотрел на неё, неувядающую женщину, которая так долго была его женой. Правда, из этих тридцати лет брака практически половину они спали в разных комнатах.

— Я говорю, что нам с тобой лучше было бы развестись, — повторил он, внутренне холодея.

Зная Галку, он понимал, что она этого просто так не оставит. Устроит ему скандал, взбучку, истерику, и причём не одну. И ему придётся всё это терпеть. Но он выдержит — ради Марины! Ради этой юной и нежной девушки, которая так его любит, он сделает всё, что угодно!

— А с чего ты взял, что я собираюсь с тобой разводиться? — неожиданно спокойно поинтересовалась жена. — Мне и так хорошо.

— Зато мне нехорошо! — взорвался Ковалёв, стремящийся вырваться из-под ига Галины, которым она его накрывала в течение всех лет совместной жизни. Вернее, совместного существования, потому что жить он начал только сейчас, когда повстречал Марину.

— И я собираюсь подать на развод!

— Подавай, — жена пожала плечами и спокойно налила молоко в кофе. Руки у неё даже не дрожали. — А я пойду в газету и расскажу всё про тебя!

— Что? — Ковалёву показалось, что он ослышался. — А что ты можешь рассказать про меня? Я же не маньяк — убийца, у меня нет страшных тайн!

— Ну, тайны всегда найдутся, — жена отхлебнула кофе и улыбнулась ему в лицо. — Страшные, или нет — это неважно. Интересно, как воспримут читатели газеты с миллионными тиражами, что депутат Госдумы пятнадцать лет был импотентом, и его бедняжка — жена не уходила от него, стоически терпела отсутствие секса, а теперь, когда он вылечился, решил оставить свою жену и пойти по бабам? Как они воспримут, что у этого новоиспечённого депутата дружок — сам Резник, который и протолкнул его в Думу, и собирается финансировать оппозиционную партию? Как они воспримут то, что у Ковалёва дочь — певица, которую папочка спонсирует на деньги налогоплательщиков?

— Но это же неправда, — воскликнул чрезвычайно скандализованный и уязвлённый Ковалёв, — её спонсирует её свекор, и ты прекрасно это знаешь!

— Да, но ведь читатели не знают этого, — справедливо возразила Галина, откусывая кусок купленного во французской булочной пирога, — пока они разберутся, что к чему, пока налоговая будет тебя обхаживать, ты уже перестанешь быть депутатом. И, потом, я обязательно упомяну о том, что в твоих ближайших друзьях ходит Саша Кравчук, известный гомосек!

— Кравчук — твой братец, между прочим! Это во —первых. Во-вторых, я не видел его сто лет, и никогда не был его другом! И в-третьих, дружбой с гомосексуалистом сейчас никого не удивишь, — сквозь зубы процедил Ковалёв. Он пытался держать себя в руках.

— Если только оба друга — педики, — засмеялась Галка.

Владимир Ильич в бешенстве поднялся из-за стола, зашёл в свою комнату и взял трубку. Он пытался бросить курить по просьбе Марины, но после такого чудесного утра ему просто необходимо было раскурить трубку. Жаль только, что не трубку мира…

В принципе, ему было плевать на выпады Галины. Его не интересовало, что подумают о нём читатели или скажут соседи. Но то, что эта статья затронет Резника — это было совсем не к чему. Он не мог так подставить друга, который поверил в него, вложил кучу денег, выдвинул его вперёд и вообще изменил всю его жизнь. Из законченного неудачника Ковалёв стал довольным жизнью мужчиной. И всё это — благодаря Резнику. А если его имя будут трепать газеты, Толик разозлится. Поэтому лучше пока ничего не предпринимать. Он будет продолжать встречаться с Мариночкой, а дальше будет видно. Но Галина, какова стерва! Ковалёв был вынужден признать, что она крепко схватила его за слабое место, и продолжает держать это место в кулаке.

— Боже, как красиво, — воскликнула Мила, примеривая браслет.

Он был действительно красив, тонкий, нежный, из маленьких розовых перламутровых жемчужин, он идеально ложился на запястье Милы, и подходил под перламутровые бусинки, которыми были украшены её волосы. Это стало модно — приклеивать бусины к волосам, и Мила не отставала от модниц, проводя большое количество времени в модных салонах.

Услугами Кравчука она не пользовалась, пока он страдал по своему Трубачову, и запивал свою тоску литрами мартини.

Ирина добавила, что браслет заговорён на супружеское счастье и долголетие, и Мила, поблагодарив, не преминула цинично улыбнуться.

— Не знаю, как насчёт счастья, а долголетие нашему союзу обеспечено, — сообщила она, разглядывая браслет. — Я ни за что не разведусь с Павлом, хотя он порой просто раздражает меня. Но, знаешь, мы нашли отличный способ сосуществования: он не трогает меня, я не трогаю его. У каждого — своя жизнь, и все довольны.

Он взглянула на Ирину, но у той было непроницаемое лицо.

— А как насчёт детей? — спросила она беспечно.

— Ты шутишь, — Мила округлила глаза. — Никаких детей! Сопли, грязные попки, ночные бдения, первые зубы… С ума сошла, что ли? Ты же себе такого не желаешь, верно? Зачем же тогда предрекаешь их мне?!

Ирина пожала плечами и добавила, что она ничего не предрекает, а всего лишь спросила. К тому же у неё-то есть ребёнок!

Мила ещё раз полюбовалась на браслет, и вдруг, хитро улыбнувшись, пропела:

— А у меня для тебя тоже сюрприз!

— Вся внимание, — пробормотала Ирина.

— Помнишь, ты говорила, что хочешь попасть в дом моего свёкра? Так вот, ты приглашена на ужин на этой неделе. Время оговорим дополнительно.