Унесенные ветром. Том 1 - Митчелл Маргарет. Страница 79
— Как она? — шепотом спросила Скарлетт.
— Ни единой слезы, — отвечала Мелани. — Когда женщина не может плакать, это страшно. Я не понимаю, как мужчины умеют все переносить, не давая воли слезам. Но, конечно, они сильнее и мужественнее нас. Миссис Мид твердит, что поедет в Пенсильванию одна, чтобы привезти его тело. Доктор не может покинуть госпиталь.
— Одна? Это ужасно. А почему Филу не поехать с ней?
— Она боится, что может за ним не уследить и он сбежит там на фронт. Он же такой рослый, а сейчас уже берут и шестнадцатилетних.
Соседи один за другим начали расходиться, боясь встретиться с доктором, когда он вернется домой, и Скарлетт вместе с Мелани принялась за шитье. Мелани держалась спокойно, хотя лицо ее было печально и на шитье порой капала слеза. По-видимому, она думала о том, что бои еще идут и, быть может, Эшли уже нет в живых, и Скарлетт, у которой сжималось сердце, была в нерешительности — передать ли Мелани слова Ретта Батлера, почерпнув горькое утешение в зрелище ее страданий, или промолчать? В конце концов она решила не говорить. Совсем ни к чему давать Мелани повод думать, что она слишком обеспокоена судьбой Эшли. Все были так поглощены своими тревогами, что, слава богу, никто — ни Мелани, ни тетушка Питти — не заметил ничего странного в ев поведении.
В полном молчании Скарлетт и Мелани продолжали шить. Но вот за окнами раздался шум, и, приподняв занавеску, Скарлетт увидела доктора Мида. Он спешился и направился к дому. Он шел сгорбившись, так низко опустив голову, что седая борода веером распласталась по груди. Медленно войдя в дом, он снял шляпу, положил свою сумку и молча поцеловал обеих женщин. Потом стал тяжело подыматься по лестнице. Через минуту из верхних комнат — длинноногий, длиннорукий, неуклюжий — выбежал Фил. Мелани и Скарлетт взглядом предложили ему посидеть с ними, но он выскочил на крыльцо и опустился на верхнюю ступеньку, уронив голову в колени, закрыв лицо руками.
Мелли вздохнула.
— Он сходит с ума, оттого что они не пускают его на фронт.
Пятнадцатилетний мальчишка! Ах, Скарлетт, как бы я хотела иметь такого сына, как он!
— Чтобы его убили на войне? — сказала Скарлетт, думая о Дарси.
— Лучше иметь сына и потерять, чем не иметь совсем, — сказала Мелли и сглотнула слезы. — Ты не можешь этого понять, Скарлетт, потому что у тебя есть Уэйд, а я… О, Скарлетт, как я хочу иметь ребенка! Ты, верно, считаешь, что не следует открыто говорить об этом, но что делать, раз это правда, и каждая женщина только о том и мечтает, и ты сама это знаешь.
Скарлетт едва не фыркнула, но, вовремя сдержалась.
— Если богу будет угодно.., взять у меня Эшли, я, наверно, сумею это перенести, хотя мне легче было бы умереть самой. Бог даст мне силы перенести эту утрату. Но как перенести то, что он мертв, а у меня даже нет от него ребенка, который послужил бы мне утешением в горе! Ах, Скарлетт, какая ты счастливица! Правда, ты потеряла Чарли, но у тебя остался его сын. А у меня, если я потеряю Эшли, не останется ничего. Прости меня, Скарлетт, но иной раз я так завидую тебе…
— Завидуешь мне? — воскликнула Скарлетт, чувствуя легкий укол совести.
— Потому что у тебя есть сын, а у меня нет. Порой я даже начинаю воображать, будто Уэйд — мой сын. Это так ужасно — не, иметь ребенка.
— Вот чушь какая! — с облегчением произнесла Скарлетт, Она скосила глаза на хрупкую фигурку и залившееся краской лицо, склоненное над шитьем. Мелани может, конечно, мечтать о ребенке, но она совсем не создана для того, чтобы рожать. Узкие бедра, плоская грудь и рост, как у двенадцатилетней девчонки.. Мысль о том, что Мелани может понести, почему-то вызвала у Скарлетт чувство гадливости. И это пробуждало еще другие мысли, множество других мыслей, которые были уже совсем непереносимы. Стоило Скарлетт подумать о том, что у Мелани может быть ребенок от Эшли, и у нее возникало такое чувство, словно ее ограбили.
— Ты не сердись, что я так сказала про Уэйда. Ты же знаешь, как я его люблю. Не сердишься?
— Не будь идиоткой, — сухо промолвила Скарлетт. — Лучше выйди на крыльцо, поговори с Филом. Он плачет.
