Магия Отшельничьего острова - Модезитт Лиланд Экстон. Страница 36

Однако ее спокойная уверенность не смущает навязчивого бородача, который тянется за стулом.

– Я тебя не приглашала, – замечает девушка.

– Обойдусь без приглашения, – рычит он, окидывая ее похотливым взглядом, и садится рядом.

Ее посох и нога приходят в движение одновременно.

И стул и бородач падают на посыпанный песком дощатый пол.

– Сука! – он тянется за ножом.

Она заносит посох. Удар! – и любитель цепляться к женщинам лежит ничком.

– Эй, мне тут не нужны драки! – кричит трактирщик, подбегая к упавшему.

– Ты прав, драки ни к чему, – кивает рыжеволосая. – Когда этот идиот очухается, посоветуй ему впредь быть поосторожнее.

Трактирщик волочет потерявшего сознание человека к двери, а девушка садится и спокойно доедает свой хлеб и сыр.

Темноволосая женщина под вуалью кивает человеку в белом. Тот улыбается и кивает в ответ.

Тем временем беременная служанка возвращается в залу, с трудом волоча корзину, полную мокрых камней.

– Камни, мой господин. Как было велено.

– Будь добра, сложи их на каминную решетку.

Служанка повинуется, посматривая то на стройного чело века в белом, то на пузатого хозяина.

– Спасибо, красавица. Держи!

Служанка получает серебреник. Глаза ее округляются. Кланяясь, она ловко прячет полученную монету в потайной карман.

– Премного благодарна, мой господин.

Человек в белом встает и, повернувшись к столикам, произносит:

– Сдается мне, всем вам довольно зябко. Вот вы, – он указывает на три фигуры за столиком у стены, – как мне кажется, намокли под холодным дождем, да и другим не намного легче. Хотите согреться? Я вам это устрою.

Он поворачивается к разложенным на каминной решетке камням и делает неуловимый жест. Раздается шипение, над решеткой вспыхивает белое пламя. Все – даже рыжеволосая девица в углу – вздрагивают. Воцаряется полная тишина.

Когда белое пламя опадает, становится видно, что камни превратились в равномерно горящие уголья. По помещению начинает распространяться приятное тепло.

Темноглазая женщина с вуалью поднимается и направляется к столику рыжеволосой.

– Лорд Антонин и я просим тебя присоединиться к нам.

– Зачем? – спрашивает рыжеволосая.

– Стоит ли обсуждать это здесь? – отзывается незнакомка, с улыбкой посматривая на посох.

– И то сказать, – улыбнувшись в ответ, рыжеволосая встает.

– Меня зовут Сефия, а это лорд Антонин, – представляет себя и своего спутника женщина в вуали.

– Будь нашей гостьей, – предлагает Антонин.

– С чего бы это? – интересуется рыжеволосая.

– А почему бы и нет? – отвечает лорд в белом. – У тебя наверняка есть вопросы, а у нас, возможно, на некоторые из них найдутся ответы.

Рыжеволосая присматривается к Сефии и приходит к выводу, что та, несмотря на прекрасную фигуру, старше, чем кажется с первого взгляда. В уголках глаз заметны морщинки, а щеки явно нарумянены.

– Ну раз так, то спрошу: зачем вам потребовалось демонстрировать свою силу? И что вам нужно от меня? – говорит она наполовину шутливо, наполовину с вызовом.

– Дело есть дело. Как думаешь, юная леди, может ли внешность действительно быть обманчивой?

– Продолжай, – говорит рыжеволосая.

– Продолжу. По-моему, поступки красноречивее слов. Некоторые из собравшихся здесь промокли и продрогли. Согрела ли их хваленая добродетель Отшельничьего? Сумеет ли трактирщик разжечь огонь в камине теплом своего сердца?

– Это затасканный довод, Антонин. Один хороший поступок еще не делает человека хорошим. Как и один неправильный не превращает в злодея.

Наружная дверь распахивается. В помещение врывается влажный холодный ветер, но дверь тут же захлопывается.

– И все же поступки красноречивее слов, – настойчиво звучит мелодичный голос Антонина – Скажи мне, чем плохо обогреть замерзающих?

– Мне не нравятся ответы, представляющие собой вопросы, – говорит рыжеволосая. – Как насчет прямого ответа?

