Инженер магии - Модезитт Лиланд Экстон. Страница 8

– Прошу прощения, магистра, – подает голос Доррин, поднимая глаза на Лортрен. – Нельзя ли уточнить насчет интеллектуального мошенничества? Хотелось бы услышать точное определение этого понятия.

– Да, – усмехается Лортрен, – понятие довольно расплывчатое, но могу пояснить, что речь идет о всякого рода лжи. У нас нет времени разбираться с обманщиками, поэтому вы должны давать на все вопросы наставников правдивые, точные и исчерпывающие ответы. Правдивость – наше основное требование. Если вдуматься, так это другая сторона требования проявлять искреннее усердие. Уже в качестве рекомендации могу добавить: желательно, чтобы вы были честны и друг с другом. А поскольку честность не всегда ладит с тактом, – она обводит учеников взглядом, – не стоит спрашивать «хорошо ли я выгляжу?», если ты знаешь, что выглядишь сегодня хуже демона.

У многих это замечание вызывает улыбки.

– Еще вопросы есть? Нет? Тогда к делу. Я начну с того, что ознакомлю вас с некоторыми не слишком хорошо известными аспектами истории Отшельничьего. Это имеет отношение к тому, почему вы здесь.

Доррин ерзает на плотной коричневой подушке.

– Принято считать, что Основатели являлись мудрейшими, добрейшими и совершеннейшими из людей; что Креслин являл собой совершеннейший образец благородства, свой магический дар использовал лишь во благо и любил Мегеру больше жизни. Ну а Мегера, согласно преданиям, превосходила всех одаренностью и красотой, клинком владела не хуже Стража Западного Оплота, Креслина любила всем сердцем и обладала глубочайшим пониманием самой сути гармонии. В известном смысле так оно и было, но для нас важнее то, что все это ложь.

По комнате прокатывается приглушенный гул.

– Креслин являлся, пожалуй, одним из величайших бойцов своего времени, и его путь от Западного Оплота до Отшельничьего не просто орошен, а буквально залит кровью. Поначалу он решал все свои проблемы одним-единственным способом – с помощью меча. Например, он прикончил солдата, положившего глаз на Мегеру, хотя она и сама вполне могла постоять для себя. У него хватало сил, чтобы использовать магию гармонии для убийства, и именно так он и поступал. Вызванные им бури погубили тысячи людей. Правда, после таких подвигов ему становилось плохо, но это едва ли меняет дело.

Все десять учеников хранят гробовое молчание.

– Что до Мегеры, этого нежнейшего ангела, – продолжает магистра, – то поначалу она была Белой колдуньей, угрожавшей в Сарроннине власти своей родной сестры. Прежде чем сменить хаос на гармонию, она сгубила огнем добрых два десятка людей, а если и отреклась от хаоса, то не с охотой, а лишь ради спасения своей жизни. И взяла в руки меч с единственной целью: превзойти Креслина в искусстве убивать людей.

Да и совместная жизнь наших славных Основателей вовсе не была такой уж безоблачной. Достаточно сказать, что они отчаянно враждовали всю дорогу от Монтгрена до Отшельничьего, а в одной постели оказались лишь через год после свадьбы. Во время их последней стычки люди видели молнии с расстояния в дюжины кай. Считается, что после этого они уже не ссорились, но едва ли их отношения стали такими нежными и безмятежными, как это расписывали ваши учителя, – магистра указывает пальцем на Эдила. – О чем эта история говорит тебе?

– Ну, о том, что вещи не всегда таковы, какими кажутся.

– Ты мог бы додуматься и до большего. Ну а ты, – она переводит взгляд на Джилл, – ты, купеческая наследница, что думаешь?

– Думаю, что ты вознамерилась поразить нас всех правдой.

– Используя слово «правда», дитя, следует быть поосторожней. Правда и факты – вовсе не одно и то же. Ну а ты, – на сей раз Лортрен смотрит на Доррина, – что скажешь, любитель мастерить игрушки?

– Кроме желания поразить нас, – отвечает Доррин, стараясь собрать воедино разбегающиеся мысли, – ты стараешься показать, что тебе, да наверное, и всему миру нет дела до того, откуда мы и к какой... хм... уютной и безопасной жизни привыкли.