Глава 15
Армия конфедератов, отброшенная назад в Виргинию — сильно поредевшая после поражения при Геттисберге, измотанная, — была расквартирована на зиму по берегам реки Рапидан, и перед наступлением святок Эшли приехал домой на побывку. Буря чувств, которую эта встреча, первая после двух лет разлуки, пробудила в душе Скарлетт, потрясла и испугала ее самое. Когда-то, в Двенадцати Дубах, на свадьбе Эшли и Мелани ей казалось, что нельзя любить сильнее и мучительнее, чем любила она его в те мгновения. Теперь она поняла, что в ту далекую ночь ее горе было подобно горю избалованного ребенка, у которого отняли любимую игрушку. Теперь она жила с вечной мечтой о нем в сердце и с вечной печатью на устах, и ее чувство к нему обострилось и окрепло.
Этот Эшли Уилкс, в линялом, залатанном мундире, с выгоревшими от палящего летнего солнца волосами, был совсем не похож на того беспечного юношу с мечтательным взглядом, в которого она так отчаянно влюбилась накануне войны. Не похож — и еще более притягателен. Раньше он был строен и белокож, теперь стал худ и смугл, а длинные кавалерийские усы придавали ему мужественный вид закаленного в боях красавца воина. Он стоял — майор армии конфедератов Эшли Уилкс — подтянутый в своем видавшем виды мундире, с револьвером в порыжевшей кобуре на боку, кончик потертых ножен легонько постукивал о высокий сапог, исцарапанные шпоры тускло поблескивали. Привычка командовать уже оставила на нем свой отпечаток, придав его облику уверенный и властный вид и проложив жесткую складку в углах рта. Было что-то новое, непривычное в его осанке, в решительном развороте плеч, а в глазах появился чуждый ему прежде холодок. Мягкую непринужденную грацию движений сменила настороженность и быстрота дикого животного или человека, чьи нервы постоянно натянуты как струна. И была при этом какая-то усталая опустошенность в его взгляде и суровость — в резких линиях скул и смуглых запавших щек… Он был по-прежнему красив, ее Эшли, но только стал совсем другим.
Скарлетт собиралась поехать на святки домой, но когда пришла телеграмма от Эшли, никакая сила на земле; даже не допускающий возражений приказ Эллин не заставил бы ее покинуть Атланту. Если бы Эшли решил провести отпуск в Двенадцати Дубах, она поспешила бы в Тару, чтобы быть ближе к нему, но Эшли написал своим, чтобы они приехали повидаться с ним в Атланту, и мистер Уилкс, Милочка и Индия были уже в городе. И теперь уехать домой и не увидеться с Эшли после двух лет разлуки? Не услышать его голоса, от которого так сладко замирает сердце? Не прочесть в его взгляде, что он ее не забыл? Да никогда! Ни за что на свете, даже ради мамы!
Эшли приехал домой за четыре дня до сочельника с небольшой компанией своих земляков, также отпущенных на побывку, совсем небольшой группой уцелевших после Геттисберга. Среди них был Кэйд Калверт — исхудалый, измученный неуемным кашлем; братья Манро — пузырившиеся от радости, что получили наконец увольнительную, первую за три года, и Алекс и Тони Фонтейны — вдохновенно пьяные, шумные и задиристые. Всем им предстояло два часа ждать пересадки, и это подвергало серьезному испытанию изобретательность оставшихся трезвыми членов компании — как удержать братьев от драки друг с другом и с первым встречным на вокзале? И кончилось тем, что Эшли почел за лучшее взять их с собой к тетушке Питтипэт, — Казалось бы, в Виргинии у нас не было недостатка в драках, — с горечью сказал Кэйд Калверт, глядя на взъерошенных, как бойцовые петухи, братьев, первыми подошедших к ручке взбудораженной и польщенной тетушки Питти. — Так нет же. Не успели мы прибыть в Ричмонд, как они уже были пьяны в дым и каждую минуту лезли в драку. Их тут же забрал патруль, и, не сумей Эшли дипломатично улестить начальника, просидели бы они все святки за решеткой.
Но Скарлетт его почти не слушала — она не помнила себя от, радости, что Эшли снова здесь, рядом. Как могло хоть раз за эти два года показаться ей, что кто-то из мужчин тоже красив, мил, обаятелен? Как могла она допускать их ухаживания, когда на свете существует Эшли? Вот он снова возле нее, их разделяет только этот ковер, и она готова была всякий раз расплакаться от счастья, когда бросала взгляд на кушетку, где он сидел с Мелани по одну руку, Индией по другую и Милочкой, прильнувшей сзади к его плечу. Ах, если бы и она имела право сидеть вот так, рядом с ним, просунув руку ему под локоть! Если бы она могла каждую минуту дотрагиваться до его рукава, чтобы еще и еще раз убедиться, что он действительно здесь, держать его за руку, смахивать его платком слезы радости, набегавшие на глаза, словом, делать все то, что Мелани, не стыдясь, проделывала при всех. Радость заставила Мелани забыть свою сдержанность и застенчивость, она не выпускала руки мужа и открыто — взглядами, улыбкой, слезами — вся растворялась в любви к нему. А Скарлетт была так счастлива, что впервые в жизни не испытывала ревности. Эшли возвратился домой!