Инженер магии - Модезитт Лиланд Экстон. Страница 2

– Правда, есть некоторое условие.

– Какое еще условие?

– Ты должен сохранить великую дорогу и сам стоять среди своих гор, когда будешь их вздымать.

– Я так понимаю, мне следует быть поосторожнее, – хмыкает Джеслек.

– Просто прояви благоразумие. Кому нужен Высший Маг, неспособный совладать с им же высвобожденным хаосом? Пример тому – злосчастный Дженред.

– Ой, только избавь меня от поучений!

– Ладно, ладно... Вы, молодые, не нуждаетесь в притчах и преданиях, потому как считаете, будто с вашим рождением мир стал другим и все прежнее безнадежно устарело.

Джеслек хмурится, но кивает.

– Ну так что, мне приступать?

– Разумеется, дорогой Джеслек. Только прошу, когда ты решишь поднять-таки свои горы, не забудь известить меня.

– Уж будь спокоен. Я хочу, чтобы ты ничего не пропустил.

IV

– Проклятье, Доррин! – взяв щипцами короткий, еще сохраняющий желтовато-коричневый цвет, но уже начинающий приобретать черноватый блеск железный брусок, кузнец кладет его на кирпичный очаг рядом с наковальней.

Румянец стыда заливает и без того раскрасневшееся в жару кузни мальчишеское лицо.

– Прости, Хегл.

– Из извинений, малец, ничего путного не выкуешь. Видишь, теперь у меня имеется кусок черно-гармонизированной стали, который решительно ни на что не пригоден. Его ни к чему не приспособишь и даже расплавить можно только в чародейском горниле. Тьма, ты привносишь слишком много гармонии во все, с чем имеешь дело. Сам Найлан вряд ли выделывал такие трюки! Скажи хоть, о чем ты при этом думал?

– О том, что у тебя выйдет, когда ты закончишь работу.

– Ну вот что, – говорит кузнец, покачав головой. – Закончу-ка я тут без тебя. А за тобой, когда придет время, пошлю Кадару.

Доррин поворачивается и направляется к дверям – их держат открытыми, чтобы кузница проветривалась. Кузнец берет щипцами новую полосу железа и подносит к горну.

Губы рыжеволосого паренька побелели, так сильно он сжал их. Он еле-еле уговорил отца позволить ему проводить время в кузнице, и вот, пожалуйста, – Хегл его выставляет!

Выйдя наружу, Доррин первым делом направляется к умывальне, где прохладной водой смывает с лица и жар кузницы, и краску смущения. Попив из крана, он переводит взгляд на сад. Бордюры из серого камня разбивают посадки разноцветных трав и немногочисленных пурпурных цветов бринна на аккуратные, почти правильные прямоугольники.

Доррин тянется чувствами к растениям и тут же ощущает, как начинают подгнивать в теплой земле корни пряного зимника. Матушка говорила ему, что это растение, привычное к несравненно более холодному климату Нолдры, с трудом приживается в прогревающейся почве Отшельничьего. Наработанным практикой усилием он добавляет душистой голубовато-зеленой травке внутренней упорядоченности. Теперь у нее достанет сил справиться с темным грибковым наростом.

Паренек привычно проверяет и остальные растения, даже розмарин, растущий на более сухом верхнем ярусе разбитого на террасе сада. Потом он выпрямляется, покачав головой, но не растрепав при этом ни единой прядки из своей плотной курчавой шевелюры.

– А я-то удивляюсь, с чего это в нынешнем году у меня так удались пряности! – произносит невесть откуда взявшаяся у водоема плотная седовласая женщина.

– Прошу прощения, – бормочет Доррин.

– Не за что. Травкам твое воздействие на пользу, даже если ты обладаешь лишь малой толикой умения твоей матушки, – с улыбкой говорит она. – Но почему ты в саду?

– У меня мысли блуждают, – признается паренек. – Я задумался не о том и превратил непрокованный брусок в черную сталь. Хегл был очень недоволен.

– Еще бы! – понимающе кивает жена кузнеца. – Но ничего, невелика беда. А бруску применение найдется. Сгодится хотя бы как пример силы твоего воздействия... – Не договорив, женщина качает головой и меняет тему: – У Кадары сегодня вечерние занятия, она останется в Храме допоздна.