– Для начала не так уж плохо, – холодно улыбается Лортрен. – Все сказанное верно, но, кроме того, я еще и стремилась заставить вас думать.

Интересно, видел ли отец ее такой – холодной и отстраненной? Кажется, он разговаривал с магистрой с особой любезностью...

– Вам не помешает усвоить, что у действительности имеются две стороны. Она такова, какова есть, но еще и такова, какой видится людям, и эти две стороны редко бывают одинаковыми. А почему? – на сей раз взгляд магистры падает на Тирена, юного поэта с лохматой каштановой шевелюрой.

– Ну, потому что... люди... им иногда бывает труднее поверить реальности, чем выдумке. Так?

– Неплохо, – голос Лортрен смягчается. – Действительно, многим из нас бывает трудно принять некоторые аспекты реальности, даже те, которые нам понятны. Пока дело касается одного человека, это не имеет особого значения, но обманываются не только отдельные люди, но целые селения, города и народы.

Взгляд Доррина смещается к окну, к быстро бегущим облакам, а мысли – к вопросу о машинах и неколебимой отцовской убежденности в том, что все они годятся лишь для умножения хаоса.

– Ты не согласен, Доррин?

– Нет... то есть, да. Я хотел сказать, что даже у нас на Отшельничьем весьма умные и сведущие люди порой оказываются во власти предубеждений.

– Вроде тех, которые я имела в виду, когда рассказывала об Основателях?

Доррин кивает.

– Кажется, ты имеешь в виду что-то еще.

– Ну, тут немножко другое... – запинаясь, говорит Доррин и умолкает. Поминать о машинах ему не хочется, а никакие другие примеры, как назло, не приходят в голову.

– А что скажут остальные? – спрашивает Лортрен, обводя взглядом класс.

Некоторое время все молчат. Потом темноволосая девушка, Лизабет, произносит:

– Мне кажется, Доррин имел в виду следующее: наша вера в то, что касается сегодняшнего дня, и в то, что касается прошлого, – не совсем одинакова. Это... как бы разные виды веры.

Шендр непроизвольно хмыкает.

– Такое возможно, – понимающе кивает Лортрен, – хотя я не уверена, что это так уж важно. Людям бывает непросто принять некоторые действия, события или поступки, особенно если это так или иначе затрагивает их самих. Поэтому, помимо всего прочего, я попытаюсь научить вас видеть собственные слабости и преодолевать их.

Доррин старается не хмуриться. Сам он предпочел бы научиться не преодолевать собственные слабости, а научиться убеждать других смотреть на них иначе.

– А теперь, – продолжает магистра, – я хочу, чтобы вы сказали, почему разница между тем, какими людьми были Основатели согласно преданиям, и какими они являлись на самом деле, так для нас важна.

По правде сказать, Доррин вовсе не уверен в том, что она так уж важна. Люди есть люди, и пусть они верят во что хотят. Однако слова магистры юноша слушает внимательно.

XI

– Какова социальная основа Предания?

«Ну и вопросик, – думает Доррин, озирая маленькую классную комнату. – Ну какое вообще отношение может иметь Предание к нашему нынешнему положению? Вот уж воистину „Академия Драчунов и Болтунов“. Впрочем, болтовня всяко лучше изгнания».

Кадара наматывает на указательный палец правой руки короткую прядку рыжих волос и слегка морщит лоб. Брид ерзает на сплюснутой под его весом кожаной подушке. Аркол тупо смотрит на утренний туман за полуоткрытым окном.

– Ну... – в голосе Лортрен слышится раздражение. – Мерган, отвечай ты. О чем оно вообще, это Предание?

– Ну... – бормочет, уставясь в пол, низенькая пухлая девушка. – Там про этих... про ангелов. Что они были женщинами и бежали с небес на Крышу Мира, где основали Западный Оплот, а потом и другие западные королевства.

– Ты ведь не из Хамора или Нолдры, а с Отшельничьего, – с осуждением говорит магистра. – Могла бы знать Предание и получше. Ну а ты, Доррин, можешь сказать, что уникального было в бежавших на землю – в наш мир – ангелах?

Доррин облизывает губы:

– Уникального... Ну... Они удрали с Небес, чтобы не вести бессмысленную войну с демонами Света.