Железный Шурик - Млечин Леонид Михайлович. Страница 85

Впрочем, в роли главы профсоюзов энергичный и популярный Шелепин тоже был неудобен Брежневу.

Леонид Замятин:

— Шелепин, как человек большой энергии, стал бывать на заводах, общаться с рабочими. Выдвинул программу социальной поддержки рабочего класса, занялся строительством санаториев для рабочих. Популярность его росла.

Говорят, что Шелепин вдохнул новую жизнь в безвластные профсоюзы. При нем профсоюзные комитеты почувствовали себя уверенно и на равных говорили с администрацией, не позволяя директорам нарушать права рабочих.

Николай Егорычев:

— Пришел Шелепин в профсоюзы, люди вздохнули свободно. Другой климат — можно прийти к человеку, он примет, выслушает, поможет… Но работать Шелепину уже было трудно. Когда его перевели в ВЦСПС, он на каждом шагу чувствовал, что его оттирают.

Владимир Семичастный:

— У него уже вообще не ладились отношения с Брежневым. Все предложения, которые он вносил, работая в ВЦСПС, либо мариновались, либо отклонялись. Шелепин оказывался в глупом положении перед своим активом. Он действовал энергично, но его идеи благополучно проваливались. Брежнев сбивал его авторитет и опускал до уровня обычного чиновника.

Брежнев по-прежнему воспринимал Шелепина как соперника. Тесные контакты с Шелепиным стали опасным делом.

У нового генерального директора ТАСС Леонида Замятина возникла идея построить дом отдыха для тассовцев с помощью профсоюзов. Встреча с Шелепиным едва не окончилась для Замятина печально. Его срочно вызвали в Барвиху к Брежневу.

Охранник сказал:

— Леонид Ильич гуляет возле озера.

Замятин пошел его искать. Леонид Ильич прогуливался с какими-то людьми. Увидев Замятина, отошел с ним в сторону, где их никто не слышал:

— Если бы я тебя не назначил на эту должность два месяца назад, то сегодня бы снял.

— Чем же я провинился? — спросил Замятин.

— Ты у Шелепина в ВЦСПС был?

— Да, — пояснил Замятин, — я хотел ускорить строительсво дома отдыха.

— Но ты с ним еще и обедал?

— Он меня пригласил, — признал Замятин.

— О политике говорили? Честно.

— Ни слова, — поклялся Замятин. — Только о социальных делах.

Генеральный секретарь сказал Леониду Митрофановичу прямым текстом:

— Всех идеологов, которые окружали Шелепина, мы отослали за рубеж или в другие места. Сейчас он ищет новых людей на идеологическом фронте, формирует новую команду. И тебя не случайно пригласил пообедать. Он, видишь, не бросил своих идей. Мне это не нравится. И мы с этим покончим. Может, я виноват, что не предупредил тебя, но я не мог предположить, что ты сразу поедешь к Шелепину… Тебе надо знать, каких друзей выбирать…

Александр Николаевич продолжал вести себя самостоятельно. Искусствовед Даль Орлов вспоминал, как главный режиссер театра «Современник» Олег Николаевич Ефремов к пятидесятилетию октябрьской революции поставил пьесу Михаила Филипповича Шатрова «Большевики». Цензура ее запретила. Министр культуры Екатерина Алексеевна Фурцева взяла на себя смелость разрешить спектакль. Полгода он шел без разрешения.

Когда, наконец, получили разрешение, главный редактор «Труда» Александр Михайлович Субботин позволил опубликовать положительную рецензию. Но чтобы подстраховаться, послал газетную полосу Шелепину в ВЦСПС. Шелепин прочитал и разрешил. Подпись члена политбюро была законом для цензуры.

Шелепин вспоминал, как накануне одного из пленумов ЦК он зашел к главе правительства Косыгину. Сказал, что как руководитель профсоюзов настаивает на принятии поправок к пятилетнему плану, предусматривающих повышение жизненного уровня людей. Изложил конкретные предложения ВЦСПС. Предупредил: если Косыгин этого не сделает, то Шелепин выступит сам.

Алексей Николаевич немедленно пересказал разговор Брежневу. Тот буквально через час пригласил к себе Шелепина.

Сразу спросил:

— Какие у тебя отношения с Косыгиным?

— Вы же знаете, что на заседаниях политбюро мы с ним по принципиальным вопросам остро спорим, — ответил Шелепин.

Это Брежнева вполне устраивало.

— Ты говорил Косыгину, что собираешься выступать на пленуме?

Шелепин подтвердил и объяснил, что именно он намерен сказать. Брежнев попросил его не выступать и твердо обещал учесть его предложения. Но ничего не сделал. Главное для него было — не пустить Шелепина на трибуну партийного пленума.

Александр Николаевич не делился своими неприятностями даже с близкими друзьями.

— Я приехал из Литвы, — рассказывал Харазов. — Зашел к нему на работу. Никаких разговоров в его кабинете не вели, понимали, что это бесследно не пройдет. Когда он отдыхал в Литве в Паланге, вот тогда погуляли и поговорили всласть. Но он никогда не рассказывал, что у них делалось в политбюро, хотя и я был на партийной работе.

Известный дипломат Борис Иосифович Поклад был старшим помощником первого заместителя министра иностранных дел Василия Васильевича Кузнецова. Однажды утром Покладу позвонил помощник Брежнева по международным делам Александр Михайлович Александров-Агентов. Он поинтересовался, отправлена ли уже в ЦК записка относительно зарубежной поездки Шелепина. Поклад ответил, что проект записки подготовлен и находится на столе у Кузнецова, исполнявшего в тот момент обязанности министра.

— Василий Васильевич, — доложил Поклад, — к сожалению, в данный момент уехал из министерства.

Александров попросил сообщить Кузнецову, что запиской интересуется Брежнев.

Сотрудники секретариата бросились искать Кузнецова. Звонили по всем телефонам, но он словно пропал. Минут через сорок вновь позвонил Александров. Узнав, что Кузнецова нет и связаться с ним не удалось, попросил прислать записку без подписи и.о. министра.

Дисциплинированный Поклад ответил, что без разрешения Кузнецова он не может послать записку, но приложит все силы, чтобы найти шефа. Александров недоуменно заметил:

— Но эту записку ждет Леонид Ильич!

Поклад оказался в безвыходном положении. Если он отправит записку, Кузнецов будет недоволен: как вы могли без моего ведома! Если не отправит, шеф будет еще больше недоволен: как вы могли не выполнить поручение Леонида Ильича!

Около часа дня раздался новый звонок Александрова, не скрывавшего своего раздражения. Он грозно заметил, что Леонид Ильич просто удивлен, как это до сих пор нет записки, которую он давно ждет?

Поклад не выдержал и отправил документ. Он понял, что записка позарез нужна к заседанию политбюро.

После заседания политбюро приехал, наконец, Кузнецов и предъявил претензии своему помощнику:

— Почему вы без моего разрешения отправили проект записки в ЦК, хотя знали, что я ее не подписал?

Борис Поклад объяснил, что держался до последнего и отослал записку, когда в ЦК уже лопнуло терпение.

«На следующий день утром, — вспоминал Поклад, — мне позвонил Александров и принялся благодарить. Он говорил, что я проявил понимание всей сложности ситуации и так далее.

Возникает вопрос: а в чем, собственно, эта самая сложность? Как потом стало известно, надо было отправить Шелепина за границу, чтобы за время его нахождения там освободить от занимаемых постов».

В семьдесят пятом году Шелепин во главе профсоюзной делегации поехал в Англию. Его плохо встретили — демонстрациями, протестами. Устроили ему настоящую обструкцию. Для англичан он оставался бывшим председателем КГБ, который отдавал приказы убивать противников советской власти за рубежом. Вспомнили историю убийства Степана Бандеры и приговор западногерманского суда, который назвал организатором убийства Шелепина.

Причем заранее было известно, что Шелепину в Лондон лучше бы не ездить. Руководство британских профсоюзов говорило советскому послу, что лучше было бы командировать кого-то другого. Но в Москве на эти предупреждения внимания не обратили.

Возле здания британских профсоюзов собралась протестующая толпа. Бывший сотрудник лондонского бюро АНП Владимир Добкин вспоминает, что пришлось Шелепина вывозить через черный ход, а посольского водителя, который вышел к лимузину, приняв, видимо, за Шелепина, закидали яйцами и пакетами с молоком.