– Знаю. Я собираюсь домой; посижу, пока не понадоблюсь Хеглу.

Рыжеволосый юноша поворачивается и шагает по мощеной дорожке к выложенной каменными плитами улице. Жена кузнеца, слегка покачав головой, смотрит ему вслед, после чего переводит взгляд на свои грядки. На лице ее появляется улыбка.

V

Отец, как всегда, – в черном. Он полностью погружен в свои занятия и при виде шагающего по каменной дорожке паренька лишь слегка приподнимает голову.

За спиной отца Доррин видит Черный Чертог – здание, где проходят встречи Совета, членом которого состоит маг. Жильем Чертог не служит уже три столетия, с самой кончины Основателей. Левее Черного Чертога начинается Главный тракт, тянущийся к юго-восточной оконечности Отшельничьего. Южная половина острова, не считая нескольких ремесленных поселений и плодородной, дающей лучшие урожаи злаков долины реки Фейн, остается лесистой и почти безлюдной.

Доррин хмурится, задумавшись о том, насколько правдивы предания о Креслине и Мегере. Как, например, могло случиться, чтобы они оба умерли в одно мгновение – на заре, с появлением над горизонтом солнца? Не выдумка ли это, которую ему предлагают просто принять на веру? Вот конструкции машин – те основаны вовсе не на слепой вере. Или – тут юноша еще пуще сдвигает брови – без веры не обходится и тут?..

– Доррин! – окликает его отец. – Нам нужно поговорить. Сходи, позови брата.

– Хорошо.

Юноша спускается с террасы в сад Кила. По его расчетам, братец должен был заниматься прополкой, поскольку матушка пригрозила, что пока сады обоих братьев не будут приведены в порядок, оба останутся без сладкого. Для самого Доррина – при мысли об этом он даже ухмыльнулся – поддержание порядка в саду никогда не представляло проблемы. А вот Кил, его темноволосый младший братишка, предпочитает рыбачить, охотиться на крабов или просто глазеть на океан. Все что угодно, лишь бы не возиться с грядками.

Коренастый мальчуган и не думал заниматься прополкой. Он уныло сидел над кучкой увядших сорняков.

– Терпеть не могу возиться с веточками-цветочками, – проворчал он, завидев брата. – Ну почему меня не отпустили с Брайсом, как мне хотелось?

– Наверное, – промолвил Доррин, опускаясь на колени и начиная прямо за разговором удалять лишние побеги, – все из-за того, что наш папа – маг воздуха, а мама – целительница. Будь они рыбаками, как родители Брайса, то наверное, вовсе не хотели бы определить нас в колдуны...

– На дух не переношу эту прополку!

– Знаю, – кивает Доррин, ловко и быстро прореживая грядки и одновременно поглаживая полезные травы, чтобы укрепить их внутренний порядок. – Я знаю.

– Тебе ведь и самому не шибко нравится учиться магии воздуха, правда?

Доррин пожимает плечами:

– Нет, учиться я не против, мне нравится узнавать новое. Но вот заниматься мне хотелось бы совсем другим. Мастерить вещи, причем не серпы да лемехи, как Хегл, а хитрые машины, которые помогают людям и даже сами могут делать вещи попроще. А смешивать ветра или вызывать бури я не буду.

– Отец тоже никаких бурь не вызывает. Он сам говорил, что может лишь чуть-чуть изменять силу и направление ветра.

– Это потому, что он опасается нарушить Равновесие, – поясняет Доррин. – Но что толку обладать силой, если все равно не можешь ею воспользоваться! Мне больше по нраву заниматься чем-нибудь по-настоящему полезным.

– Ага. Рыбачить, например, очень даже полезно, – взгляд мальчишки падает на ловкие пальцы брата, и он завистливо добавляет: – На тебя посмотреть, так эта прополка кажется пустяшным делом.

– Ладно, – говорит Доррин вставая, отряхивая серые брюки и отирая грязь с пальцев, – пойдем. Отец послал меня за тобой. У него есть новости.

– Насчет чего?

– Не знаю, но не думаю, что насчет чего-нибудь хорошего. Он выглядел задумчивым.

– Как в тот раз, когда ты испортил Хеглову железяку?

Доррин заливается краской и, отвернувшись, чтобы не заметил брат, бросает: