Служба внешней разведки - Млечин Леонид Михайлович. Страница 18

Уже арестованный Сергей Шпигельглас, бывший заместитель начальника разведки, на допросе рассказал, что, когда пришло сообщение о смерти Седова в Париже, он доложил наркому внутренних дел Ежову. Тот сказал:

— Зайдите.

Шпигельглас принес ему телеграмму из Парижа. Ежов прочитал ее и довольно сказал:

— Хорошая операция. Вот здорово мы его, а?

Ежов доложил в ЦК, что его люди покончили еще с одним врагом советской власти. И коллеги-чекисты с долей зависти спрашивали Шпигельгласа:

— Как это вы разделались с Седовым?

Впрочем, надо иметь в виду, что Шпигельглас стал давать показания после того, как его стали избивать. Судя по протоколам допросов, это произошло 31 мая 1939 года. В это время полным ходом шло следствие по делу Николая Ивановича Ежова, арестованного 10 апреля. Ежова обвиняли во всех смертных грехах, включая гомосексуализм. Возможно, следователи с помощью Шпигельгласа хотели приписать Ежову еще и обман руководства партии…

3 февраля 1941 года НКВД поделили на два наркомата — внутренних дел и государственной безопасности. Разведка за границей получила статус первого управления наркомата госбезопасности.

Историки пришли к выводу, что советская разведка выполнила свой долг и заблаговременно доложила руководству страны о готовящейся агрессии со стороны Германии.

17 июня 1941 года Фитин отправил в Кремль спецсообщение из Берлина от Старшины и Корсиканца: «Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью завершены, удара можно ожидать в любое время».

Но Сталин и его окружение верили в возможность долговременного сотрудничества с Гитлером. Поэтому в спецсообщениях разведки, которые подписывал Фитин, Сталин видел только то, что хотел видеть. Сообщения разведки о концентрации немецких войск на советских границах, о предполагаемой дате нападения на Советский Союз были напрасны.

Сталину не нравилось, когда разведчики доверяли своим информаторам. Он однажды пожурил начальника военной разведки Проскурова:

— У вас душа не разведчика, а душа очень наивного человека в хорошем смысле этого слова. Разведчик должен быть весь пропитан ядом, желчью, никому не должен верить…

К началу войны Советский Союз располагал в Германии обширной разведывательной сетью, включавшей агентов в военно-воздушных силах, министерстве иностранных дел, министерстве экономики, в гестапо и на оборонных предприятиях.

Наркомат госбезопасности имел нелегальную организацию в Берлине, которой руководили ставшие потом известными антифашисты Харро Шульце-Бойзен (обер-лейтенант люфтваффе, оперативный псевдоним Старшина) и Арвид Харнак (сотрудник имперского министерства экономики, Корсиканец). Обладая широчайшими связями, они поставляли в Москву полноценную информацию, которой Фитин мог гордиться. В эту группу входили больше ста человек, которые собирали сведения для советской разведки.

Военная разведка не отставала от политической и располагала нелегальными группами в Бельгии, Голландии и Франции.

Группе Харнака и Шульце-Бойзена в конце мая 1941 года доставили радиопередатчики и системы шифрования. Но когда началась война, передатчики не заработали.

Москва требовала самой свежей информации, и немедленно. Шифросвязь с закордонными резидентурами осуществляло 13-е отделение 5-го спецотдела НКВД. Существовали огромные сложности в организации связи с нелегалами. Радиостанции, которыми располагала агентура в Европе, были маломощными. Сигнал едва доходил до Бреста, но наступавшие немецкие войска заняли его в первые дни войны.

Радисты в советских резидентурах в Лондоне и Стокгольме напрасно часами просиживали у приемников. Тогда Фитин вынужден был обратиться за помощью к военной разведке, чьи нелегальные резидентуры в Европе продолжали действовать.

Военные разведчики наведались в Берлин. Оказалось, что передатчики не работают и наладить их невозможно. Нелегальные резидентуры взяли на себя передачу полученной информации. В первые месяцы войны они очень много работали. Радисты сидели в эфире часами, рации засекались, и разведчиков арестовывали одного за другим.

Гестапо выследило нелегальные резидентуры военной разведки и захватило радистов вместе с передатчиками. Гестаповцы начали ловкую радиоигру с Москвой, снабжая ее дезинформацией, и чекисты не скоро обнаружили, что их водят за нос.

Обращение Фитина к военной разведке за помощью оказалось роковым и для агентуры политической разведки. На допросах схваченные военные разведчики назвали и берлинские адреса. Трагедию завершила отправка двух связных в Германию.

Летом 1942 года ночью с самолета в районе Брянска, оккупированного немецкими войсками, были сброшены два радиста — Альберт Хесслер, бывший член компартии Германии, воевавший в Испании, и русский немец Роберт Барт, давно работавший на НКВД. За несколько дней они добрались до Германии. Хесслер нашел членов подпольной группы и попытался помочь им наладить передатчик, но безрезультатно. Ни он, ни приютившие его люди не подозревали, что их дом находится под наблюдением. Арест был вопросом времени.

Вскоре вся группа Харнака и Шульце-Бойзена тоже была арестована. Гестапо отдало под суд сто двадцать девять человек. Хесслер отказался работать на гестапо. Его расстреляли.

Роберту Барту поручили еще более ответственное задание — стать связным Вилли Лемана, сотрудника гестапо, который с 1929 года под оперативным псевдонимом Брайтенбах работал на советскую разведку.

В 1938 году, когда советская резидентура в Германии была уничтожена Сталиным, связь с Вилли Леманом прекратилась. Два года он ничем не мог помочь Советскому Союзу, потому что к нему никто не приходил. Связь была восстановлена в начале 1941 года и прервалась с нападением Германии на Советский Союз.

Роберта Барта гестапо арестовало сразу. Он не только выдал Вилли Лемана, но и согласился передавать в Москву то, что нужно немцам. В 1945 году Барт оказался в руках американцев. Они передали его советским представителям. Барта расстреляли.

Советская агентурная сеть в Германии была потеряна. Но советская разведка продолжала давать ценную информацию: выведывали ее не у врага, а у союзников. В годы войны поток информации от советских агентов в Англии был настолько велик, что резидентура не успевала ее обрабатывать. Секретные документы приносили буквально чемоданами.

20 июля 1941 года НКВД и НКГБ объединили. Разведка под руководством Фитина стала первым управлением НКВД. Но ее численность серьезно сократилась. В годы войны непосредственно против нацистской Германии работало другое управление, четвертое. Им руководил Павел Судоплатов. А Фитину осталась дальная разведка. В августе 1941 года в его подчинении было двести сорок восемь человек, в мае 1942 года — сто тридцать пять, в мае 1943 года — сто девяносто семь.

В годы войны в составе разведки сформировали отдел по взаимодействию с английской и американскими разведками. В качестве представителя британского Управления специальных операций, которое вело разведывательно-диверсионную работу против немцев, в Москву приехал известный разведчик Джордж Хилл. В первые годы войны с помощью английской авиации на территорию оккупированной немцами Европы были переброшены двадцать советских агентов-парашютистов.

Американцы и англичане демонстративно не работали против СССР, союзника в борьбе против нацистской Германии. Советская разведка, напротив, использовала благожелательное отношение союзников для глубокого проникновения в обе страны, особенно в Соединенные Штаты.

Перед отъездом в Соединенные Штаты в конце 1941 года нового резидента разведки в Вашингтоне Василия Зарубина принимал Сталин, который, перечисляя стоящие перед ним задачи, подчеркнул, что важнее всего «добывать информацию о новейшей секретной технике, созданной в США, Англии и Канаде».

Василий Михайлович Зарубин — один из самых уважаемых советских разведчиков. Никто не любит вспоминать, что он принял участие в позорном уничтожении польских военных, взятых в плен осенью 1939 года, когда Гитлер и Сталин поделили Польшу. Майор госбезопасности Зарубин, участвовавший потом в похищении атомных секретов в Соединенных Штатах, был командирован в один из трех основных лагерей, Козельский, и руководил бригадой следователей. Они сортировали польских военнопленных, решая, кому жить, а кому умереть…