Сон №9 - Митчелл Дэвид Стивен. Страница 64
Госпожа Хохлатка со щетками на лапках натирала подножку.
– Только не сквернословьте, как этот Вольный Крыс, у которого что ни слово, то помои, мой господин.
Козел-Сочинитель погладил авторучку Сэй Сёнагон.
– Клянусь, что в древесной душе этого леса… в недрах его… я различаю отрывки несказанно сказочной сказки…
Непонятно было, думает он вслух или говорит про себя.
– Почтенный дилижанс заехал в глубь этого леса, насколько позволила дорога, и стоит здесь уже целую неделю… невероятный случай… я уверен, он пытается этим что-то сказать…
Потянуло вечерней прохладой, и госпожа Хохлатка зябко поежилась.
– Фокстрот-пудинг на ужин, мой господин. Дайте-ка своим глазам роздыху и побудьте немного слепцом.
Она мечтала, чтобы ночью почтенный дилижанс сдвинулся наконец с места, но сильно в этом сомневалась.
На следующее утро Питекантроп раскапывал глубокие скрипучие угольные пласты в поисках бриллиантов. Приближался день рожденья госпожи Хохлатки, а несколько ночей назад по дороге мимо почтенного дилижанса пронесся кабриолет, из радиоприемника которого звучала песня о том, что бриллианты – лучшие друзья девушек. Госпожа Хохлатка не была, конечно, девушкой, но Питекантроп надеялся, что упоминание о дружбе послужит ему оправданием. По пути наш древний предок натыкался на всякие вкусности – гнезда земляных червей, трюфели, личинки, а также на прикольных троллей, кротов, гнилых гадюк и взбудораженных барсуков, снизу доносился гул очага Земли, рокочущего в одном ему ведомом ритме. На такой глубине часов не наблюдают, и Питекантроп потерял всякое чувство времени.
– Эй ты, деревенщина неуклюжая,– отыскал его невозможно далекий голос– Куда ты запропастился?
Госпожа Хохлатка! Питекантроп мощным гребком рванул наверх, преодолел взрыхленную землю и меньше чем через минуту вынырнул на поверхность. Госпожа Хохлатка бегала вокруг, как безголовый цыпленок, хлопала крыльями и размахивала какой-то запиской.
– Наконец-то! Роешься в грязи, когда у нас горе!
Питекантроп замычал.
– Наш Господин собрался и ушел! Я заметила, что вечером он был сам не свой, а утром я нашла у него на старинном бюро эту записку! – Она сунула ее под нос Питекантропу.
Тот застонал – как они любят портить бумагу этими загадочными закорючками!
Госпожа Хохлатка вздохнула:
– У тебя было три миллиона лет, чтобы научиться читать! Здесь сказано, что Господин пошел в этот мерзкий лес! Один! Он написал, что не хочет подвергать нас опасности! Опасности? А если он повстречает домашнего живодера или, того хуже,– дикое животное? А если почтенный дилижанс вечером тронется в путь? Мы же навсегда потеряем нашего Господина! И он забыл свой ингалятор от астмы! – Госпожа Хохлатка начала всхлипывать, вытирая глаза фартуком, и это зрелище разрывало гигантское сердце Питекантропа.– Сначала его сказка, потом его ручка, а теперь он и сам потерялся!
Питекантроп умоляюще замычал.
– Ты… ты уверен? Ты сможешь отыскать следы Господина в этом коварном лесу?
Питекантроп замычал с надеждой.
Я слышу – внизу входит Бунтаро.
– Сейчас! – кричу я.– Спускаюсь!
Пробило два часа – сегодня последний день моего изгнания. На меня снова навалилась усталость – прошлой ночью шел дождь, и его толстые пальцы, барабанящие по клавишам крыш, мешали уснуть. Мне не давала покоя мысль, что кто-то где-то пытается разбить окно. Я аккуратно складываю страницы рукописи на старинном бюро, восстанавливая прежний порядок, и осторожно пробираюсь к люку. Кричу вниз:
– Извини, Бунтаро! Я зачитался!
Прощай, обитель сказок! Спускаюсь в гостиную. Там никого нет, но, обернувшись, я вижу темную фигуру, загородившую дверь у меня за спиной. Сердце комком застревает в горле. Это женщина средних лет, которая без тени страха, с любопытством изучает меня. У нее короткие волосы, просто подстриженные и седые, как у директора школы, который постоянно ждет неприятностей. Одета она неброско и безлико, как модель из почтового каталога. Мимо нее можно пройти раз сто и не заметить. Если только она вдруг не окажется в вашей гостиной. Она очень похожа на сову, и видно, что жизнь оставила на ней свои шрамы. Она смотрит на меня не отрываясь, как будто непрошеный гость – это я, а она находится здесь по праву и ждет, чтобы я объяснил свое появление.