Антонин, словно находя подобную прямолинейность излишней, пожимает плечами и смотрит собеседнице в глаза.

– Что толку от добрых помыслов, если они не воплощаются в добрые поступки? Ох, прости, – спохватывается и усмехается он. – Привычка... Но я попробую сказать по-другому. Чистоплюи от магии, такие, как Мастера Отшельничьего, учат, будто форма магии сама по себе имеет отношение к добру или злу. По их мнению, использование магии хаоса хотя бы для обогрева тех, кому грозит смерть от холода, или для пропитания тех, кому грозит смерть от голода, способствует умножению зла – вне зависимости от намерений того, кто к этой магии прибегает. Мне же подобные рассуждения представляются сомнительными. Разве человеческая жизнь не дороже ярлыка? – он снова пожимает плечами. – Я прошу тебя подумать об этом. Подумать о нищих, которых ты видела на холодных улицах. Ну, а заодно раздели нашу трапезу.

– И?

Антонин тепло улыбается:

– Мне предстоит обсудить с герцогом некоторые вопросы. Если тебя заинтересует возможность иметь с нами дело, то имей в виду: я пробуду в Хайдоларе чуть меньше восьмидневки, если считать с сего дня. В «Роскошном пристанище». Приходи туда или оставь для нас весточку.

Взяв ломтик мяса, он кивает на стоящую перед гостьей пустую тарелку:

– Разумеется, сначала тебе нужно получше познакомиться с Кандаром и поразмыслить о том, как распорядиться твоими способностями. Так что пока хватит разговоров. Угощайся в свое удовольствие.

Рыжеволосая косится то на Сефию, то на Антонина, но эти двое не переглядываются. Не происходит между ними и обмена искаженной энергией, что ей случалось наблюдать на Отшельничьем. В конце концов она подцепляет ломтик мяса, и все трое приступают к еде.

XXI

По сравнению не только с Главным, но и с менее значительным Поперечным трактом Отшельничьего, дорога из Фритауна в Хрисбарг представляла собой не более чем проселок. Прямой, но узкий. Недалеко от города большак разделился на три ответвления – на юг, север и запад. Я выбрал единственную дорогу, которая не вела вдоль побережья.

Середина дороги представляла собой полосу плотно утрамбованной глины шириной примерно в крестьянскую повозку. Все остальное было безнадежно разбито и размыто. По обе стороны тянулись глубокие колеи, оставленные в вязкой грязи.

Попытка отстегнуть плащ от заплечного мешка прямо на ходу едва не стоила мне падения с пони. Ухватиться за край седла удалось лишь в последний момент.

Гэрлок неодобрительно заржал.

Я извинился. А потом, слегка натянув поводья, остановил его и оглянулся. Позади осталось более пяти кай. За нами, вроде бы, не гнались. Другая неприятность подстерегала нас – моросящий дождик грозил смениться настоящим ливнем. Стоило мне слезть с седла, как стало ясно, что ноги с внутренней стороны основательно стерты. А ведь мы только-только начали путешествие!

В небе громыхнуло. Тучи продолжали темнеть, обещая уже не только ливень, но и грозу. За тянувшимися сбоку дороги каменными оградами виднелись побуревшие, лишь со слабым намеком на зелень, луга. Кое-где на полях стояли лужи, а стебли некоторых луговых трав почернели – они гнили на корню. Похоже, что затяжные дожди в этой местности – не редкость.

Снова громыхнуло. Крупные дождевые капли забарабанили по дорожной глине и по моей макушке. Пристроив торбу позади седла, я снова взобрался на Гэрлока и поморщился от боли.

– Поехали.

Загромыхал гром. Дождь полил как из ведра.

Все складывалось так, что лучше и не бывает. Под мерзким проливным дождем, по дороге, проходившей через совершенно неизвестные мне места, я направлялся в совершенно незнакомый город.

Гэрлок предостерегающе заржал, прерывая мои невеселые мысли.

Впереди на дороге появилось бесформенное пятно, вскоре принявшее очертания кареты, запряженной парой громадных коней. Над головой кучера, закутанного в поблескивающий от влаги серый плащ с капюшоном, торчал шест, на котором висел намокший красный флаг.