– Кто вы такая? – в конце концов выговариваю я.
– Вы приглашали меня, Эйдзи Миякэ.– Вот голос ее забыть будет трудно. Надтреснутый, как шорох тростника, сухой, как от жажды.– И я пришла.
Она сумасшедшая?
– Но я никого не приглашал.
– Нет, приглашали. Два дня назад вы выслали приглашение на мой почтовый ящик.
Она?
– Детектив Морино?
Она кивает.
– Меня зовут Ямая.– Она обезоруживает меня улыбкой, столь же доброжелательной, как удар кинжала.– Да, я женщина, а не мужчина в женском платье. Быть невидимой – главное из тех качеств, которые необходимы в моей работе. Но я здесь не затем, чтобы обсуждать мой modus operandi, так? Вы не предложите мне сесть?
Все это так странно.
– Конечно, садитесь, пожалуйста.
Госпожа Ямал занимает диван, я опускаюсь на пол под окном. У нее взгляд дотошного читателя, под этим взглядом я чувствую себя книгой. Она смотрит мимо меня:
– Приятный сад. Приятный дом. Приятный район. Приятное убежище.
Кажется, она говорит не со мной. Предлагаю ей сигарету из последней Даймоновой пачки «Мальборо», но она отрицательно качает головой. Я закуриваю.
– Как вы меня, э-э, выследили?
– Я получила ваш адрес через «Токио ивнинг мейл».
– Они дали вам мой адрес?
– Нет, я сказала, что получила его. Потом проследила, как господин Огисо ехал сюда.
– При всем уважении, госпожа Ямая, я просил о досье, а не о визите.
– При всем уважении, господин Миякэ, вернитесь на землю. Я получаю записку от таинственного незнакомца, который просит у меня досье на самого себя, подготовленное для покойного Риютаро Морино за три дня до ночи длинных ножей. Какое совпадение. Я зарабатываю на жизнь, разгадывая совпадения. Послать мне записку было все равно что сунуть кусок свежего мяса в бассейн с акулами. У меня было три предположения: вы – возможный клиент, который хочет удостовериться в моем профессионализме; вы интересуетесь Эйдзи Миякэ по, возможно, корыстным личным мотивам; или, наконец, вы – отец Эйдзи Миякэ. Все три предположения стоило проверить. Проверяю и выясняю, что вы не отец, а сын.
Из сада доносится воронье карканье. Интересно, отчего вдруг госпожа Ямая стала такой печальной и непреклонной?
– Вы знаете моего отца?
– Официально мы не знакомы.
Официально не знакомы.
– Госпожа Ямая, мне не хочется, чтобы моя просьба показалась слишком прямой и глупой, но, пожалуйста, дайте мне досье на моего отца.
Госпожа Ямая складывает свои длинные, сильные пальцы домиком.
– Вот мы и добрались до того, зачем я здесь. Чтобы обсудить этот вопрос.
– Сколько?
– Бросьте, господин Миякэ. Мы оба прекрасно знаем о вашей финансовой несостоятельности.
– Тогда что же вы собираетесь обсуждать? Достоин ли я получить его?
Ворона вспархивает на балкон и заглядывает в дом. Размером она с целого орла. Шепот госпожи Ямая мог бы заставить замолчать стадион.
– Нет, люди моей профессии не имеют права учитывать в раскладе понятие «достоин».
– Что же учитывается в раскладе?
– Обстоятельства.
Звонят в дверь, и я резко вскакиваю – горячий пепел падает мне на ноги. Еще звонок. Просто нашествие какое-то! Несколько раз мигает специально установленная – из-за того, что сестра госпожи Сасаки глухая, догадываюсь я – лампочка. Гашу окурок сигареты. Так он и лежит, потухший, там, где я его бросил. Еще звонок – и смешок. Госпожа Ямая не двигается.
– Вы не хотите открыть?
– Извините,– говорю я, и она кивает.
Это глупо, но от волнения я не закрываю дверь на цепочку, а двое молодых людей за порогом так рады меня видеть, что на миг я пугаюсь, решив, что это ловушка, устроенная госпожой Ямая, и я угодил прямо в нее.